Игорь Чубаха - Злаки Зодиака, или Ижица-файлы Страница 28

За столом номер три дела не было до остальных, там морщинистый перец запенсионного возраста подчеркнуто вежливо калякал с парочкой старух крайне гнусного вида:

– Олежек был очень сильным, – меццо-сопрано заявила старичку карга, – а если вы учтете, что его тень стерегли двенадцать старейших ягинь во Второпрестольном городе, вы поймете, что он протянул слишком мало. Слишком! Мы-то уж думали, что ангел-хранитель вернется к нему: в древности такое случалось, хоть вы, райские, в это и не верите!.. Олежек тоже не верил, но это и не нужно. У него все равно были все шансы заполучить ангела обратно!

– Никогда о таком не слышал, милая сакра, – заинтересованно придвинулся ближе постпенсионный слушатель, при этом он не только ничего не записывал, он даже не потрудился приготовить бумагу для записи. – Я то считал, что бедняга прожил без присмотра ангела на удивление долго, а он, оказывается, хичкокнулся бессовестно рано!

– Никто не умирает слишком рано, все умирают вовремя. Кому-кому, а тебе, истый, надо бы знать такие вещи. Ты ведь смотришь в темноту... Но Олежек огреб бесплатно заупокойную свечку не по нашей вине.

– В этом я не сомневаюсь, сакра.

– Ты во всем сомневаешься, истый. Должность у тебя такая. Я могу сказать тебе одно, никто из призывавших ангела-хранителя ягинь не знает, почему нет больше с нами Олежки. А ведь должны знать, иначе какие же мы ягини!

– Пелагея знает, – вдруг подала голос горбатая товарка. – Поэтому она не откликнулась на твое приглашение, райский, но ее визит не обязателен. Лучшая из сакр, она мне многое рассказывала, – голос у этой старухи был вообще не подходящ для женского тела – этакий подсевший уксусный баритон...

То, о чем говорили за столом номер три, Мартыну Матвеевичу тоже было интересно, но оттуда долетали совсем уж обрывки, мешала музыка за кирпичной стеной. А может это «Ленинград» с новой программой? Жаль, Мартын Матвеевич еще не удосужился прокрутить последний альбом.

– И тут туман с залива дополз до автостоянки... – донеслось от третьего стола.

Мартын Курбатов перестал подслушивать и мыслями вернулся за свой стол. Он прекрасно понимал, что данное шоу старательно разыгрывается, чтобы его запугать, все эти подставные травильщики баек только на это и работают, очевидно, идет обкатка какой-то новой методики, менты на выдумки гаразды. «Плавали, знаем.» Если бы не боль в руке, Курбатову было бы даже любопытно подразнить зарвавшегося ментяру. Вспомнить, например, про адвоката, или про отдел внутреннего контроля, где у Курбатова служил кое-кто. С другой стороны, пожелай хозяин «Трясогузки» пойти на чистосердечное сотрудничество с органами, он все едино не смог бы ничем помочь. В так заинтересовавший силовиков момент он, кажется, вздремнул, а когда продрал глаза, увидел двух улепетывавших из директорского кабинета мелких бандитиков, стыривших ствол. И еще непонятно, какого лешего дико болела рука. Потом Курбатов нашел вырубленного охранника и повара, и вызвал «ноль-два», про незарегистрированный ствол не распространялся. Какого черта к нему прицепились с какими-то русалками?!

Тут хозяин «Трясогузки» пожалел, что чересчур отвлекся на сопутствующее-посторонние разговоры и мысли. Презрение задержанного довело составителя протокола до крайнего каления, и доставальщик Воскобойников выдал коронный номер:

– Конечно, вы вправе запираться, сколько влезет, – вдруг присмиревшим голосом согласился Воскобойников. – И ведь бить подследственных нельзя. – Воскобойников как бы поделился мешающей показателям трудностью с сочувствующим приятелем, со значением придвинул по столу поближе внушительный, форматом напоминающий ведерко для льда и шампанского кубок «За дальность полета в астрале» и приценил, достаточно ли в нем Живой воды. Достаточно.

Благородную воду держали в кубке на всякий пожарный, в подвал попадали тленники при самом разном состоянии здоровья и духа. Правда, Воскобойников гораздо чаще использовал воду по иному назначению. Хозяин «Трясогузки» сонно смотрел на эти манипуляции – дешевая разводка, если бы не боль в руке, он бы сладко захрапел прямо здесь – приплюснув щекой протокол.

От третьего стола долетел обрывок:

– Ее гнобили в школе учителя, одноклассники доставали, знаете, как это бывает у подростков – с особым цинизмом! Да еще мамаша, поехавшая на католических стигматах!..

А взбешенный Воскобойников вдруг разверз хлебало и со всей дури тяпнул себя за ладонь – кожный покров со всеми своими эпилярами и волосками не смог препятствовать. Слабо сказано, неожиданно острыми зубами разъярившийся следак вырвал у себя из ладони серьезный кусок мяса, будто это какой шницель, и, не морщась, стал жевать. Чума полная, вы бы это видели. Тошнота зрителю прописана.

Кровь из бессердечно пожертвованной руки палача так и брызнула, вторая кровь приторно-какаовым зигзагом побежала из уголка губ по тщательно выбритой щеке следователя. Покалеченную руку Воскобойников между прочим опустил в кубок, дожевал свою плоть, как ни в чем не бывало гулко сглотнул, и, не вытирая с рдеющего лица потек, меланхолично спросил:

– Ну что, тленник, и дальше будем отпираться? – и не оставалось сомнений, что если господин хороший опять начнет лепетать, будто ничего не видел, вариант – ничего не слышал, Воскобойников продолжит каннибальский ужин.

Господину Курбатову Мартыну Матвеевичу поплохело. Он перестал надеяться на счастливый финал сегодняшних приключений. Его алгебраический ум подсказал, что на простой ментовский наезд, пусть и с обкаткой новомодых технологий допроса, происходящее не тянет. Очевидно, по какой-то причине очень нужен этим странным людям хозяин «Трясогузки», и они готовы играть за последним шлагбаумом. Теперь этот следак Воскобойников запросто запишет телесные повреждения на Мартына Матвеевича, дескать, проводил профилактическую беседу, а Мартын Матвеевич начал отчаянно кусаться, будто дегустатор мясокомбината «Микояновский». И упекут под справку о неадекватности Мартына Матвеевича в дурку. И новый человек сядет в директорское кресло «Трясогузки».

Вот зачем вся эта байда – отнять клуб! И еще эта странная фраза: «Свидетеля – на замену памяти!». Что бы это могло означать?

– Ладно, – стараясь не смотреть на опущенную в кубок руку следака, совсем другим тоном заговорил господин Курбатов. – Завтра в моем клубе должна состояться передача четырех килограммов героина. Понятно, я и мои работники к этому не имеют никакого отношения. Почему я до сих пор не обращался с данной информацией в следственные органы? Хотел убедиться в ее достоверности. – Это было откровенное вранье, и это был резервный аэродром для подбитого самолета Курбатова, разработанный совместно с дорогими адвокатами именно на случай прессовки в органах. Расчет на то, что менты, или кто там за ними стоит, позарятся на более смачный куш, чем собственно клуб. Расчет на то, что Курбатова выпустят на какой-то момент, и он успеет принять ответные меры (здесь и телефон службы внутреннего контроля, и телефон собственной, тоже весьма не слабой, крыши Курбатова, и еще парочка кастетных дуль в кармане).

– При чем тут в ауре героин?! – искренне возмутился де юре травмированный Воскобойников. – Уже битый час я от вас, гражданин Курбатов, пытаюсь получить внятный ответ, с какой целью вы намеревались строить на территории собственного клуба просторный плавательный бассейн?!

– Какой, нафиг к Изумрудному городу, бассейн?! – гражданин Курбатов забыл про боль в своей руке и отвесил челюсть на уровень золотой цепочки.

– Вот! – целой рукой следователь выудил из-под стола средней затертости кожанный портфельчик и швырнул поверх протокола. – Это обнаружено в вашем офисе. Здесь есть ВСЕ. Чертежи Финского залива с обозначением мест, потенциально благодатных для компактного проживания русалок! Секретные планы ИСАЯ по антирусалочному тралению залива – отдельный вопрос, как вам удалось их добыть! И после этого вы будете утверждать, что не собирались возводить на территории находящегося в вашей собственности клуба «Трясогузка» плавательный бассейн?!

Челюсть господина Курбатова отвисла гораздо ниже золотой цепочки, слюна горчила. От проскользнувшего на уровне подсознания сочувствия к тоже маявшемуся болью в длани следаку –стокгольмский синдром – остался пшик. А Воскобойников так и буравил допрашиваемого увеличенными очками «Вижен экспресс» бесцветными глазками. Так и буравил.

Немая сцена закончилась, когда вдруг затрещал притаившийся на краю стола телефон. Воскобойников снял трубку здоровой рукой:

– Воскобойников на проводе!

– Воскобойников, – продребезжала трубка так громко, что даже господину Курбатову удалось расслышать каждое слово. – Срочно в главк, за истое рвение ты получил внеочередное повышение воинского звания!

– Посиди тут, тобой займутся, – бросив трубку, промямлил мигом потерявший к Курбатову всяческий интерес следак. Его надкушенная рука вынырнула из кубка и (о, диво!) оказалась целехонька.