Мартен Паж - Быть может, история любви Страница 3

Он не стал экономить на ужине. Зайдя на сайт Bon Marché, заказал еды и три бутылки Шато-Паркер. Заказ доставили через полчаса. Вкусный ужин немного разогнал мрачные мысли. Он сел слушать любимые пластинки. Музыканты разных стран и эпох дали в гостиной великолепный концерт в его честь. Виргилий всем существом впитывал ноты; они представлялись ему лимфоцитами, побеждающими болезнь.

С бокалом вина в руке он бродил по своей двухкомнатной квартире, испытывая острое желание оставить отпечатки пальцев на каждом сантиметре этого пространства. Изгибы, гребни, дуги, завитки и спирали подушечек его пальцев окаменеют. Эти доказательства того, что он существовал, переживут любую уборку, любой ремонт. Они съежатся в безвестности бесконечно малых величин, ожидая, когда их обнаружат археологи. Виргилий читал статью о древних гончарах, которые, вращая круг и вытачивая формы, сами того не зная, записывали, как на пластинку, свои речи. Его квартира хранила миллионы микробороздок — записей монологов и бесед.

Виргилий силился вспомнить Клару, но не мог. Перетряхнул всю свою жизнь за последний месяц, начиная с той самой вечеринки: поздние посиделки с Армель в «Терминюс», телефонные звонки родителей, соседку, одолжившую презерватив, работу в агентстве, светские выходы, фильмы, которые он посмотрел, книги, которые он прочитал. Взяв лист бумаги, он восстановил почти все, что занимало его изо дня в день. Но Клары нигде не было. Болезнь уничтожила ее.

Он откупорил вторую бутылку вина. Сквозь пьяную дымку ему виделось, как эта загадочная женщина расхаживает по его квартире. Вот она берется за ручку двери, ведущей на кухню, открывает холодильник, наливает стакан соевого молока, выходит из душа, обернувшись в полотенце. Он искал хоть какие-нибудь следы ее присутствия; заглянул под кровать, вытряхнул все из шкафов, перерыл аптечку. Тщетно. Ни сережки, ни чулка, ни волоска, ни тюбика с увлажняющим кремом. Ничего. Из-за шума, доносившегося от соседок, Виргилий не сразу решался пригласить даму к себе. Может быть, Клара у него и не бывала.

Выходит, он упустил последнюю любовь и ему предстоит умереть в одиночестве. Да еще так рано. Лучше бы сперва состариться, стать седым, морщинистым, скрипучим дедом. Смерть нуждается в прелюдии, подобно соитию. Усталость, утрата иллюзий, болезни — вот ласки и поцелуи, расслабляющие тело и позволяющие смерти овладеть нами, не причинив боли. Виргилий не был готов к смерти; сколько страданий и драм здесь еще можно пережить!

Но настало время подводить итоги. Если бы ему пришлось описать того, кто вот-вот покинет этот мир, он сказал бы так:

Ему тридцать один год. Вес семьдесят два килограмма. Одевается всегда одинаково: брюки из темного вельвета, свитер с вырезом в виде V, клетчатая рубашка, английские ботинки. У него старая модель мобильного телефона, достаточно прочная, можно ронять каждый день. Три раза в неделю он занимается йогой в большом спортивном клубе на площади Республики. Верит, что в этом бесхребетном мире нельзя жить без принципов. Дарит исключительно подсолнухи. Смотрит исключительно черно-белые фильмы, а если вдруг возникает желание посмотреть какой-нибудь цветной фильм, специально настраивает телевизор, чтобы убрать цвет; слушает только виниловые пластинки, пьет цикорий, пользуется всегда одними и теми же ручками — оранжевым «Биком» с черным стержнем. Вообще он любил старые вещи — одежду, фильмы, книги. Они выдержали натиск жизни, они опытны и мудры. А новые еще не дозрели и ничего не смыслят в нашем одиночестве.

Виргилий работал в рекламном агентстве — неподалеку от Лувра, на улице Сент-Оноре, а жил в доме свиданий на улице Дюнкерк, прямо напротив скульптур Северного вокзала. На первом этаже размещался «Калипсо» — порно-кинотеатр. В пятнадцати из шестнадцати квартир происходил культурный обмен денег на любовь. Он довольно долго привыкал к непрестанным стонам проституток и их клиентов; теперь они мешали ему не больше, чем концерт сверчков где-нибудь в Провансе. Притом из его собственной квартиры восклицания, вопли и рыки доносились нечасто. Виргилий знал, что его смерть будет иметь важные последствия: по крайней мере, наука о любовных разочарованиях очень много потеряет.

Луна сползала к вокзальным часам, освещая остатки ужина. Пластинки и книги были разложены на паркете. Брюки Виргилия валялись на кухне. Он наполнил вином с дюжину бокалов (на тонкой ножке, пузатые, высокие; шарообразные, треугольные, грушевидные; узорчатые, гладкие, матовые) и расставил их повсюду, как часовых. Время от времени клиенты во всех концах дома испускали ликующие вопли удовольствия.

Бенни Гудман исполнял «As long as I live». Виргилий поставил автоответчик на колени и еще раз прослушал сообщение: «Виргилий. Это Клара. Мне очень жаль, но, думаю, нам следует расстаться. Я ухожу от тебя, Виргилий. Ухожу».

В голосе Клары звучала такая горечь, что Виргилий невольно содрогнулся. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль. Болезнь отошла на второй план: теперь его мучили угрызения совести. Нет, пора наконец стать серьезным и ответственным, пусть жить осталось недолго. Неизвестно, почему их отношениям пришел конец, но можно догадаться: он ни во что не верил, все подвергал сомнению, спорил со всеми на свете и никогда никуда не ездил в отпуск. Неудивительно, что Клара приняла такое решение. Виргилий не создан для семейной жизни. Наверное, она пыталась изменить его. Но он не дрогнул.

То и дело звонил телефон. Благодаря Фостин новость уже облетела всю планету друзей. Информация распространилась от Барбез до Гамбетта через Сталинградский бульвар и Страсбург Сен-Дени. Друзья Виргилия узнали сразу две новости: о его разрыве с Кларой и об их скоротечном романе. Его связь с Кларой стала для всех сюрпризом. Виргилий решил не тревожить близких и скрыть свой недуг и амнезию. Он придумал правдоподобную историю о том, как они познакомились на вечеринке у Мод, и об их коротком романе. «Да, — признавался он, — мы полюбили друг друга, но у меня трудный характер, и ей будет лучше без меня».

Он оплакивал себя, свою бездарную жизнь, свою утраченную любовь.

Надо срочно, пока еще позволяет здоровье, навести порядок в делах, аннулировать договоры, отказаться от бытовых услуг. И потом, ему ужасно хотелось хоть кому-то рассказать о своей беде — какому-нибудь случайному, чужому человеку — и поделиться своим страхом. Он набрал номер телефонной компании.

И обнаружил, что разорвать договор с фирмой ничуть не проще, чем расстаться с женщиной: консультант хотела узнать причину его решения, просила не покидать их так сразу, умоляла и даже попыталась подкупить его подарками. Когда Виргилий поведал ей о своем состоянии и о том, что телефонная линия вряд ли ему понадобится в будущем, она сказала, что отключит телефон в конце недели. Тон ее заметно похолодел, сухо защелкали клавиши комьютера. Виргилий представил себе ее руки с кроваво-красным маникюром и волосы, стянутые на затылке. Досадно терять клиента, ведь у нее свои нормативы, и супервизор ее контролирует. Она пожелала ему приятно провести вечер и повесила трубку. Виргилий не изменял этому оператору уже много лет и потому надеялся хотя бы на каплю душевной теплоты. Ему следовало действовать умнее, если он ожидал более эмоционального и сочувственного отклика.

Он набрал номер EDF.[2] Ответила женщина. Ее густой и хрипловатый голос выдавал курильщицу не первой молодости. Усталость и волнение не позволили Виргилию справиться с дрожью в голосе. Он лежал на полу у дивана, и пот градом катился по его лбу. Свет из кухни слабо освещал комнату. Женщина спросила его, почему он хочет расторгнуть договор.

— Я тяжело болен.

Она что-то пробормотала. Виргилий понял, что его слова не оставили ее равнодушной. Он натужно закашлялся. По его щекам текли слезы. Пальцы женщины замерли над клавиатурой. Она вся превратилась в слух. Момент был настолько трогательным, что Виргилий почувствовал вдохновение. Опьянение примирило его с трагедией. Ему казалось, что его уносит куда-то далеко.

— Надеюсь, я был хорошим клиентом.

Постаравшись взять себя в руки, она сдавленно проговорила, что по-прежнему на линии и готова продолжить разговор. Виргилий не жаловался. Он лишь скорбно сообщил, что смирился с близким концом. Что привык к мысли о нем.

Повесив трубку, он понял, что уже готов объявить новость близким. Пусть его оплачут. Ему даже хватит бы amor fati,[3] чтобы утешать их. Он откупорил третью бутылку вина.

Разобрав и рассортировав бумаги и письма, он в самом изящном стиле написал заявление о разрыве арендного договора на квартиру. Виргилий не считал себя ипохондриком, однако в последние годы частенько подмечал кое-какие подозрительные симптомы, и порой даже думал, что недалек его смертный час. Так что у него скопилась небольшая коллекция завещаний. Он распечатал последнее из них (добавив от руки пожелание, чтобы его прах был развеян в женской раздевалке бассейна в Отей) и положил в конверт, который поставил на камин.