Фабио Воло - Моё большое маленькое Я Страница 30

Каждый день ранним утром или ночью, когда все звуки умолкают, тишина становилась пленительным зовом, открывала бесконечные грани жизни. Тишина стала мне наградой. Тишина перестала быть отсутствием звуков, а наполнилась множеством переживаний. Текли дни, сменялись рассветы и закаты; они казались одинаковыми, но каждый раз приносили новые ощущения. Мне было хорошо. Хорошо в глубине души. Я вспоминал Федерико и все время ощущал его рядом с собой. Софи отдала мне его майки и шорты. Теперь я ощущал его и своей кожей.

Раньше я жил в страхе. Я боялся, потому был незрячим. Я был похож на ребенка, который ощупью пробирается по темной комнате. Теперь все стало намного яснее: был свет, была любовь. Я понял, что обратная сторона любви — это вовсе не ненависть. Ненависть — это отсутствие любви, так же как темнота — это отсутствие света. Антиподом любви является страх. Впервые в жизни я не испытывал страха, вернее, я научился жить так, чтобы больше не подчиняться страху. С той минуты, как я стал понимать, в чем причина моей тоски и моей тревоги, они начали терять власть надо мной. Когда-то мне казалось, что я не сумею добиться ничего значительного в своей жизни. Сейчас собственные возможности казались мне безграничными. Моя жизнь стала беспредельной. Моя семья больше не состояла только из моих родственников, теперь к ней принадлежал каждый человек, которого я повстречал в своей жизни, как Сади, например. Вместе с ними мне удавалось стать лучше, чем я был. Как мне об этом и говорил Федерико.

16 Новая жизнь. Даже две жизни

Однажды вечером в те дни я сделал запись: «Здесь подлинно черные ночи, не такие, как в городе. Все погрузилось в безмолвие ночи, слышны только неясные шорохи. Я сижу дома, дверь на улицу открыта. Кругом так тихо, что я слышу шум прибоя. Все, к чему я прикасаюсь, издает непривычно громкий шум. Чашки, чайная ложка, стаканы. Вдали слышен лай собаки и непрерывное стрекотание сверчков, которые окрашивают ночь в романтические тона. Куда я ни посмотрю, я вижу вещи, которые радуют мой глаз. Я окружен красотой. Рассеянный свет от настольной лампы под абажуром, стоящей в глубине комнаты, белые занавески слегка колышутся от дуновения ветра, деревянный стол, пламя свечи, стеклянный графин с водой и капельки влаги, стекающие по его запотевшим бокам… Несколько минут назад я выходил наружу. Небо было звездным. Свет звезд казался дрожащим. В детстве мой дедушка сказал мне, что по ночам Бог растягивает покрывало между землей и солнцем, чтобы люди могли спать, а звезды — это солнечный свет, который пробивается сквозь маленькие дырочки в покрывале. С тех пор ни разу не случалось, чтобы я, глядя на ночное небо, не вспомнил об этом. И всегда я находил на небе звезду, которая двигалась и мерцала.

У меня спокойно на сердце. Жизнь ласково проникает в каждую клеточку моего тела. Она воспламенила меня. Темными ночами меня часто посещают светлые мысли. Слова благодарности вырываются из моей груди и летят на поиски Федерико».

Я отложил ручку, закрыл тетрадь и вышел на улицу. Я увидел, что Софи сидит на веранде. Из окна за ее спиной лился наружу неяркий свет. Зрелище напоминало картину кисти Караваджо. Я подошел ближе. Мы взглянули в глаза друг другу, и Софи слабо мне улыбнулась. Я заметил слезу на ее щеке. Это была первая слеза, которую я увидел с тех пор, как мы познакомились. Я сел рядом с Софи, спросил:

— Тебе плохо? В чем дело?

— Ничего страшного, — ответила она, — просто я задумалась.

— Я могу побыть с тобой или ты хочешь остаться одна?

— Нет, я буду рада, если ты останешься.

— О чем ты думала, о Федерико?

— И о нем тоже. Я думала понемногу обо всем, и вдруг расплакалась. Я думала и о Федерико, о том, что значила для меня встреча с ним, о том, что он оставил мне существо, которое растет во мне, о том, что я скажу своему ребенку, когда он спросит меня об отце. Я думаю также о том, что моя жизнь сложилась бы совершенно иначе, не познакомься я с Федерико. Ты знаешь, сколько нового он принес в мою жизнь, о скольких вещах я переменила свое мнение? Помнишь, я сказала тебе, что не хотела фотографироваться на фоне Эйфелевой башни, а потом эта фотография стала моей любимой? Было много всего, что казалось мне ненужным или не нравилось, но он научил меня ценить это, понимать и даже любить…

— То же самое он говорил и про тебя. Он часто говорил, что ты многому научила его, и вот теперь ты думаешь то же самое, вспоминая его.

— Что я могу сказать… я знаю только, что он недолго был рядом со мной, но зато в корне изменил мою жизнь. И знаешь, что самое странное? Он сделал ее намного богаче.

Она помолчала немного и продолжила:

— Я рада, что судьба свела нас вместе. Люди, вспоминая человека, которого уже нет больше с ними, отзываются о нем с большой теплотой, но Федерико на самом деле был не такой, как все. Для меня он не умер, он всего только ненадолго вышел по своим делам. Сколько раз я вглядывалась в море или всматривалась в дорогу, ведущую к дому, надеясь, что с минуты на минуту он, улыбаясь, появится передо мной. Эмоции, которые он принес в мою жизнь, чувства, которые я, благодаря нашей встрече, испытала и испытываю до сих пор, оказались настолько глубокими, что я, по сути, если хорошо вдуматься, являюсь счастливой женщиной. Конечно, жизнь могла сложиться и лучше, но я могла и не встретиться с ним… Я не хочу, чтобы ты слышал в моих словах ноты смирения: «Что случилось, то и случилось». Нет! Я не хочу с этим мириться. Но за всей этой нелепой ситуацией таится некое чудо, которое дарит мне странное ощущение душевного покоя, нежно меня ласкает. Возможно, это он стоит рядом со мной. Раньше я никогда не жила так, как сейчас.

Я прекрасно понимал, что хотела сказать Софи. За страшной трагедией последовали чудесные явления. А в случае с Софи еще и ребенок.

Мне тоже часто хотелось верить, что Федерико был ангелом, потому что он придал моей жизни верное направление. Моя жизнь катилась совершенно бесцельно, я терял себя в суете бесполезных дел, но он помог мне не упустить счастливую возможность жить полной жизнью — чувствовать опьянение от риска и обретать смелость для достижения своей цели.

Федерико нес в себе чашу с благодатью, из которой каждый, кто был рядом с ним, мог черпать свою долю. Федерико, сам не зная того, спас меня. Его смерть полностью перевернула мою шкалу ценностей, мое эмоциональное восприятие действительности и представления о мире. Но самое главное то, что после смерти Федерико я осознал, что сумел пережить боль, — а когда ты обладаешь этим знанием, мало что может тебя напугать. Я открыл для себя, что был намного сильнее, чем думал прежде.

Примерно через два месяца после того вечера у Софи родилась Анджелика, прекрасная девочка с темными, как у отца, волосиками.

Всего несколько месяцев назад жизнь отняла у меня Федерико, а теперь я держал на руках его дочь. Я не знал, грустить мне или радоваться. Но на самом деле я сразу же испытал огромную радость.

Анджелика стала даром, который нам преподнесло чудо.

Все следующие дни я старался помогать молодой матери и быть хорошим дядей. Я заново родился. Федерико и Софи дали жизнь не одному, а двум существам.

17 Мои дни стали разнообразными

Когда Анджелике исполнился один месяц, работы в гостинице были уже закончены, оставалось только устранить некоторые недоделки, проложить телефонную линию и подключить здание к Интернету. Основное было уже сделано. Номера были готовы к приему гостей, туалеты и ванные комнаты работали, кухня и электрооборудование находились в прекрасном состоянии.

Софи занималась решением всех вопросов, ей помогали местные жители, которым предстояло работать в гостинице, а для меня серьезных дел больше не осталось. В первое время я должен был заниматься управлением гостиницей, так как уход за ребенком отнимал у Софи много времени; потом, когда Анджелике исполнится три месяца, я вернусь домой, а Софи поедет со мной, чтобы показать внучку бабушкам и дедушкам. Вначале мы поедем в Италию, к родителям Федерико, а потом Софи уедет в Париж, к своей семье.

Софи планировала открыть гостиницу примерно через месяц. Дел у меня никаких не было. Я бездельничал и часто приходил посидеть с Анджеликой. Я говорил девочке, что я ее дядя по линии праздности. Значение этой шутки понимал только я один.

Я просыпался утром и знал, что впереди меня ждет целый свободный день. Впервые после длительного времени я слонялся без дела и не испытывал чувства вины. Сколько раз раньше, когда я лоботрясничал, у меня возникало ощущение, что я бесцельно трачу свое время, транжирю его, расточаю по пустякам, отчего мне становилось неловко и стыдно. Тогда мне хотелось немедленно взяться за какое-нибудь дело. Поиски полезной работы превращались для меня в навязчивую идею. Но в те дни, когда я впервые пытался быть самим собой, я открыл для себя прелесть безделья. Я начал жить в союзе с природой. Я был готов часами глядеть на море и прислушиваться к шуму прибоя, всматриваться в дерево или, растянувшись на земле, следить за облаками, за бесконечными изменениями их форм.