Алёна Хренкова - Записки Замухрышки (сборник) Страница 28

Все так и оказалось. Через один лестничный пролет я была прижата к стене когда-то влюбленным в меня соседом Борей, а остальные погнали моих «ухажеров» вниз, и в подъезде началась драка. Борька держал меня, чтобы я не полезла заступаться. Я и не собиралась. Пнув его как следует ногой и, освободившись, я побежала наверх. Помочь мальчишкам я все равно не смогла бы. Результатом драки было полное выдворение соперников и два выбитых зуба у одного из них. Наши не пострадали.

Больше всего меня разозлила не сама драка, а поведение объекта моей любви. Как он посмел проявить себя дремучим ревнивцем, чтобы кулаками защищать свои права на меня? Мне не нравились такие отношения. Я решила его наказать: перестала выходить во двор, не отвечала на звонки и, вообще, презирала. А вместе с ним и весь двор.

Примирение состоялось через месяц. Меня подтолкнула к этому подружка Наташка, а больше всего – мое «разорванное в клочья» влюбленное сердце.

Все оказалось совсем не так, как я себе представляла. Мой друг и не собирался ни с кем расправляться. Он спокойно лежал на диване и читал книжку, когда к нему ввалились дворовые ребята и стали подбивать на драку. Он уговаривал их не вмешиваться, но тут дело дошло до разговоров о чести, о том, что если вдруг он НЕ МОЖЕТ, то они и сами разберутся. Что оставалось делать? Можно было потерять всеобщее уважение и прослыть трусом. Короче, его вынудили.

Парнем он был крепким – занимался вольной борьбой, но ломать руки и ноги соперникам не стал. Ограничился двумя выбитыми зубами. На этом двор успокоился. Честь и достоинство не пострадали.

Драк больше не было, но тайные посягательства на мои чувства иногда случались. Может быть, таким образом периодически проверялась крепость моей любви. Одно из таких посягательств было совершено самым лучшим другом моего приятеля, сломавшего в это время ногу и прикованного к кровати.

Обычно гулять я выходила с Наташкой, но когда ее заставляли под присмотром читать Диккенса или Толстого, мне приходилось «дышать воздухом» с теми, кто был во дворе. Вот такой момент и подвернулся Коле. Я не думаю, что он что-то там проверял. Я училась с ним в одном классе и хорошо знала по двору. Он тогда был тайно в меня влюблен.

Было очень холодно. Темнело. Наморозившись, ребятня потихоньку расходилась по своим домам. Я стойко ждала, когда все уйдут, чтобы пойти проведать своего больного друга не у всех на глазах. Лишних разговоров мне не хотелось, тем более что гуляли не только свои. Но отделаться от Кольки мне никак не удавалось.

Мы сидели с ним на скамейке в нашем дворе и молчали. Я молила Бога поскорее остаться одной, потому что почти отморозила себе ноги. И вдруг Колька начал читать стихи Есенина про любовь, явно намекая на свои чувства. Я с удивлением на него посмотрела. Он упорно гнул свою линию. Тогда я молча встала и ушла домой.

Когда я слышу стихи Есенина, то вспоминаю тот зимний вечер, предательство друга «самым лучшим другом» и свои отмороженные коленки. Может быть, поэтому я и не люблю стихи Есенина.

ПОШЛА ДЕВУШКА ТОПИТЬСЯ

Дело было в деревне Клопово, что под самым Звенигородом. У тети Маруси, кроме нашей тетки Лизы, снимали «дачи», а точнее конурки в садовом сарае, еще несколько семей. В самом же доме одно лето квартировали родители девушки Наташи, маленькой голубоглазой пианистки из консерватории. На беду или короткое счастье, в доме жил хозяйкин сын Колька, рыжий, некрасивый, довольно взрослый парень.

В то лето, когда я приехала навестить свою тетку Лизу и сестру Нину, этот Колька был уже женат на голубоглазой пианистке. Что уж она нашла в этом увальне, по-моему, не знал никто. Интеллигентная девушка, можно даже сказать, утонченная. Наверно, просто черт попутал, так как на руках уже орало дитё. Кроме дитя, Наташа с Колькой орали тоже довольно часто. Что было между ними, я не знала, но боюсь соврать, кажется, она ревновала этого дурака к деревенским девкам и «кастрюлькам», как называли поварих из ближайшего летнего детского сада, приходивших на танцы в деревню. Несмотря на «женатость», Колька танцевальный «пятачок» посещал исправно да еще и пил.

Как-то под вечер разразился в доме очередной скандал, после которого Наташка в слезах побежала «бросаться под электричку». Отдыхающие были на улице, и все стали свидетелями этого происшествия.

Надо сказать, что пригороды Звенигорода неслучайно называют Швейцарией по своему природному устройству. Деревня Клопово расположена на высоком холме, заросшим со всех сторон красивым густым лесом. Чтобы оказаться на станции с целью попасть на электричку или под нее, надо спуститься с крутой горы к речке, а затем подняться на еще более крутую горку, которую в дождь преодолеть мало кому удается, а в сухую погоду лезть приходится с отдыхом. После этого идет уже ровная дорога через картофельное поле. Дорога, в общем, непростая. Вот по этому пути и понеслась к станции ревущая пианистка. Более длинная дорога шла лесом, а Наташа торопилась.

Когда свидетели размолвки «нежной» пары немного опомнились, то поняли, что Наташу надо догонять. Девушка она нервная, утонченная, как бы чего не выкинула. Колька, пихаемый матерью в спину, бросился вслед.

Через час он вернулся один. Наташи нигде не было: ни в лесу, ни на станции, ни под горой, ни на горе. В реке утопиться было нельзя, самое глубокое место – по колено. Все решили, что она уехала в Москву жаловаться родителям. Телефона не было, надо было ждать, а чего – никто не знал. Все ругали Кольку.

Обсудив жизнь хозяев большого дома, мы сели около своего сарая в саду пить чай. Чаепитие тетки Лизы было подготовлено еще зимой. Каждый год она накупала мешок вкусной фруктовой карамели, которую в городе и в рот не возьмешь, и наваривала ящик сгущенного молока. Баранки покупались на месте. Чай пили из самовара. Пили с наслаждением, а иногда – с собранными ягодами.

Чай помог нам забыть о Наташкином горе и о самой Наташке. И вдруг та появляется из задней калитки и идет как ни в чем не бывало по тропке, ведущей через сад, то есть прямо мимо нас. Идет и напевает. Мы решили, что она сошла с ума, но ошиблись.

Наташа с ума не сошла. Просто, несясь с горы, она повстречала свою давнюю летнюю подругу, с которой год не виделась. Вот они и сели у речки в кустах поболтать. Наболтавшись, пошли друг друга провожать, и ходили туда-сюда садами и огородами, пока не расстались. Как говорится: «Пошла девушка топиться, да заговорилась». Подруга, видно, посоветовала, что делать дальше.

На следующее лето Наташка с ребенком жила уже в Москве без своего мужа и опять играла на рояле, а комнату в доме кому-то сдали.

КАША

Рассказ Носова «Мишкина каша» знают все с самого детства. Аналогичная история произошла как-то летом в деревне Клопово. Тетя Лиза уехала по делам в Москву, оставив нас с Ниной одних. Учились мы тогда в классе восьмом. Нина считала себя очень хозяйственной девицей. Слух об этом всячески поддерживался в нашей родне. Обо мне так никогда не говорили. Все руководство по созданию обеда Нина взяла на себя. У тетки Лизы были огромные запасы крупы, из которой была выбрана почему-то перловая. Сначала Нина помыла одну кружку крупы и поставила варить в большой кастрюле на керосинке. Потом нас взяло сомнение: хватит ли каши, чтобы наесться до отвала на целый день и не возвращаться больше к проблемам питания. Подумав, Нина добавила еще и еще.

Каша прибывала, как в рассказе. Мы с ней так и не справились, потому что она не варилась, а разбухала и все равно оставалась жесткой. Короче, кастрюлю с кашей мы задрапировали полотенцем, попили чаю и ушли гулять.

Приехавшая вечером тетка обнаружила, что мы извели напрасно ее запасы перловки, и отругала нас. Но на этом дело не кончилось. Все только еще начиналось.

Утром на завтрак мы ели доваренную теткой перловую кашу. На обед у нас был перловый суп и котлеты из перловки. На ужин была перловая каша с киселем. Тетка была экономной и разумной. На следующее утро нам опять пришлось есть молочную кашу из перловки, которая уже не лезла в горло.

Предусмотрительная тетка всё время наблюдала за процессом еды. По ее убеждению, мы должны были всё съесть сами. Прямо, живодерство какое-то! Ничего другого она нам не давала. Каша на завтрак, обед и ужин.

Мы умудрялись по ложке выкидывать кашу под стол и закапывать ногой в землю; подкармливать кашей котенка, вертевшегося под ногами во время еды; кидать кашу в сад птицам. Но она, проклятая, не заканчивалась. Тетя Лиза кормила нас ею почти всю неделю. Нас спасали только кислые хозяйские яблоки, зревшие в саду и слегка разнообразившие наш рацион.

К концу недели я не выдержала и стала собираться домой в Москву. Я все-таки была у них в гостях и могла уехать в любое время, но не покидала свою двоюродную сестру только из солидарности. Своей вины в этом деле я не чувствовала. Чувствовала только, что скоро у меня будет заворот кишок.