Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант] Страница 30

— Сама расскажешь, что хочешь, и, может, посоветуешь, к кому еще обратиться. Твое интервью оплачивается и бонус за каждую наводку на медийную персону, интересную нашим читателям, — информирует Екатерина нейтральным тоном, самым удобным в разговоре о деньгах, и без паузы заботится: — Гаспачо не разлюбила?

— Давай! Заказывай всего и побольше! — шепчет Анжела в трубку, как будто сама от себя хочет скрыть крамольное намерение наплевать на диету.

Конечно, Катюхе она бы и за бесплатно повторила светские сплетни, которые уже отработала в газетной колонке… Еще не забылись две недели полного кайфа, проведенные прошлой осенью на их с мужем двухэтажной вилле в Марбелье.

Хорошо бы повторить… Надо сохранить отношения… Отказаться от гонорара? Но не ее же деньги. Не из семейного бюджета. Да и она человек слова. Раз предложила, то не сдастся. Начнем пререкаться… Некрасиво. Как бонус — потороплюсь, чтоб не заставлять ее ждать.

Быстрый душ и никакого макияжа, тем более что Катюхе нравится моя утренняя морда. Бывало, в ночном прикиде (никакая не затрапеза: шелковые розовые шортики и майка из топовых в этом сезоне) — чуть не до ужина точили лясы сперва с кофе на южной террасе их особняка, потом, если было настроение, плавали в бассейне под окнами, потом домработница приносила овсянку, а потом, когда солнце распоясывалось, передислоцировались на северный балкон с бокалом холодного шардоне хорошего года…

Вышло, что оделась Анжела в пандан подруге. Чуткая Катюха не расфуфырилась, так что рядом с ней вполне комфортно сидеть чисто умытой, ненакрашенной, на обеих джинсы и пиджаки. Фирмы только разные и расцветка… На униформу все-таки не похоже. Элегантный коричневый твид на Катюхе, любимый темно-зеленый шевиот на Анжеле.

После холодного супа и низкокалорийных биточков из брокколи (от чего, если честно, аппетит только разгорается), Анжела разрешает включить крохотный диктофон — работа всегда помогает отвлечься от жратвы. Но тут начинает урчать ее “вертушка”.

— Опять какой-то чайник раздобыл мой номер! — вслух огрызается она, разглядев на телефонном табло незнакомые цифры. Вызов сбрасывает и телефон отключает.

Всем нужным абонентам в интимном Анжелином мобильнике присвоены легко узнаваемые обозначения: например, “шеф 1” для предыдущего главреда, с которым она, слава богу, умудрилась сохранить нормальные отношения, “шеф 2” для нынешнего, “Тапир” для Тапира, “Батей” был Залманов, а когда его застрелили, то ник перешел к Китову, хотя немолодого олигарха все зовут Бульдозером — за способность к решительному и быстрому устранению любых препятствий. Не в глаза, конечно. Да и рискованно писать длинную неуклюжую кличку: Китов, когда рядом, всегда спрашивает, кто тебе звонит, и хватает мобильник, если твой собеседник ему зачем-то нужен. Еще наткнется на свое прозвище… А “Батя” — это ему приятно, да и не пропадать же удобному словцу… Тем более что в смысле почти отцовской заботы Китов даже перещеголял покойного…

Щедрый! Левая рука Анжелы тянется к шее — убедиться, что колье, которое новый “Батя” подарил ей в минувший уик-энд, на месте. Губы раздвигает самодовольная улыбка от воспоминания о почти сказочной картине, воплощенной мечте провинциальных барышень: двухэтажная яхта, удобный шезлонг на носу (какая-то особенная конструкция, по типу кресел на космических кораблях: вроде полное расслабление, а со стороны, на всех-всех фотографиях, без какого-либо напряжного позирования — как будто сидит подтянутая балерина со специально продуманной пластикой), узкий бокал с “Вдовой Клико”, волны Бискайского залива ритмично, успокаивающе шлепают о борт… И мягкие руки, надевающие на ее шею бриллиантовую удавку…

Подруга замечает жест, обновку оценивает по достоинству, но комментирует сперва живую улыбку, а не бездушную бранзулетку:

— Что, удачный трах вспомнился? — без малейшей издевки, совсем не обидно спрашивает она, потягивая через соломинку свежевыжатый морковный сок.

— Как это у тебя получается не урчать? Я вообще не могу допивать до конца — слишком уж громкие, непотребные звуки издает эта гребаная соломинка! — уклоняется Анжела от подружкиной догадки.

Змеиная Катюхина проницательность очень часто приносит пользу, в ее реплике ни капли зависти, и нет для нее никаких особых тайн в Анжелиной жизни, просто сейчас не то настроение, чтобы откровенничать. Про Глеба уж точно никому знать не следует. Другое дело — Тапир. Не помешало бы посоветоваться с ней насчет него. Но это потом, позже, смотря как разговор пойдет.

— А насчет соломинки… Нет никакого секрета. — Катя добродушно принимает отсутствие ответа на свой слишком прямой, но почти риторический вопрос и без какой-либо подначки спокойно объясняет: — Просто следи, чтобы нижний конец всегда был погружен в жидкость. И не жадничай, не пытайся выпить все до дна. Внизу остается пена, пузырьки, которые и пукают, когда пытаешься их втянуть. Ну, продолжим… — мягко улыбается она, порывшись в сумке, достает конверт, подсовывает его в Анжелину “биркин” и включает диктофон. Не настаивает на своем любопытстве.

С удовольствием… Анжела рассказывает, что совсем недавно из вечеринки, которую молодая подруга самого знаменитого олигарха организовала и разрекламировала как хит сезона, вышел обычный русский пшик. Английский композитор-очкарик, гвоздь события, простудился и не прилетел, и миллионный гонорар, уже полученный, не вернул, а отдал на благотворительность. Имел право, ведь помощь детям-сиротам была заявлена как цель гламурного собрания. Естественно, Анжела умолчала, что сама не смогла получить приглашения на раут. Но любой дурак может расписать то, что видел своими глазами. А ты попробуй создать эффект присутствия, не торча на каждой вечеринке! Все лакомые подробности слили Анжеле прикормленные олигарчата. Никаких денег, в ходу лишь борзые щенки в виде… Да ладно, кто считает.

Когда первый сюжет заканчивается, Анжелино ухо улавливает упорный “зум-зум”. Звук незнакомый, но рука все равно достает мобильник — проверить, не он ли подает голос, Может, простуженный или еще каким-то чудом изменившийся. Нет, ее “вертушка” дисциплинированно помалкивает. Тогда кто же игнорирует вызов?

— Катюха, проверь, не тебя ли домогаются? Вдруг муж?

Только после разрешения воспитанная подруга достает телефон и смотрит на табло:

— Извини, и правда Мишка. Кстати, забыла, он тебе передавал пламенный привет. Знает же, что я занята… Алло! — без раздражения говорит она в трубку. Выслушивая ответ, поднимает удивленные глаза и смотрит прямо на Анжелу: — Это тебя… Бизяев… У него дочь убили… — сообщает она, сочувствуя, но не удивляясь. Явно уже знает.

Странно. Откуда?

Черт, я теперь каждого буду подозревать? Мишкин бизнес, наверное, как-то связан с бизяевским…

— Ответишь ему? — держа трубку у уха, спрашивает Катя.

Даже не протягивает, чтобы не подталкивать к согласию.

Опять Бизяев… Какое-то всевидящее око! Как он ее нашел? Следит?

Сколько раз ради красного словца в компании благополучных трепачей Анжела поддакивала: да, за всеми присматривают, да, мы живем при тотальном контроле, да, скоро опять сажать начнут… Большой Брат, мол, не дремлет. Оруэлла мы все читали… Не придавая значения этим “ля-ля-тополя”. Но когда конкретно тебя берут в оборот… Страшно…

А вдруг ее разговоры прослушиваются, вдруг в квартире завелось видеонаблюдение? Срочно проверить. Глеба попросить…

Холодная капля, как материализованный метафизический ужас, скатывается по позвоночнику Анжелы в ложбинку между ягодицами и забивается в узенькие стринги. Под душ бы прямо сейчас, и пиджак в чистку! Так неохота брать трубку… Но придется, иначе сукой буду в глазах Катюхи с мужем. Конечно, они поймут мою жесткость, когда узнают про Никину смерть… Да они уже знают?

Анжела протягивает дрожащую руку и берет трубку, точную копию своей “вертушки”. Молчит, собираясь с духом.

— Слушаю, — говорит она самым строгим голосом, который за месяц нудных, но продуктивных упражнений поставили ей на тренинге. В соавторстве с выражением лица и одежкой интонация действует неотразимо: слабаки теряют дар речи, а зубры признают за равную. Но и без видимых глазу подпорок работает.

— Извините, что врываюсь в вашу жизнь. — Виктор Рюрикович говорит политесную фразу без примыкающего к ней заискивания. Не просит, а информирует. — Ваша трубка отключена, поэтому я обратился за помощью к вашим друзьям.

Откуда он про Катюху с Мишкой знает? Просто навел справки или установил слежку? И какое самообладание! Впрочем, все те, кто пробился наверх, умеют отставить свои спонтанные эмоции в самый дальний угол — на тот третий-четвертый план, который в формате “три дэ” без специальных очков размыт, почти не виден.