Арсений Данилов - Adrenalin trash Страница 3

Она немного побродила по темным закоулкам, почитала чьи-то непонятные стихи, проверила почту — ящик был до обидного пустым, только какие-то неизвестные люди предлагали купить у них мебель. В общем, маршрут был уже знакомым, и, как обычно, минут через тридцать Марина оказалась в смутно знакомой чатовской компании. Ее никто не приветствовал, а сакральное имя Василиса, которое она выбрала при крещении по непонятным ей самой причинам, оказалось выделено неприятным лиловым цветом. Цвет можно было поменять, но Марина подчинилась электронной судьбе.

Отхлебнув кофе, она наклонилась над клавиатурой и напечатала:

— Привет всем!

Нажав кривую клавишу с иностранным словом «вход», она откинулась в кресле и пару минут ждала ответа. Встретившее ее молчание было уже привычным и потому почти не обидным. Марина стала думать, в каком направлении ей двигаться дальше, но в это время под дверью раздался омерзительный крик. Их кот Монтень — папа, хоть и работал инженером, был человеком начитанным — требовал ужина. Чтобы подтвердить свои притязания, он немного поскребся в закрытую дверь, а потом крикнул снова, уже громче и решительнее. Марина тихо выругалась и встала с кресла. Когда она открыла дверь, Монтень, наученный горьким опытом, сидел в прихожей, на безопасном расстоянии. Его глаза поблескивали, как линзы пенсне. Взглянув на Марину, он мяукнул еще раз, и сразу вслед за этим из родительской комнаты донесся скрип дивана, за которым последовали произнесенное на выдохе «Сука» и шарканье папиных тапок.

Чтобы избежать ненужных вопросов, Марина включила свет в своей комнате. Папа выплыл в прихожую. Прищурившись, он посмотрел сначала на Марину, потом на Монтеня и, почесав низ живота, спросил у кота:

— Жрать хочешь?

Монтень издал утвердительный звук.

— Я покормлю, — сказала Марина.

— Сколько времени? — спросил папа.

— Десять, — сказала Марина и пошла на кухню.

Она достала из морозилки пакет покупавшейся специально для Монтеня рыбы с нескромным названием путассу и маленькой вилкой отковырнула несколько холодных тел от смерзшегося кома. Этой вилкой Марина пользовалась в детстве, теперь столовый прибор перешел к Монтеню, и редкие гости всегда приходили в предсказуемый восторг, увидев вилку рядом с кошачьей тарелкой. Марина положила рыбу в миску и поставила под горячую воду. Папа тем временем успел посетить туалет. Зайдя в кухню, он вытер руки о трусы, подошел к окну, взял сигареты и зажигалку, сел на стоявшую возле мойки маленькую табуретку, открыл ведущую к мусорному ведру дверцу и закурил.

— А мама где? — спросил он, поглядев на прислонившуюся к подоконнику Марину, и она испытала обычный приступ легкого ужаса от того, что обеспечивавший ее физическое существование человек временами полностью теряет контакт с реальностью.

— В Томске сейчас уже, наверное, — ответила Марина. — Она же в рейсе.

Папа молча кивнул и уставился в пол.

Марина подождала, пока рыба оттает, подошла к раковине, размяла ушки вилкой и поставила миску на пол возле окна. Только после этого Монтень, сидевший в прихожей, медленно зашел в кухню. Подойдя к миске, он примерно полминуты принюхивался, подергивая хвостом, потом стал есть.

— Я пошла, — сказала Марина.

— Все за компьютером сидишь? — спросил папа. — Пошла бы погуляла, что ли.

Ничего не ответив, Марина вышла из кухни.

Вернувшись в свою комнату, она закрыла дверь и выключила свет. Папа был слишком утомлен вечерним пивом. Докурив, он, скорее всего, должен был отправиться досматривать свои мутные сны (в кульминационных моментах папа обычно переворачивался на спину и клал руку на лобок). Впрочем, траектория папы была мало предсказуема, но Марина подумала, что очередная лекция о вреде общения с компьютером уже вряд ли что испортит.

Возвращение в Сеть стоило серьезных усилий — Марина дала себе обещание впредь сначала кормить кота (впрочем, обещание это она давала себе уже не в первый раз). Только через пару минут непрерывно скользившие по экрану сообщения связались в осмысленную беседу и список имен в правой части экрана приобрел потерянное значение.

Марина хлебнула остывший кофе, потерла небольшую плеяду прыщиков на лбу и написала:

— А у кого есть кот?

Она сделала это, не рассчитывая всерьез на ответ, просто чтобы разогреться. Тем не менее ее вопрос, немного повисев в воздухе, вдруг стал осью беседы. Экран заполнился сообщениями о кошках, котах, собаках, хомячках и морских свинках. Кто-то написал про соседского крокодила, кто-то про дядю, охотившегося на медведя, — однако Марина так и не смогла ступить на скользкую поверхность разлившегося разговора, она не знала, в каком направлении ей двигаться и кому отвечать в первую очередь. Какое-то время она просто наблюдала за тем, как ее слова соединяют незнакомых людей, потом вздохнула, сходила на кухню — папа уже спал — и принесла остатки изюма в шоколаде.

Когда она вернулась, ее сообщение уже скрылось из виду, словно выброшенный в окно поезда окурок. Посвященная домашним животным беседа стихла. Парня, написавшего про медведя и дядю, выгнали за нецензурную лексику

Марина молчала. Сидя перед монитором, она жевала конфеты и размышляла о том, каким же способом проникают в Сеть лишние килограммы, прыщи и слишком быстро покрывающиеся кожным салом волосы — в общем, все то, что занижает самооценку смотрящих телевизор людей и так мешает общению. Мысли были привычными, поэтому Марина совсем не расстраивалась. Если бы в комнате оказался невидимый Марине наблюдатель — скажем, если бы ее папа купил в круглосуточном магазине водку-невидимку, о которой столько писали в свое время некоторые уважаемые издания с нездоровым цветом кожи, — так вот, этот наблюдатель, вероятно, позавидовал бы спокойствию, выступавшему на лице Марины в такие минуты. Впрочем, он мог бы решить, что спокойствие это кажущееся, вызванное игрой света и тени, или, скажем, лицо Марины просто отражает эмоции, излучаемые спрятанным под открытыми окнами портретом Брэда Питта.

Изюм кончился. Марина поставила вазочку рядом с чашкой, допила кофе и стала раскладывать компьютерный пасьянс, сдвинув зеленое окошко в угол экрана, так, чтобы можно было краем глаза наблюдать за чатом. Пытаться перекричать толпу было слишком утомительно. Марина решила подождать чего-нибудь интересного.

Ждать пришлось долго. На экране будильника уже появились четыре прямоугольных зеленых нуля, отделяющих пятницу от субботы, а она все так же вяло двигала мышку по коврику с изображением астронавта на Луне (папа принес с работы), перемещая по поверхности дисплея послушные электронные пучки, складывавшиеся в похожие на игральные карты пятна. В чате по-прежнему билась однообразная беседа, и ничто так и не привлекло внимания Марины. Уже хотелось спать, и вспомнился неприятный детский анекдот про зайца и украденный в трамвае чемодан.

Марина завершила очередной пасьянс, откинулась на спинку кресла, зевнула и тихо сказала:

— А то будет, как в прошлый раз.

После этого в той части экрана, которая оставалась посвященной потенциальному общению с новыми интересными людьми, появилось выделенное стандартным красным системное сообщение:

«К нам приходит АЛХИМИК!!! Поприветствуем!!!»

Марина прочитала это сообщение дважды, потом оглянулась на кровать.

Конечно, в ее жизни, как и в любой другой, случались самые разные совпадения. Например, преподавателя философии, поставившего Марине на летнем экзамене тройку, звали Сергеем Викторовичем — так же, как и папу. Стипендия, которой Марина лишилась из-за этой тройки, должна была перечисляться на банковскую карточку, последние четыре цифры номера которой совпадали с первыми четырьмя цифрами ее телефона. А когда после экзаменов папа повез Марину на море, она, прогуливаясь как-то вечером по главному курортному городу страны, увидела своего бывшего одноклассника, Валеру Ушкина. Тот сидел на земле рядом с пальмой, глядя прямо перед собой и крепко сжимая в руках пластиковую бутылку с вином — его разливали в стоявшей неподалеку палатке. Марина не испытывала к Валере никаких особенных чувств, их жизненные траектории, вынужденно сближавшиеся в классных комнатах, так по-настоящему никогда и не пересекались, но встреча эта сильно взволновала ее, и на следующее утро она даже поругалась с папой, когда тот, мучимый похмельем, попросил дочь сходить за пивом.

Марина тряхнула головой, возвращая внезапно укатившие на юг мысли в туманную московскую ночь. При возвращении случился забавный казус — Марина подумала, что столь же неожиданно может столкнуться с Валерой и в виртуальном пространстве. Впрочем, это предположение было слишком непродуктивным.

Глаза устали, и она не сразу заметила лежащую возле подушки, в мутной луже компьютерного света, книгу. Сначала Марина хотела встать с кресла и взять книгу в руки, но потом передумала. В конце концов, то обстоятельство, что на светло-серой обложке мягким курсивом выведено слово, только что появившееся на экране монитора, еще ничего не значило.