Дмитрий Каралис - Дела семейные Страница 27

— Не могу! — отец говорил так, словно ему предлагали отказаться от родины, а не от аспиранта. — Я все-таки педагог и на двадцать лет его старше…

Гвозлик продолжал удивлять общественность. Но по мелочам. То кошка спрыгнула ему на голову и расцарапала прикрытую волосами лысину. То оштрафовали за куренье на Дворцовом мосту и прислали сообщение об этом факте в институт. То ножка стула, которым он хлопнул об пол, угодила на большой палец тещиной ноги, и теперь теща ходит в гипсе и не разговаривает с зятем. То в общежитии знакомил приятеля с древней казацкой борьбой, — сидя на табуретках, одними руками, — и разбил стекло на лестнице…

Грубо, но точно выразилась тетя Зина: «То плетнем придавит, то корова обос…!»

Неожиданно Гвозлика как подменили.

У отца даже мелькнула мысль, — не снюхался ли он с баптистами?

Во-первых, он отдал бате все долги, — все бесчисленные трешки, пятерки, десятки и двадцатки, которыми мой родитель ссужал в разное время бедолагу. Затем, буквально на следующий день, Гвозлик напросился к отцу в попутчики и по дороге до метро пообещал, что отныне всерьез возьмется за диссертацию и ни при каких обстоятельствах не подведет своего научного руководителя.

— Работать и работать! — сообщил свой новый девиз Гвозлик. — Только так!

— Давно пора, — размяк душой батя. — У вас сейчас самый благодарный возраст для науки. Сначала кандидатская, потом, глядишь, докторская. Вы же толковый исследователь, Владимир Альбертович!

— Спасибо за вашу оценку, — потупил глаза Гвозлик. — А пить я точно брошу, как и обещал!

— Хм-мм, — сказал отец. — Может быть, по бутылочке пива?

Они шли через парк «30-летия ВЛКСМ», и папаня решил, что неплохо бы пригласить аспиранта в пивной буфетик, чтобы потолковать по душам и сблизить позиции по сложным жизненным проблемам Отец только что вернулся из командировки в Лодейное поле, где неделю принимал экзамены у заочников, и поэтому ответ Гвозлика прозвучал для него загадкой:

— Нет! — Гвозлик остановился, как вкопанный и испуганно посмотрел на руководителя. — Я же вам позавчера пообещал, Сергей Михайлович. Теперь даже пива не пью! Все! Хватит! Вы меня убедили!

— В чем? — по инерции спросил отец.

— Ну, вот в этом…

— Позавчера, говорите? — задумался отец.

— Ну да, — кивнул Гвозлик, не решаясь двинуться с места. — Или поза-позавчера? Может, я путаю?

— Хорошо, хорошо! — растеряно сказал отец. — Вы идите, а я все-таки бутылочку «Рижского» выпью…

На следующий день Гвозлик поймал батяню в институтском дворе:

— Я хотел только добавить, что совсем не обижаюсь на вас!

— За что не обижаетесь? — на всякий случай спросил отец.

— Вот за это! — Гвозлик осторожно приложил кулак к своей бороде. — Еще и мало поддали! Надо было больше! И вообще, я вас по-настоящему зауважал, Сергей Михайлович! Даже если бы вы меня с моста скинули, как обещали, я бы все равно не обиделся. Заработал — получи! А я заработал…

— Точно не обижаетесь? — участливо спросил отец. — У вас все цело?

— Все цело, — весело махнул рукой Гвозлик. — Бывало и хуже! Не волнуйтесь, — все между нами! Вот, я вам статью для аспирантского сборника принес, возьмите, пожалуйста, на рецензию…

Отец взял у Гвозлика папку с тесемками, извинился и пошел совсем в другую сторону. За углом он быстро развязал папку и увидел в ней листы рукописного текста и несколько графиков на миллиметровке. Действительно, статья…

Пробыв три года в аспирантуре, Гвозлик так и не написал диссертацию. Вернее, написал, но она пропала вместе с портфелем на Московском вокзале, когда он, помогая милиции, гнался за сбытчиком наркотиков, и ему подставили ножку. Как водится, глупая толпа принялась крутить ему руки, он разбушевался, и потому вместо почетной грамоты из МВД прикатила телега в институт, расписывающая хулиганское поведении Гвозлика в нетрезвом виде. Гвозлик и не отрицал, что выпил кружечку пива после трудового дня…

После похорон внучки двоюродной сестры первой мамы Гвозлик тихо уволился с кафедры, и следы его затерялись

Отец к тому времени остыл к написанию докторской и взращиванию учеников. «Нет, — весело рассуждал он, — крупного ученого из меня уже не получится. — Буду средним!» Мама свозила папу в санаторий на Куршскую косу, и вернулись они посвежевшими. «А какие там белочки!», — умилялась мама. «А какая рыбалка!», — хвастался отец.

…Я помнил Гвозлика по фотографии — замаскированная лысина, борода полешком на треугольном лице, взгляд правдоискателя, и поэтому сразу признал его за соседним столиком в пивбаре «Золотое руно» что на Кировском проспекте рядом с киностудией «Ленфильм».

Мы с бригадой вернулись из Северодвинска и отмечали завершение ходовых испытаний, — он сидел с двумя веселыми девицами и доливал себе водку в пиво.

— Я не кто-нибудь, а директор фильма! — возвещал Гвозлик, — В моих руках все финансы и сметы! Если я захочу….

Был восемьдесят третий год, генсеком стал Андропов, и мы нисколько не удивились, когда в баре стали проверять документы и интересоваться, почему мы не работе. У нас были законные отгулы, но не было выписки из приказа о предоставлении оных, и скоро нас всех отвезли в ментовку и посадили в обезьянник до выяснения мест работы.

Гвозлик и здесь оказался рядом, он сидел в толстом песочном пальто, разорванным по спине до воротника, и втихаря курил. Его пообещали вызвать последним. Застеночное братство сближало: я представился и спросил, помнит ли он моего отца, доцента Банникова?

— Конечно! — радостно кивнул он. — Мой научный руководитель! Классный мужик! Он меня однажды так отхреначил! так отхреначил! Чуть в Обводный канал не скинул! Но я тогда был не прав! Пил по-черному, на кафедре почти не появлялся! А ты точно его сын?.. — он повернул ко мне вспыхнувшее улыбкой лицо.

— Точно!

— Передавай ему привет! Я сейчас на павильонах снимаю, у меня многомиллионных фильм в производстве. Хочешь, приглашу на премьеру?

— Спасибо, — отказался я и зачем-то спросил: — А вы сейчас пьете?

— Не-е, — помотал головой Гвозлик и пренебрежительно махнул рукой. — Разве что пиво, как сейчас.

18 февраля 2003 г.

КИТАЙСКАЯ КАРТИНА

В июле, когда до дня рождения отца и дяди Жоры оставалось меньше месяца, жена предложила продать китайскую картину своей бабушки.

— Ты же видишь, что происходит, — печально сказала Настя. — Не хватало только, чтобы они окончательно поссорились накануне юбилея…

— Вижу, — сказал я. — А тебе не жалко картину?

— А что делать? Мне жалко твоего отца и твою маму. И Дениску жалко. И себя жалко. Мне всех жалко… Но без денег будет не юбилей, а дурдом!

— Ты думаешь, она может прилично стоить?

— Не знаю, — сказала жена. — Свези для начала в Эрмитаж, покажи специалистам. Я прикинула, — нам надо, как минимум, восемьсот.

— Чего?

— Не рублей же! Долларов! — жена взялась перечислять необходимые траты, и я погрустнел. — Подарки отцу и дяде Жоре! Стол человек на тридцать! Заплатить налог за дачу! Неплохо бы новые туфли твоей матушке, кроссовки Денису…

…Картина была в темной буковой рамке, размером с кухонный стол, и изображала суету в каком-то просторном китайском помещенье. Настоящий восточный ребус, написанный разноцветной тушью на тонкой рисовой бумаге: в одном углу моют в лоханке молодого китайца, в другом — кошка гонится за мышкой, а за ними собачка, хвостик кренделем; в центре — делегация в халатах и с сундучками в руках кланяется толстому мандарину, сидящему на троне. Еще один китаец с белым жасминовым лицом пишет иероглифы на дощечке… Человек тридцать в общей сложности, не меньше. И всяк занят своим делом. Сколько я ни разглядывал картину, смысла происходящего так и не уяснил. Суета в китайском тереме, одним словом. В фанзе.

Судя по всему, лет двести той картине было.

Умершая несколько лет назад бабушка жены, подарившая нам картину, оказалась женой святого. Ее муж, протоиерей одной из петербургских церквей, был расстрелян большевиками, а к тысячелетию крещения Руси канонизирован в ранг святого.

Таким образом, после канонизации моя теща автоматически стала дочерью святого, а жена — внучкой святого.

Наш сын Денис, соответственно — правнуком святого.

Я стал мужем внучки святого…

Это, должен заметить, не хухры-мухры, налагает соответствующие обязательства. Как, например, можно повздорить с женой, если она внучка святого? Только, взяв грех на душу. Была бы просто жена, — поругались, и забыл, мало ли чего не скажешь под горячую руку. А тут — внучка святого! Большой грех! Поэтому, вы, Кирилл Сергеевич, будьте поосторожнее с эмоциями! Об этом мне не раз намекалось тещей и ее родственниками. А также говорилось, что я должен дать нашему сыну, правнуку святого, хорошее образование и вообще, мне предлагалось личным примером вести его по жизни и оберегать от наущений дьявола…