Елена Котова - Легко! Страница 28

– У него вид школьной формы, если бы не цепь, нет никакой заманюньки…

В конце концов, она решила надеть-таки разноцветную юбку, но к ней тонкий черный замшевый пиджак вместо топа.

– Вон такси, ой, мы уже почти на час опаздываем!

– Ты очень противоречивый человек. У тебя куча красивой одежды, и для тебя это много значит. Ты покупаешь всё только самое лучшее, выбираешь самые престижные курорты. Но ты не гонишься за деньгами. При твоих связях в российской бизнес-элите – причем тебе нравится, что ты с ними на одной ноге, – ты не стремишься стать ее частью. Такое впечатление, что ты все время уходишь от реально больших денег. Ты не в разладе с миром, ты прокладываешь в нем какой-то свой собственный непостижимый путь.

– Медвежонок, не знаю, с чего бы это сегодняшняя мини-сессия показа моды породила такое глубокое философствование. Ты прав, у меня нет фанатизма ни к деньгам, ни к одежде, ни к статусу на социальной лестнице. Я действительно люблю красивые вещи и всегда, когда могу, покупаю их, а когда не могу – ну и не надо.

Германское посольство ломилось от людей. Анна ловила на себе любопытные взгляды. Ее осматривали бы, даже если бы она была одна, – убийственный наряд, а тут она еще и под руку с таким мужчиной! Они взяли напитки, и сразу же к ним подошла пара из Швейцарии. После банальных приветствий Анна не знала, о чем говорить. Швейцарцы спросили Джона, почему мобильные телефоны не работают в метро? Анна удивилась, что за нелепый вопрос? Но Джон серьезно, но с прибаутками всё им объяснил, и между этой тройкой завязался оживленный разговор. Потом подошел другой ее коллега, седовласый американец, следом подтянулся знакомый из Австралии и представил свою партнершу – Марию. Кружок всё разрастался, и Джон был его центром.

Анна с Марией отошли посплетничать, а когда вернулись, кружок вдвое вырос, он был самым большим и шумным на этом приеме. Остальные гости посматривали на них с завистью. Джон завораживал людей, и на Анну падали отблески его успеха. «Это Джон, он с Анной пришел», – объясняли окружающие каждому вновь подошедшему.

– Это ты необыкновенный, а не я. У тебя фантастическое умение располагать к себе людей.

– Я просто умею болтать про что угодно.

– Нет, тут другое. Людей не проведешь. Ты излучаешь подлинный интерес к ним, и им хочется этого еще и еще.

– Я сказал тебе однажды, как тебе повезло, что меня заполучила.

«Но я не заполучила тебя. И вряд ли когда-либо получу», – мелькнуло у Анны, и впервые она почувствовала, что ей по-настоящему больно. Да еще ночь, которая была полна такой щемящей нежности… А после ночи – утро, когда Джон, уходя, впервые был, пожалуй, таким грустным, что, закрыв за ним дверь, Анна посмотрела на себя в зеркало и сказала отражению:

– Ну что, сердце, опять хочешь быть разбитым?

Да и Джон не переставая думал, насколько всё усложняется. Анна уже не была просто игрушкой, она превратилась в близкого и важного человека, и это было страшно. Они, конечно, наслаждались игрой, в которой оба были сильными партнерами, но это уже был не просто fun, а не входившая в их планы подлинная нежность.

Джон звонил Анне, когда она улетала в командировки, осведомляясь, как долетела, хорошо ли спала, ему хотелось всё время заботиться о ней, и он всё реже вспоминал, что заботиться он должен об Одри. Он тяготился уик-эндами в Эдинбурге, хотя по-прежнему весело проводил время на всех этих сборищах, но ему было стыдно, что Анна сейчас сидит одна и, может быть, грустит. Все мелкие разногласия с Одри приводили к размолвкам и раздражению с обеих сторон. Он чувствовал, что выпускает ситуацию из-под контроля, чего ни в коем случае не должен был допустить.

Открытие, что ей нужен Джон не частями, а целиком, расстроило Анну. Об этом нельзя было и думать, она знала – это невозможно и не входило ни в ее, ни в его план. Это лишь грозило превратить волшебную, приносящую столько радости игру в тяжелую работу, которая убьет эту радость.

Анна как будто плыла против течения, а оно становилось всё сильнее день ото дня. Оба боролись с ним ради спасения того, что они создали. Два взрослых человека изо всех сил старались удержать свою растущую любовь в границах, которые они когда-то отвели ей в своих жизнях. Всё это началось на дурацком приеме в посольстве. Люди, разговаривавшие с ними, не сомневались, что они – пара. И они стали ею, хотя и не собирались.

Одри и Лора напряженно работали. Они готовили неделю в Инсбруке в конце марта и обсуждали, кто еще достоин быть приглашенным, выбирали отели, занимались билетами.

Джон и хотел, и не хотел ехать. И новая дружба Одри с Лорой ему не нравилась. Одри вообще всегда каталась на лыжах из-под палки, а тут было ясно, что тянется за Лорой. Поездка будет посвящена всему чему угодно, только не катанию, и опять ему придется развлекать всю компанию, а главное – Анна так расстроится, что они не едут вместе, ведь оба понимают, что это было бы во сто крат веселее.

К его облегчению, когда он всё же объявил Анне о приближающихся каникулах, она легко ответила:

– Какое совпадение! Я тоже собираюсь в горы со своими московскими приятелями. Мы едем в Саас-Фе. Думаю, гора там никакая, но я так хочу повидать и Женьку, и Бориса с Леночкой, и всех остальных.

К облегчению тут же примешалась досада, даже ревность: не может у нее быть такого самоконтроля, а ведь даже бровью не повела, не вздохнула: «Как было бы хорошо нам покататься вместе…» И свою поездку тоже спланировала, ничего ему не говоря. Нет, это тяжелая работа над собой. Сколько она еще сможет так себя контролировать? Какой ценой? Конечно, если бы они вели бесконечные и не имеющие никакого практического смысла разговоры о выборе, о соединении, они бы всё разрушили. Но эта скрытая работа – разве она их друг от друга не отдаляет нагромождениями лжи и игры в безмятежность, когда на душе кошки скребут, и именно тому единственному человеку, кого это касается, ничего не расскажешь?

Арльберг, как Джон и думал, оказался полным разочарованием. Лора и Одри катались по полтора-два часа в день, растягивая это время до обеда за счет долгих посиделок в кафе. Всё остальное время они сплетничали, ходили по магазинам, торчали в спа. Джон и Майкл катались дольше, и Майкл был, безусловно, интересным человеком, но Джон не испытывал к нему по-настоящему дружеских чувств. Жаль, что Одри принесла их обычных друзей – Саймона, Лизу, Пайперов – в жертву своей новой приятельнице, которой старалась во всем угождать, и это было неприятно.

В отеле они быстро завели новые знакомства: пара из Италии, какой-то крупный риелтор из Германии, несколько англичан. Порой Джон слышал в отеле русскую речь, тут же вспоминал об Анне и хандрил от мысли, как было бы здорово, если бы он катался с ней.

Анна приехала в Саас-Фе на пару дней позже своих приятелей и обнаружила, что их компания была самой большой в отеле Ferienart Resort. Все русские по происхождению, они слетелись кататься вместе со всего света, следуя неумолимой настойчивости Женьки, который собирал их несколько месяцев.

Эрнест, которого Анна знала много лет, был со своей жизнерадостной, полноватой, источающей миллион слов и кучу полуматерных анекдотов женой Ингой. Эрнест не так давно переехал в Швейцарию, занял очень достойную позицию в крупном банке и приехал в Саас-Фе на машине.

Женькин лучший друг Борис, которого Анна знала почти пятнадцать лет, преуспевающий адвокат из Нью-Йорка. Несколько лет назад он развелся и три года крутился с молоденькой, тонкой как струнка, грустно-томной Леночкой, пока та наконец его на себе не женила. Их свадьба на Капри стала одним из наиболее обсуждаемых в прошлом году событий, и даже в Саас-Фе они вспоминали, как Женька выпал с балкона в сером «утреннем смокинге» свидетеля жениха и как Олег чуть было не подпалил отель, запуская свадебный фейерверк после нескольких стаканов грога и пары дорожек кокаина.

Присоединилась к компании и пара, с которой Анна была не знакома: Алекс – ровесник Женьки и Бориса, мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, и его девушка Лола, которой едва исполнилось двадцать. Алекс не был их другом, но считался важным клиентом Бориса в Нью-Йорке и делал какие-то проекты вместе с Женькой в Москве.

Анна каталась либо одна, либо с Эрнестом, который единственный вставал относительно рано. Все остальные подтягивались на склон ближе к одиннадцати. В первый день был туман, они вообще не вышли, а Эрнест, прокатавшись весь день с Анной, вечером жаловался, что она укатала его до смерти и вообще всё время понукала. Женька заявил на следующий день, что они с Софией вышли к одиннадцати, как обычно, а Анна уже одна утюжила склоны:

– Ты к открытию лифтов вышла или еще раньше пришла очередь занять?

– Что вы всё время из меня делаете мишень для насмешек? Лучше расскажи, Борис, ты купил-таки землю под Нью-Йорком?

– Да, сейчас делаю проект с архитектором. Я никуда не тороплюсь, работаю, только когда хочется. Где рабочих брать, пока не знаю, хоть нелегальных таджиков вези. А ты, Эрнест, присмотрел что-нибудь в Цюрихе?