Евгений Попов - Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы) Страница 4

Она работала. Она разносила, принимала, подавала, считала, улыбалась, а потом пришла в свою пустую однокомнатную кооперативную квартиру и стала смотреться в зеркало.

Нового ничего не увидела. На нее глядела женщина страшненькая, сухонькая, лет тридцати, с золотым зубом. Начинающаяся сеточка морщинок. Тонкие губки накрашены перламутровой помадой.

- Чушь, - сказала Анюта.

И часы пробили час.

- Чушь, - повторила Анюта через пять минут. -Чушь. Чушь.

И начала переодеваться.

За стенкой развлекались. Слышалось пение "Хмуриться не надо, Лада".

- Не надо, - сказала одинокая официантка, снимая синее форменное платье, развязывая черный галстук с

широким узлом, распуская волосы.

И тут прозвенел звонок. Анюта накинула халатик, открыла. И сразу поняла, что оборванец порядком пьян.

- Пардон. Задержался в одном месте, - объяснял он, покачиваясь.

Та же гаденькая одежда, то же гаденькое все.

— Уходите. Вы пьяны! - с тоской сказала Анюта.

— Ну, пьян. А почему я должен уйти? - возражал оборванец. - Пустите меня, и я ничего вам не сделаю.

Официантка молчала.

— Ну чо ты? - оборванец обнял Анюту.

И она его впустила.

— Только не подумайте, что я... - сказала она.

— А я и не думаю, - сказал оборванец.

— И не надейтесь, что я...

— А я и не надеюсь.

— Будете пить чай?

— Буду.

Они молча пили чай. Тихо тикали часы. Они молча пили чай.

- Вкусный чай, - сказал оборванец.

- Вкусный чай, - повторил оборванец и обнял Анюту.

Вкусный чай...

— Не надо, - сказала Анюта.

— Нет, надо, - сказал оборванец.

— Ну не надо, - шептала Анюта.

— Надо, надо. Ох, милая! Надо, надо.

— Я тебя очень прошу. Погоди! Постой!

И она села в постели. Оборванец лег на спину. На полу валялась одежда: красно-зеленая комбинация, халат и оборванцевы тряпички.

— Давай покурим, - сказала официантка, и у ней что-то пискнуло в горле.

— Ну, давай хоть покурим, - горько сказал оборванец. - Это что за черт? Неужели я и отсюда уйду голодный? -Это что же за черт?

Они закурили. В окно светил ясный месяц. Алели точечки сигарет.

— А где твой муж? - полюбопытствовал оборванец.

— Муж - объелся груш, - туманно пояснила Анюта.

— Ага. Понятно. Бельишко у тебя шикарное.

— Французское.

— Ну? - оборванец привстал.

— Да ну? - повторил он. - Врешь!

— Чего это я буду врать.

— Вруби свет.

И при свете действительно оказалось бельишко французским. Марка имелась- фирма "Карина".

— Во дает, - сказал оборванец.

И потушил свет. И к ней.

— Давай, давай, давай!

А она:

— Я, ох, милый ты мой, хороший, я, ох, милый ты мой, лапушка ты моя ненаглядная, я сегодня никак не

могу, не могу, ну ты понимаешь? не могу я сегодня, ну не могу, ну не могу.

— Вот так дела, - сказал оборванец, остывая. - Совсем как в том анекдоте.

— Расскажи анекдот, - попросила Анюта.

— Анекдот? Слушай. Это мужик приходит домой, а жена ему говорит, вот как ты мне сейчас. А он: "Вы что все, сговорились сегодня, что ли?"

— Ты что? Ты уже сегодня был у какой-то женщины? - вспыхнула Анюта.

— Ты чо ты, чо ты, - испугался оборванец. - Это же анекдот, я к слову.

- Смотри у меня, - надменно сказала Анюта.

Оборванец засмеялся и опять стал к ней приставать.

— Милый, лапушка. Я ж тебе сказала. Я правда не вру. Вот ей-бог.

— А тогда давай как-нибудь по-другому, - лукаво сказал оборванец.

— Это как еще по-другому? - помолчав, спросила Анюта.

— По-французски давай?

— Это как?

И оборванец объяснил, как, по его мнению, протекает французская любовь.

— Подлец! - Анюта выпрямилась. - Ишь чего захотел! Подлец! Я тебе щас всю морду расцарапаю! Подлец!

— Почему подлец? - мирно оправдывался оборванец. - Я читал в научной книжке, мне один давал. Там

написано, что это вовсе не извращение, а все в порядке, если партнеры любят друг друга и чистые.

— Подлец! Подлец! Я к нему, как к порядочному, а он - вон оно что! Подлец! Убирайся!

— Ну чо ты, чо. Ну уж ладно.

Анюта заплакала. Она поплакала и уснула.

А оборванец опять закурил. Он встал, походил по комнате и разглядел в темноте все: добрый шифоньер, телевизор, радиолу, трельяж.

- Богатая, - пробурчал оборванец. - Официанты все богатые. Они нас обкрадывают.

И возвратился в постель. И тут наконец увидел он лицо Анюты - страшненькое, и тут наконец увидел он тело Анюты - бедное, детское. Она лежала, съежившись, и тихонько посапывала.

- И какой-нибудь мальчик босой называть будет "мамочка" гимназистку с пушистой косой, - тихо спел оборванец.

Бедное, детское.

Оборванец застонал. И выругался.

Он застонал, выругался и тоже уснул. Они оба спали. Страшненькая Анюта и оборванец. Во сне они обнялись, а в окошко все светил и светил ясный месяц.

Когда Анюта проснулась, то было уже утро, а оборванца, наоборот, не было. Зато имелась записка. "Анюта! Я тебя очень полюбил. Ты мне запала в сердце. Я тебя буду вспоминать, а через два дня приду. Будь дома. Целую. Твой Юра". И внизу подписано: "Я у тебя взял в сумочке четыре рубля. Я потом отдам. Целую еще раз. Юра".

- Как же! Отдашь! - сказала Анюта и в сердцах изорвала записку.

Эти два дня она как раз не работала. У них был такой график, что сутки работаешь, а потом два дня отдыхаешь. И два дня она не находила себе места.

Была у Вали, у Кати. Отстояв очередь, приобрела в ЦУМе пальто джерси. И шло время, и не шло время, и шло, и не шло. И прошли два дня, и прошли три дня, и прошли четыре дня. И она работала, и она отдыхала, и снова работала, а он все не появлялся

По вечерам смотрела телевизор. Жила же раньше, жила и теперь. Смотрела телевизор.

И вот как-то раз, кстати в пятницу, она увлеклась передачей под названием "02", которую организовывает милиция.

Анюта с интересом смотрела, как они кого поймали. И как ничего нельзя написать, а потом зачеркнуть, потому что есть очень специальные приборы, которые все это дело просекут. Милиционер, как фокусник, велел одному мужику что-нибудь написать и зачеркнуть, а потом немного повозился и объявил: "Здесь было написано "проба пера". "Правильно, - сказал мужик. - Правильно. Вы, Иван Иванович, угадали совершенно правильно".

Анюте захотелось чаю. Она пошла на кухню, а когда вернулась, то сердце у ней упало. С экрана на нее глядел Юра. Крупным планом. Глядел, а потом план сменился, и она увидела, что он понуро сидит за столом, лейтенант задает вопросы, а Юра отвечает.

— Что ж. Нам все понятно, - сказал лейтенант и повернулся к телезрителям.

— Перед вами Климов Юрий Михайлович, 1935 года рождения. Нигде не работает. Последнее место работы не

помнит. Говорит, что служил в цирке, а иногда, что был пожарником, сторожем.

— Что ж, циркач он знатный, - пошутил лейтенант. - Основная специальность гражданина Климова - облапошивание слишком легковерных граждан, а в основном - гражданок. Он, пользуясь доверием неопытных

женщин и вымогая у них деньги, колесил по Союзу. Таких в народе зовут трутнями. Этот бич, то есть бродяга,

как мимолетное видение появляется то там, то тут. Ночует где попало, а на что живет - я вам уже объяснял. Последнее место жительства гражданина Климова... Аня замерла.

— Туалет железнодорожного вокзала, - выдержав паузу, сказал лейтенант и строго обратился к оборванцу: -

Как думаете дальше жить, Климов?

— Я исправлюсь, - глухо пообещал трутень.

— Что ж, я думаю, у вас будет для этого достаточно времени, - сказал лейтенант и твердо заявил: - Гражданин Климов осужден по статье... И назвал статью. Бродяжничество, тунеядство, то, се. - ...на год и шесть месяцев исправительно-трудовых работ.

Анюта как в чем была, так и выскочила на улицу. А на улице, по случаю завершения трудовой недели, гуляли и пели люди.

- У нас сейчас, наверное, тоже поют, - мелькнуло у Анюты. - Мальчики играют, Жора в барабан бьет, а гости поют, пляшут.

В телефонной будке, к счастью, никого не оказалось. Аня набрала "09".

— Да, алё.

— Как можно позвонить на телевизор?

— На какой еще телевизор?

— Ну, на телевизор, где показывают.

— Что вы говорите такое?

— Ну, телевизор, где показывают.

— На студию телевидения, что ли?

— Ну.

— Выражайтесь яснее, - буркнула телефонистка. - А то - телевизор.

И через некоторое время сказала:

— Два – двенадцать - двадцать два.

Два и двенадцать и двадцать два.

— Алё, это студия телевидения?

— Да. Вас слушают, - раздался веселый голос.

- Мне нужно Климова. Скажите ему, что Анюта, мол, зовет. Он знает.

— Климов? Сейчас я посмотрю.

Посмотрел.

— Климов? Но позвольте, у нас нет такого.

— Мне Климова надо.

— Послушайте, вы, Анюта, какого вам нужно Климова? Вы куда звоните? У нас нет Климова.

— Есть. Там у вас "ноль-два" идет. Он там. Ему дали полтора года. Если нельзя, так пусть хоть под конвоем

приведут. Мне ему надо сказать. Ой, дяденька! - официантка вдруг заплакала. - Ой, дяденька, ну я очень прошу, ну очень. Позови, сделай, а я в долгу не останусь. Честное слово.