Ференц Шанта - Пятая печать Страница 28

— Да.

Она посмотрела на него:

— По-правдышнему говоришь?

— По-правдашнему! Ну, иди же ко мне…

Девочка слезла со стула и подошла, прижимая к себе мишку. Дюрица взял ее на руки.

— Все тут будут очень тебя любить!

— А ты не обманываешь?

— Как ты можешь такое говорить? Хорошие дяди никого не обманывают…

Девочка уложила мишку на стол и накрыла краем скатерти.

— Мой папа тоже был хороший, а обманул меня…

— Разве можно так говорить? Папы и мамы никогда не обманывают детей. И твой папа, конечно же, тебя не обманывал…

Девочка поправила на мишке скатерть.

— А вот и нет!.. Обманул! Всегда говорил, что очень меня любит, только для того и живет на свете, чтобы беречь меня. Говорил, что всегда будет со мной, всегда-всегда, пока я не вырасту большая, и всегда будет мне помогать, заботиться обо мне, а еще говорил, что никогда меня не оставит. И мама говорила, а теперь и ее со мной нет…

— Твои мама и папа, — сказал Дюрица, — доверили тебя мне, чтобы я о тебе заботился, пока они не вернутся. А до тех пор я буду тебе во всем помогать. Мы будем учиться, как и остальные дети. Здесь у каждого малыша есть книжки и тетрадки. Ты тоже получишь от меня карандаш, ластик, пенал, выучишься писать и читать. Я думаю, ты будешь очень хорошей ученицей…

Девочка зажмурилась и спросила:

— А сколько человеку нужно расти, чтоб его можно было убить?

Дюрица повернул малышку к себе лицом:

— Как можно задавать такой глупый вопрос?

— Сколько мне еще расти, чтоб меня тоже можно было убить?

— Ани, ты задаешь мне очень глупый вопрос!

— Почему глупый? Разве не всякого убивают, кто вырос? А может, только тех, у кого нет ружья?

Дюрица взял детское личико в ладони:

— Послушай, Ани!..

— Я не хочу, чтобы меня тоже убили. Моего мишку ведь тоже убили, а он был такой хороший, никогда никого не обижал! А почему мой папа сказал, что всегда будет со мной, а потом взял и обманул?

— Твой папа тебя не обманул! И мама тоже не обманула…

— Тогда почему же их нет со мной?

— Теперь с тобой я, и я буду о тебе заботиться. Тебе будет здесь очень хорошо, вот увидишь. Ты будешь играть в разные игры, и у тебя будет много маленьких друзей и подружек. Ты умеешь шить куклам платье?

— Да! Только у меня больше нет куклы… Нет папы, нет мамы, и мишки нет, и куклы нет… А чем людей убивают?

— Вот увидишь, какую красивую куклу я тебе подарю! И раз ты умеешь шить, то сама сошьешь ей платьице, Ева даст тебе иголку, нитку и будет помогать…

— Кто это — Ева? Мою подружку тоже звали Евой, ее у меня тоже нет… А в людей так же стреляют, как охотники в зверей, — из ружья?

— Ева уже большая девочка, — сказал Дюрица, принимаясь расшнуровывать на ней ботинки. — А мы пока что будем раздеваться, хорошо? Она уже совсем большая девочка. И о ней теперь тоже я забочусь… Но она уже такая большая, что будет тебе во многом помогать. Такие красивые платья умеет шить, вот мы вдвоем и будем учить тебя читать и писать? Правда, здорово?

— А я уже умею свое имя писать. Папа научил меня, как надо его писать…

— Вот и прекрасно! Я знал, что ты очень умная и способная девочка… Поэтому-то и хотел тебя кое о чем попросить. Хорошо? Это очень просто… — Он понизил голос и продолжал: — С этой минуты попробуй говорить так же, как и я. Так же тихо, ладно? И все время разговаривай тихо, негромко. Хорошо?

Девочка пожала плечами:

— А мне не нравится говорить тихо! Мне все всегда говорят, чтоб я тихо говорила, тихим голосом… А я хочу говорить так, чтоб всякий мог понять, что я сказала. Вот так… таким громким голосом!

Дюрица бросил взгляд на окно:

— А если бы я тебя очень попросил?

Девочка перешла на шепот, подражая Дюрице:

— …тогда никто… не… поймет… что… я… говорю.

— Как не поймет! Смотри, я же понял. Все остальные дети тоже тихо разговаривают и всегда друг друга понимают. Я ведь тебя ни о чем другом и не прошу, только чтоб негромко говорила…

Девочка задумчиво на него посмотрела. Наморщила лобик и заглянула ему в глаза:

— А почему ты хочешь, чтоб я так говорила?

— Да так — можешь сделать мне приятное?

— И тогда меня не убьют?

Дюрица сжал губы. Потом сказал:

— Да… а если будешь разговаривать громко, то злые дяди узнают, что ты здесь, придут за тобой и убьют! Ты теперь всегда будешь разговаривать тихим голосом, как я… Хорошо?

— И с мишкой тоже тихим голосом?

— И с мишкой.

Девочка расстегнула пуговички на платьишке:

— А людей убивают так же, как зверей, — прямо из ружья?

Он снял с девочки уже оба ботинка и теперь поставил ее на свой стул:

— Подожди… я принесу ночную рубашку…

Девочка стянула с себя платье:

— А они не всех убивают?

— Нет, — ответил Дюрица, — всех убить они не могут…

— Может быть, и меня тоже не смогут?

— Ну, давай посмотрим, какая у тебя ночная рубашка, — сказал Дюрица, кладя на стол портфель. В портфеле была юбка, две маленькие рубашонки, ночная сорочки и ничего больше. Это было все имущество малышки.

— Какая красивая рубашка! Подойди, я помогу тебе ее надеть. Вот увидишь, как хорошо тебе будет спать с твоим мишкой…

— А почему они убивают мишек? Ведь они еще не выросли. И почему это плохо, когда ты взрослый?

— Гоп-ля! Вот так… Платье твое положим сюда, на другой стул…

Когда девочка была уже переодета и стояла в ночной рубашке, доходившей до лодыжек, Дюрица взял ее на руки.

— Возьми с собой и мишку! — сказал он, нагибаясь вместе с девочкой, чтоб та могла дотянуться до стола, где он лежал.

— Он со мной будет спать?

— Конечно! Только ты присмотри, чтоб он всегда был хорошо укрыт…

— Ой, я не сложила как следует платье! — спохватилась девочка.

— Ничего, я сам сложу, — успокоил ее Дюрица и открыл дверь в комнату. — А уж с завтрашнего дня ты всегда будешь складывать его сама. Будешь приносить его сюда, здесь, на стульчике возле твоей кроватки, и будет его место. Ну, а теперь осторожно, чтобы нам никого не разбудить…

— Ой, сколько здесь малышей!..

— Вот увидишь, какие они славные… А это твоя кроватка!

Справа у стены пристроилась рядом с остальными кроватками узенькая раскладушка. Слева, на точно такой же раскладушке, мирно спала девочка лет десяти, положив руки поверх одеяла.

Дюрица положил малышку. Укрыл одеялом и помог пристроить на подушке мишку. Потом натянул одеяло на обоих и поцеловал девочку в лоб.

— Тебе удобно?

Малышка не ответила. Через неплотно закрытую дверь свет падал ей прямо в лицо. Щурясь, она смотрела на мужчину, как только что в кухне.

— Удобно лежать? — снова спросил Дюрица. Девочка не ответила, промолчала.

— Почему ты не отвечаешь, удобно тебе лежать или нет?

— А я и так знаю, хоть ты и не сказал, до каких лет надо дорасти, чтоб тебя убили.

— Глупая! — сказал Дюрица. — Если ты мне не веришь, я не буду тебя любить! Спи спокойно…

Хотя у него была еще куча дел, он встал, закрыл дверь и снова присел возле девочки. Пригладил на лбу волосики…

— Аника уже сладко спит…

Он продолжал гладить ее волосы. Девочка закрыла глаза. Потом со вздохом прошептала:

— О господи… господи.

Повернула голову набок, прижала к себе мишку… и вскоре Дюрица услышал ее ровное дыхание. «Спит, — подумал он, — и если не дольше, то хотя бы до утра ни о чем не будет думать».

В кухне на стене часы показывали час ночи. Дюрица сложил малышкины вещички, отнес их в комнату и положил на стул возле кроватки. Вернувшись на кухню, выдвинул ящик кухонного стола. Ящик был разделен куском картона на две части. В одной половине, аккуратно свернутые парами и скатанные в комочки лежал и черные, серые и бежевые чулки. По другую сторону от картонки лежали другие чулки, выстиранные и ожидавшие штопки. Там же лежала иголка с нитками. Дюрица вытащил их и подошел к печке. Огонь в ней уже погас. Он набросил на плечи пальто и, усевшись на низенький стульчик, разложил чулки у себя на коленях. Потом сложил их парами. Натянул один из них на штопальный грибок, продел в иголку нитку и, повернувшись к свету, ткнул иглой в чулок.

7

Вечером на следующий день — как обычно — коллега Бела вынес вино и водрузил на середину стола. Вытер руки о фартук и сел на привычное место. Ковач, столяр, спросил:

— А что с нашим дорогим Швунгом?

— Наверное, перегрузился вечером грудинкой, вот теперь желудок и лечит. А может быть, за новой грудинкой бегает, если у него вообще остались книги, которые можно загнать. Я могу еще понять, что можно раздобыть за книги мясо — коли находятся болваны, отдающие мясо за книги, — но откуда он достает столько книг, чтоб их на мясо менять, — вот это мне понять уже труднее. Где здесь торговый кругооборот? То есть, за товар — деньги, за деньги — снова товар, даже больше товару?..