Евгений Попов - Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы) Страница 3

- С Норильска, что ли, эти ваши ворюги-свидетели, - лишь огрызнулся я и бросил трубку, предварительно обложив их, за неимением другого оружия бороться со свинцовыми мерзостями жизни, густым матом.

Ну, а дальше? Дальше что? Дальше - что мне терять? Меня же все еще беляшная интоксикация яда грызла, поэтому я тогда - еще водки с солью. Короче говоря, упал я на улице, но привозят, слава богу, не в вытрезвитель, а в неотложку. А там врач Царьков-Коломенский, вот честное слово, не совру, сам еле на ногах держится, толстый, бородатый, как кот, и урчит:

— Как только тебя семья терпит! Из-за вас вот таких семьи разрушаются!

— Ах ты хряк! Сам косой вдугаря, а туда же! – не стерпел я, блюя. Ну и оттуда на меня тоже телега поехала.

А сейчас я и сам собственной персоной качу. Не то вслед за ними, не то - вперед... Вот так-то, сынок!

Говоривший открыл глаза, закрытые от волнения в самом начале рассказа, и обнаружил, что зал ожидания почти пуст. Исчезли бабы с мешками, девки с чемоданами, мужики с бабами, и гражданин с газетой ушел, и лишь татуированный юноша сладко спал, положив свою кудлатую голову на круглый кулак.

— Эй, кент! - тряхнул его рассказчик.

— Ну ты чо, ну ты чо? - забормотал во сне юноша.

- Вставай! Вставай!

Появилась строгая уборщица.

— Чего разорались, бичи? - крикнула она, гордо опираясь на высокую швабру.

— Мы... мы ничего, - оробел мужик. - Мы электричку ждем. До Кубековой.

— До Ку-бековой! - сардонически усмехнулась уборщица. - Давно ушла ваша электричка до Кубековой, освобождайте помещение, я мыть буду.

— А мы, - еще пуще оробел мужик. - Мы, можно, тетенька, следующую подождем?

— А следующая, племянничек, - ехидно сказала баба, - будет утром, следующая ваша электричка до Кубековой.

— Ну и ничего, а мы до утра, - предложил мужик.

— А вот этого ты не видел?

И баба показала мужику обидный шиш. Проснулся гитарист.

— А ну, что за шум! - гаркнул он. - Ты что, бабка, нас заколебала совсем? Щас как дам по кумполу!

— Я, я милиционера позову, - завизжала, отступая, эта пожилая женщина.

— Не надо, ой не надо милиционера! - вскрикнул мужик, как раненый.

— Это точно ты говоришь, батя, - снисходительно согласился юноша. - Милиционер нам вовсе ни к чему. По

шли отсюда, батя.

— А куда?

— Да куда-нибудь пошли. Куда-нибудь придем.

— Но куда ж все-таки?

— Да... пойдем споем... отчего деньги не водятся.

- Ну, идем, - сказал мужик.

И они куда-то пошли.

Как мимолетное видение

Однажды в ресторан "Север" забрел оборванец. Открылась дверь, и в вестибюле появился гражданин, которому здесь появляться явно не следовало бы. Драный пиджачок неопределенного цвета, бумазейный свитер, ботиночки с обгрызанными шнурками, немыслимые брюки.

Не место, и он сам мог бы это понять, если б имел хоть каплю здравого разума.

Потому что в ресторане "Север" росли кадочные пальмы; рок-ансамбль исполнял по вечерам популярные мелодии, а за чистыми столиками хорошие люди в чистом кушали вкусные и дорогие вещи.

Не следовало бы. Конечно, не следовало. Ну, проголодался. Это понятно, не ты один. Так и шел бы куда-нибудь - в пельменную, пирожковую или на колхозный рынок. Зачем ты сюда-то приперся?

Швейцар товарищ Корольков был очень строгий человек. Мало того - он был очень важный человек. Он был очень крутой человек. Если он ласково говорил ханыге: "Ты куда же это, японец, лезешь без галстука", то ханыга мгновенно рвал когти, ибо твердо знал: ничего путного ему от швейцара после таких слов ждать нечего.

Строгий человек! Даже тогда, когда он приобретал пьяницам выпивку за их же кровные, лицо его сохраняло гордую неприступность. Чистый адмирал, а не швейцар! Адмирал швейцарской гвардии товарищ Корольков. Он, кстати, как адмирал Нельсон, был одноглазый.

Вот. Единственным своим глазом адмирал Корольков с изумлением и ужасом смотрел на вошедшего. Неужели несчастный не знает, какая горькая участь ожидает его, если он попытается проникнуть в заведение общепита первого разряда в таком виде?! Совершенно не важно, что на улице день и главное гуляние еще не началось. Ведь тут хорошие люди кушают, а также могут быть иностранцы, потому что развился туризм.

Корольков хотел сказать: "Ты куда?", но оборванец его опередил.

— Места есть? - спросил он.

Швейцар остолбенел.

— Ты чо, оглох ли, чо ли, дядя Ваня?

Как в дурном сне.

- Ну и стой, молчи, раз ты такой молчун, - резюмировал оборванец и прошел в зал.

Дядя Ваня хотел коршуном кинуться за ним вслед и победить, но вдруг почувствовал, что силы оставляют его тело и он сейчас свободно может хлопнуться в обморок, чего с ним не бывало в течение шестидесяти лет долгой и трудной жизни. От оборванца исходило такое ужасное магнетическое влияние, что Королькову безумно захотелось старательно вычистить щеточкой всю его гнусную одежду. Причем вычистить бесплатно, а этого Корольков не допускал до себя даже в самые горькие дни своей жизни, когда служил в шашлычной около Речного вокзала. В шашлычной, весь коллектив которой в одно прекрасное время отправили за хорошие дела куда надо.

- Господи Иисусе, - прошептал сходящий с ума швейцар.

А оборванец уже сидел между тем за столиком близ окошечка, и на него оглядывались. Подошла официантка и тоже хотела что-то сказать, но он ей и рта раскрыть не дал.

— Здравствуйте, девушка. Как поживаете? – вежливо осведомился оборванец.

— Ничего, - мямлила официантка, не понимая, что такое происходит.

— А как вас зовут?

— Анюта.

— Так вот, дорогая Анюточка. Я тут меню посмотрел, и что-то ничего мне, это самое, не подходит. Скажите, вы сегодня обедали?

— Обедала, - шептала официантка.

— Вот и отлично. Принесите мне все, что вы сегодня ели, плюс грамм триста коньячку.

Официантка попятилась и споткнулась о ковровую дорожку, шикарно устилавшую проход между столиками. Она попятилась, споткнулась и упала, отчего ее юбочка несколько задралась и показались краешки комбинации.

Оборванец ловко выскочил из-за стола, ловко подал потерявшейся официантке руку с обглоданными ногтями и любезно поинтересовался:

- Что это с вами? Устала, бедненькая. Попробуй-ка за нами за всеми поноси.

И возвратился за столик, крикнув Анюте вслед: "Сигарет еще, "Столичных" или "Варны"".

А высунувшуюся комбинацию он приметил. Комбинация была не простая, а красно-зеленая, в полоску.

Естественно, что к такому чучелу никто не подсаживался, и оборванец скучал. Он барабанил пальцами по столу и хмурился.

А время было действительно дневное, и главное гуляние еще действительно не началось, почему и метрдотель Марья Михайловна отсутствовала. Глядишь, будь она на месте, все бы обернулось по-другому, а так Анюте и посоветоваться оказалось не с кем. Все девочки бегали, а с поваром советоваться было бесполезно, ибо повар являлся натуральным дураком и мог насоветовать разве что какую-нибудь чушь.

Поэтому она нагрузила поднос едой и обреченно вышла в зал.

Оборванец сидел по-прежнему один, но уже где-то подстрелил закурить. Он пускал дым колечками, и кольца, надо сказать, у него получались замечательные - тугие, плотные. Он их надевал на палец, и они на пальце таяли.

- Полсолянки, люля-кебаб и компот, - сказала бедная Анюта.

- И коньячку, и сигарет.

Анюта молчала.

— И что-нибудь к коньячку: лимончик, семги принесите.

— Семги у нас нет никогда.

— А что есть копченое, вкусненькое?

— Теша нототении.

— Эх, тащите хоть и эту вашу тещу, - сострил оборванец. - А вообще-то я не ожидал, что официанты так

обедают.

— Как так?

— Скудновато, скудновато.

- С нас же высчитывают.

Оборванец засмеялся.

- Я так отсюда голодный уйду. Мяса! Дайте мне больше мяса!

Произнося последние слова, он несколько повысил голос, и слова получились немного визгливые. Но официантка не вздрогнула.

— Хорошо. Шашлык будете есть?

— Буду, буду. Отлично.

И она принесла. Оборванец вкусно обедал, выпивал и покуривал. Он очень наслаждался жизнью.

Но когда Анюта подала счет, странный посетитель решительно отложил бумажку в сторону.

— Нет! Не говорите мне о деньгах! Мне больно! Этого не измерить деньгами. Лучше скажите, когда вы заканчиваете работу.

— В двенадцать, - отвечала ошалевшая официантка. - Но я еще полчаса считаю выручку.

— Все ясно, - усмехнулся оборванец. - Все понятно.

Выручка. Дайте-ка мне ваш домашний адресок. Я приду к вам сегодня ровно в час ночи.

Хотите верьте мне, хотите нет, но официантка дала ему свой адрес. Вывела мертвой рукой на том же самом счете, где значились съеденные оборванцем двенадцать рублей сорок восемь копеек.

- До скорой встречи, - сказал оборванец и исчез, почтительно сопровождаемый швейцаром, который взял под

козырек и долго смотрел ему вслед.

Он ушел, а куда ушел - это нам неизвестно.

Зато все известно про официантку Анюту.