Автор неизвестен - Азюль Страница 29

— Так что там у вас с работой вышло? — он лукаво ухмыльнулся.

Мне эта тема была неприятна. Поиски работы, которые мы недавно предприняли с Борей, завершились полным провалом. Это был именно тот случай, когда тебе в течении нескольких дней практически все подряд дают понять, что ты — последнее дерьмо.

— Что работа… — я отмахнулся. — Были мы на бирже. Там нам сообщили, что пока мы в лагере, работать категорически запрещается, потому что мы азюлянты. Если будем работать, то вплоть до высылки из страны грозит. Когда переведут на трансфер, в более постоянное место, то нам в бумажку влепят общее разрешение на работу. Но это еще не все. Потом наша задача эту работу найти. За этим на бирже будут шесть недель ждать и проверять не хотят ли немцы занять ето место. Если вдруг никто не соизволит, то нам повезло. В любом случае тетка добавила, что шанса такого нет, потому что мы — самая низшая из жизненных форм на земле по имени азюлянты и работать не имеем права. Мы можем лишь получать свою подачку и ждать, когда нас выгонят отсюда.

Народ помолчал. В моей голове стало кипеть шампанское и злость продолжила изливаться.

— К тому же это еще не все. Мы как азюлянты не имеем права отдаляться от этого лагеря болеьше чем на тридцать километров, иначе — будут неприятности. А в оптимальном случае нам вообще следует сидеть по комнатам и не дышать. Немцам проще нас содержать, чем разрешить работать.

— А чего же вы не искали черную? — Филипп проникся сочуствием к моему негодованию.

— Отчего ж не искали, — злобно ответил я. — Еще как искали! Только два мужика нам дали понять, что раз мы не казахи — немцы советские, то удел наш — идти воровать, а не на их фермах дерьмо за коровами подбирать.

Народ замолк окончательно, пока вдруг Филипп не встрепенулся и не начал сам о чем-то о новом.

— Ребятки! Чего вы сюда приехали? Работать что ли? — в его пьяном тоне прозвучало нескрываемое пренебрежение нашей глупостью.

— Ну-у, это сложно, — потянули мы ему в ответ. Кто был еще в «порядке» недоуменно переглянулись друг с другом.

— Не-ет, ребятки, это нехорошо. Нам нужно что-то такое сделать, какое-нибудь дельце!

О-о! Началось! (Моя любимая тема, потому решил ее поскорее сбить.) Я быстро встал и ему:

— Это хорошо! Мысль верная! Нужно приступать немедлено, а то будет хуже! Пойдем!

— Куда? — недоуменно посмотрел он, но привстал на всякий случай.

— Как куда? Делать дело!

— Не-ет, подожди! — он почесал лоб. — Как это? Его нужно обмозговать.

— Э-э, Филипп, пока мы обмозговывать его будем, как что делать, так у меня уже штаны мокрые будут.

— Тьфу! Да я не о том деле…

— А у меня оно сейчас самое насущное.

Когда я вернулся, Филипп уеж перешел от частностей к общей части и вещал, будто агитирует пару сотен тысяч человек спасти нацию, активно подключившись к спекуляции.

— Ну вы же молодые, у вас только опыта маловато, — он вещал уверенным пьяным голосом, и казалось, что себя этим он убеждал больше всех. — Вон я! В Югославию еду, везу на продажу, обратно еду — тоже. Отсюда из Германии сам Бог велел. Отсюда машины гонять надо — золотое дно!

— Да, — согласился я, — только с дыркой, которую тебе в Чопе объединенный рэкетно-таможенный отряд проделает.

— Э-э! Тут нужно места знать.

Мужики загорелись идеей и тут же порешили, что завтра утром, или максимум в понедельник начнут делать дело. Я предложил выбрать Филиппа зиц-председателем, а свою кандидатуру двинул в кассиры. Однако организационные вопросы тоже отложили.

Новый год медленно вступал в свои права, и, несмотря на великий праздник, у нас все проходило тихо. Мои крутые партнеры по столу уважали только водку. Они умудрились здесь даже накупить «Московскую» в экспортном варианте, хоть она и стоит дороже всех других водок. Все шампанское досталось мне. Я спокойно потягивал золотистую жидкость. Она по происхождению итальянская и весьма популярная. «Asti chinzano» пахнет приятно манго и в нем много сахара. Оптимально его к сладкому столу, но в наших экстремальных условиях, и свининой закусывается вполне хорошо.

Я думал о людях, о себе, о своих новых знакомых, и вообще… Судьба это очень хитрая штука. Она каждого носит из стороны в сторону, иногда делая такие повороты!

Из всех русских, бывших в лагере, только мы с Катей приехали сознательно, чтобы остаться здесь. Остальные попали волей глупости или случая. Компания у нас подобралась пестрая: от рабочего строителя с незаконченным средним до бывшего завлаба.

Огромная, грязная, шумная, бросающая всем и вся вызов волна «свободы» вышвырнула сюда самых средних, ничем не выдающихся. Выбросила и оставила лежать, как мутную пену на побережье.

На следующий день Боря, вернувшийся накануне ранним утром, рассказывал историю своих похождений по Франкфурту. Мы уже проспались и медленно опохмелялись пивом.

Праздник там ему очень понравился. Шикарные фейрверки озаряли небо всю ночь. По всему городу стоял совершенно дикий грохот, будто преисподняя поднялась на пару часов во Франкфурт. Люди по-настоящему веселились. Выражалось это по-разному. Кто носился и орал неугомонно, одетый в дьявольские костюмы. Кто кидался в толпу петардами, разрывавшимися под ногами и приводившими окружающих в полное смятение. Кто просто полеживал в сторонке, переваривая принятый алкоголь.

Самая большая достопримечательность по его словам — это огромный шатер в центре города. Там собрался весь цвет местной публики из числа бомжей, бродяг и наркоманов — самая заметная часть горожан. Городские власти позаботились о своих согражданах и из этой части общества, и им выдавали бесплатный глинтвейн. Точнее никакой избирателиности не было, просто никто из представителей других, менее уважаемых властями слоев общества шатер не посетил. Дорвавшись, наконец, до питья на дурняка, Боря провел парочку часов, простояв несколько раз в очереди за своим стаканчиком.

— Что меня удивило, так это порядок. Они все выстроились очень чинно и следили за спокойствием сами, — рассказывал участник этого действа Боря, явно к таким сценам не привыкший еще. — И никогда не думал, что бомжи способны на такое. Ни криков, ни ругани, очень чинно. Вот что значит Германия! Публика, правда, еще та…

Чтож, таков наш удел, у простых русских азюлянтов: не хочешь Новый год с негром встречать, значит бери себе в компанию наркоманов…

Второго января настал предел.

Не вообще предел, но предел моему терпению! Я закончил читать третью — последнюю книжку, из тех, что мне удалось провезти контрабандой от жены сюда, и больше заняться было нечем. Юра предложил абгемахт, чтобы я пива поставил, но меня почти вывернуло наружу от одного упоминания о такой возможности. Все тело и душу тошнило от действительности. Я попробовал было помечтать о паспорте, но тупость сковала настолько, что даже это не утешило.

Выхода оставалось два: повеситься или убраться отсюда на денек.

Я выбрал второе и поехал к одному своему знакомому, жившему в Германии уже месяцев семь.

Здесь нужно пояснить сложную иерархию, на которую разделили бывших советских граждан в этой стране.

Русские туристы, лишь совершающим быстрые набеги и возвращающихся с помытой шеей назад немцев не интересуют. А вот те, кто умудрились зацепиться за эту землю и врасти в нее более или менее, строго классифицированны, как жуки и каждому в соответствии с рангом выдаются и почести.

Самую удобную позицию в этих видах и классах занимали советские немцы, которых Германия принимала как полноправных граждан, получавших нормальный паспорт внешний и внутренний, право избирать и быть избранным, большую социальную помощь. Вторая категория — это советские евреи, которым давали иммиграционную визу, здесь они не граждане, а лишь имеют вид на жительство, и к нему все права, кроме избираться и быть избранным, и большие социальные пособия. Третья категория — это мы, азюлянты. Не имели мы прав, не имели мы паспортов, никуда не избирались, лишь небольшие денежные подачки — наш скромный удел.

Друг мой относился ко второй группе.

Большая часть пути к нему лежала по железной дороге. Томительная обычно поездка на этот раз разнообразила существование и казалась дивом, дарованным азюлянту в награду за вынесенные муки. Я был рад, что как минимум, двигаюсь куда-то.

В середине дня на поезде немцы ездят очень редко. Они, вообще, если в поезд и садятся, то только по пути на работу и с работы. Сейчас почти все пассажиры — это азюлянты да пара школьников. Наш брат азюлянт обычно билет не покупает, ибо считает это ненужной роскошью. Едущие со мной в вагоне три негра и несколько арабов высматривают вперед по поезду, не идет ли контролер. Если увидят, то можно успеть выйти на следующей остановке. Попадаться они не хотят, ибо дело может дойти до полиции. На этот раз контролер появляется совершенно неожиданно, заметить его не успели.