Уильям Янг - Перекрестки Страница 3

В своем главном офисе Тони держал устаревший экземпляр своего завещания, чтобы партнеры и сотрудники, имевшие доступ к сейфу, могли втайне ознакомиться с ним. Он надеялся, что коллеги не устоят перед таким соблазном, и воображал, какую радость они испытают при виде своих имен и как будут впоследствии разочарованы при оглашении настоящего завещания.

Все знали, что Тони принадлежит также соседний жилой дом, по своей конструкции аналогичный зданию с убежищем, с той лишь разницей, что первый этаж там отведен под магазины, а выше квартиры. Оба здания имеют общую подземную автостоянку, оборудованную системой видеонаблюдения, которая должна контролировать всю территорию, но на самом деле у нее была одна «слепая зона» — коридор, по которому Тони мог быстро и незаметно достичь своего убежища.

Дабы оправдать свои частые визиты в эту часть города, Тони приобрел одну из квартир в соседнем жилом доме. Квартира была прекрасно обставлена и оборудована и представляла собой отличное прикрытие; здесь он ночевал чаще, чем в Вест-Хиллзе или в жилище на побережье, неподалеку от городка Депоу-Бэй.

Тони засек время, необходимое, чтобы добраться из этой квартиры до тайного убежища через подземную автостоянку. Оказалось, что на это уходит меньше трех минут. В своем логове он был связан с внешним миром посредством камер видеонаблюдения, по которым следил за своими владениями и главным офисом. Толку от всей этой электроники было мало, и нужна она была ему разве что в целях безопасности. Ни в одной из спален и ванных комнат не было скрытых камер, поскольку время от времени этими помещениями пользовались другие люди — с разрешения хозяина, разумеется. Тони во многом можно было упрекнуть, но не в страсти к подсматриванию.

Видя, как его автомобиль заезжает в гараж, соседи предполагали, и чаще всего справедливо, что он собирается провести ночь в своей роскошной квартире. Тони стал для них частью повседневной рутины, и его приезды и отъезды не вызывали у окружающих особого интереса, чего он и добивался. И все же, постоянно испытывая безотчетное чувство тревоги, Тони решил принять дополнительные меры: он слегка изменил свой ежедневный распорядок — ровно настолько, чтобы заметить возможного преследователя, не вызывая у него подозрений.

Тони никак не мог понять, чего ради кому-то понадобилось выслеживать его, какой в этом смысл. Он сжег за собой почти все мосты, а потому полагал, что причину следует искать не в прошлом, а в настоящем. По всей вероятности, дело в деньгах, решил он. Все в конечном итоге сводится к деньгам, разве не так? Может быть, это происки бывшей жены? Или его деловые партнеры вступили в заговор с намерением лишить его доли в бизнесе? А что если конкуренты интригуют? Он часами и целыми днями обдумывал все детали прошлых и текущих финансовых операций, сделок, слияний и приобретений, пытаясь выявить какое-то важное обстоятельство, но безрезультатно. Тогда он погрузился в изучение своих многочисленных капиталовложений, надеясь разыскать хоть какой-то ключ к происходящему. Ему удалось обнаружить несколько незначительных нарушений, но когда он указал на них партнерам, очень быстро выяснилось, что они либо легко устранимы, либо соответствуют стандартным операционным схемам, которые он сам и разработал.

Несмотря на тяжелую ситуацию в экономике, бизнес его развивался стабильно. Тони убедил партнеров, что им необходимо поддерживать высокий уровень ликвидности, и теперь они методично скупали недвижимость и диверсифицировали инвестиционный портфель, выгодно вкладывая в различные предприятия, причем делали все это самостоятельно, не связываясь с банками, которые из осторожности стали придерживать кредиты. Авторитет Тони был на высоте, но это не приносило ему успокоения. Передышки были краткими, любой успех приводил к тому, что в дальнейшем требования к коммерческой эффективности снова повышались. Такой образ жизни сильно изматывал, но других способов существования Тони не признавал, считая, что они устраивают только ленивых и безответственных.

Он все меньше и меньше времени проводил в главном офисе и не замечал, что другие сожалеют об этом. Из-за усилившейся тревоги он стал раздражительнее, чем обычно, и малейшее нарушение привычного распорядка выбивало его из колеи. Даже его партнеры чувствовали себя спокойнее, когда Тони решал поработать дома, и, если свет в его кабинете не зажигался, они, облегченно вздохнув, принимались за работу даже с большим рвением и отдачей. Таковы ядовитые плоды чрезмерного контроля за действиями подчиненных, а Тони гордился своими навыками в этой сфере.

Но именно во время таких непродолжительных передышек его страхи вырывались на свободу и усиливалось ощущение, что он является объектом чьего-то непрошеного и нежелательного внимания. Вдобавок ко всему, Тони с удвоенной силой начинали мучить привычные уже головные боли. Обычно мигрени сопровождались у него ухудшением зрения, а потом в конце каждой фразы начинал заплетаться язык. Порой ему даже казалось, что его череп вот-вот пронзит невидимая искра, которая застрянет внутри, прямо за правым глазом. В такие часы свет и звуки доставляли ему мучения, поэтому, предупредив своего секретаря, Тони забирался в самый темный угол квартиры, прихватив с собой целый арсенал болеутоляющих средств и записей «белого шума».[6] Там он отсыпался, и боль утихала, возвращаясь лишь в те моменты, когда он смеялся или качал головой. Тони убедил себя, что виски способствует выздоровлению, и под этим предлогом частенько прикладывался к стакану.

Почему именно сейчас? Несколько месяцев не было ни одного рецидива мигрени, а теперь без боли не проходило и недели. Тони стал подозревать, что кто-то отравляет ему еду и питье. Все чаще он испытывал отчаянную усталость, и даже навеянный лекарствами сон почти не помогал. В конце концов он решил обратиться к врачу, но не смог прийти к назначенному часу, так как вынужден был присутствовать на внеплановом совещании, созванном для решения проблемы, которая возникла в связи с одним из крупных приобретений. Встречу с врачом пришлось отложить на две недели.

Когда нарушается привычный ход вещей, человек начинает задумываться о своей жизни и об окружающих: кто ему дорог и почему. В целом Тони на свою жизнь не жаловался. Он был намного богаче большинства людей, что само по себе достижение для того, кто вырос в приюте и о чьем будущем служба опеки не особенно заботилась. Обо всем этом Тони давно уже перестал печалиться. Он делал ошибки и вредил другим — но кого нельзя в этом упрекнуть? Он жил одиноко, но по большей части в свое удовольствие. У него были дом в Вест-Хиллзе, квартира на берегу залива и еще одна на набережной реки Уилламетт, прибыльные капиталовложения и практически полная свобода действий. Да, он жил одиноко, но в основном это его устраивало… Он достиг всего, к чему стремился, или, по крайней мере, того, что было достижимо, и вот теперь, на пятом десятке, испытывал гнетущее ощущение пустоты и сожаления, которое поднималось из каких-то глубин сознания. Он быстренько запихивал непрошеных гостей обратно в невидимый тайник, который люди создают, чтобы защититься от самих себя. Да, конечно, он жил одиноко, но…

Вернувшись из Бостона в Портленд, Тони направился прямо в главный офис и затеял ожесточенный спор с двумя партнерами. В ходе перепалки у него мелькнула мысль, что неплохо бы составить список людей, которым он доверяет. Не просто считает, что им можно доверять, а доверяет безоговорочно. Тех, с кем можно поделиться секретами и мечтами, проявить слабость. Именно это намерение заставило его запереться в тайном убежище и вытащить бутылку скотча и белую доску, чтобы записать на ней имена. Перечень оказался недлинный. Сначала Тони включил в него своих партнеров, нескольких подчиненных, пару знакомых, с которыми имел общие дела, и еще несколько тех, с кем познакомился в клубах или во время поездок. Но, поразмыслив часок, он сократил список до шести имен. Затем, откинувшись в кресле, покачал головой. Занятие оказалось бессмысленным. Все, кому Тони действительно доверял, были уже мертвы — правда, оставались кое-какие сомнения относительно последнего в списке.

Возглавили список его родители, в первую очередь мать. Рассудок говорил ему, что прошедшие годы и чувство утраты заставляют его идеализировать свои воспоминания о них, что тоска по ним сглаживает все недостатки. Тони любил разглядывать выцветшую фотографию, снятую незадолго до того, как безбашенный подросток потерял над собой контроль и обратил счастье в пепел. Открыв сейф, Тони достал заламинированную фотографию и машинально попытался разгладить сквозь пластик складки: ему казалось, что при этом до родных людей доходит его тепло. Отец попросил тогда какого-то прохожего снять его с женой и сыновьями перед кафе-мороженым Фаррелла, ныне не существующим. Тони был тогда долговязым одиннадцатилетним мальчишкой, перед ним стоял младший брат Джейкоб, которому исполнилось семь. Все они над чем-то смеялись: мать запрокинула красивое лицо, на нем ярко светилась радость. На лице отца блуждала кривая ухмылка — на большее он не был способен: наверное, профессия инженера наложила на него свой отпечаток. Впрочем, этой отцовской ухмылки было вполне достаточно. Тони хорошо помнил ее. Отец был скуп на эмоции, но порой неожиданно усмехался, и поскольку случалось это редко, его сдержанная усмешка значила очень много. Тони пытался вспомнить, по какому поводу они тогда смеялись, и долго вглядывался в фотографию, словно надеясь, что та даст ответ, но загадка оставалась мучительно неразрешимой.