Роман Канушкин - Дети Робинзона Крузо Страница 30

И он приближался.

Миллионы холодных иголочек волной мурашек пробежали по спине. Периферийным зрением директор уже уловил в зеркале заднего вида нечто. Какое-то движение, присутствие, и словно через силу поднял голову. Просто отреагировал...

Там было лицо. Мертвенно-бледное, с пятнышками проступающей синевы, женское лицо. И оно увеличивалось. Застывшие, как два молочно-белых стеклянных шарика, глаза пристально смотрели на директора. Утопленница явно склонялась к спине Дмитрия Олеговича, и сейчас положит ему на плечи руки. И даже сквозь ткань пиджака он почувствует это ледяное, замогильное прикосновение...

Директор завизжал и не выскочил, а вывалился из автомобиля. Прополз несколько метров на четвереньках, как побитый пес, даже не замечая, что поскуливает, и резко обернулся. Металлическая волна ужаса вновь поднималась по телу...

Только... в лимузине никого не было. Ни на заднем сиденье, ни где-либо еще. Директор поднялся, почмокал губами. Он стоял в абсолютном безмолвии внешнего мира и слушал, как бешено стучит его сердце. Потом вздрогнул, услышав новый (и такой привычный!) звук — сработал замок одной из служебных дверей, помещение сдавали на охрану.

Никого не было! И никто к нему не приходил. Пустое все. Если постоянно ждать какой-то чуши, и не такое привидится. Тем более что его-то вины вообще ни в чем нет.

«Слышь, кацапчик, — подал наконец голос Лже-Дмитрий, — а че такое, ваще-то, вина? Это как смотреть на вещи. Не блин, во люди дают! Ты можешь получить несравненный кайф, если откажешься от ерунды и сделаешь шаг навстречу. Вместо этого изображаешь из себя душевно помешанного невротика».

— Душевно больного или помешанного, — сухо поправил директор.

Ответом вновь стала абсолютная тишина и пустынность шоу-рума. И в ней стоял Дмитрий Олегович, пялился на раскрытую дверцу черного лимузина и разговаривал сам с собой. Богже, да ему действительно пора к доктору!

Дмитрий Олегович осторожно захлопнул дверцу. Мысль о докторе-мозгоправе показалась не столь уж беспомощной. Ему все объяснят про чувство вины и связанные с этим галлюцинации, как торможение определенных участков коры головного мозга. Назначат лечение. Правда, его случай, увы, не ограничивается галлюцинациями. И если выложить все, то галлюцинации могут начаться у доктора-мозгоправа.

«Во-во! — поддакнул Лже-Дмитрий, — еще тебе придется рассказать, что продвинутые гуру кибер-пространства создали сайт, ищут закономерности и глубинные смыслы мощной художественной акции. Поиск черной метафоры — достойное занятие для интеллектуалов. По их компетентному мнению, деддрайверы угоняют только лимузины одного цвета и одной-единственной марки — BMW 7-й серии. Der Bumer, короче. Правда, Интернет давно уже в руках идиотов, поэтому тебе придется уточнить, что речь идет не столько об авто одной марки, сколько об одном-единственном автомобиле. Причем — вот этом самом! Во доктор будет рад!»

— Заткнись! — громко отрезал Дмитрий Олегович.

Вместо визита к доктору он решил позвонить Юленьке и выложить все ей — о чем еще сама не догадалась. Пригласить на ужин, который директор приготовит собственноручно, и все рассказать. Лучшего врачевания, чем излить душу родному человечку, не придумаешь. А потом они возьмут серебряное ведерко, бутылочку шампанского, наколют льда и завалятся со всем этим в ванну с ароматными солями. Надо все вернуть: их угасающий роман и все остальное. Надо вернуть себе свою жизнь! Это единственно верное решение.

Директор развернулся на каблуках и направился к выходу. Все уже разошлись, остались лишь охранники у дверей.

«Насчет мозгоправа, кацапчик, ты прав, — глубокомысленно заметил Лже-Дмитрий. — Для таких, как ты, начинающих прозревать, у них припасено одно лекарство».

— Чего?!

«Одно-единственное средство: таким, как ты, делают лоботомию».

— Заткнись!

«Ладно-ладно, я-то заткнусь. А ты не подумал, что эта твоя сердобольная овца первая отправит тебя в психушку? А?! Без злого умысла, чтоб подлечить своего бедняжечку. Лоботомия, она и для влюбленных хороша: стоять будет, а так не опасен».

В этот момент директор уже покидал место работы, проходил мимо сидевшего на дверях охранника. Тот приветливо кивнул Дмитрию Олеговичу:

— Всего доброго! До свидания. Хороших вам выходных.

Охранник очень рассчитывал на прибавку жалованья. Директор же привычной для него фразой пытался заставить Лже-Дмитрия замолчать:

— Заткнись, ублюдок! — злобно бросил он.

Охранник долго смотрел Дмитрию Олеговичу вслед. Затем сплюнул, покачал головой и тихонько процедил:

— Совсем у шефа крыша едет.

Дмитрий Олегович слегка отбил два огромных говяжьих стейка и намазал их горчицей. Говядина любит горчицу; если еще все это немного помять руками!.. Руки говядина тоже любит. Мясо, даже самое сложное, должно жариться не дольше нескольких минут. Поэтому саму готовку он начнет, когда приедет Юленька. Обжарит по минутке каждую сторону, посыплет стейк смесью средиземноморских приправ, основу которых составляет базилик, орегано и различные перцы. В принципе, можно использовать «Вегетту», тоже вкусно, но сейчас Дмитрий Олегович предпочел приготовить смесь приправ собственноручно. Не вынимая стейков из сковороды, нужно положить на них порезанные кружками помидоры. Сверху немного майонеза и накрыть все кусками сыра с голубой плесенью. Можно, конечно, использовать и обычный сыр, но с этими приправами все же лучше гармонирует голубая плесень. И еще на пару минут накрыть все крышкой. Чтобы сыр полностью оплавился. И дать чуть постоять. Через восемь-десять минут после начала готовки у вас два роскошных мидл-стейка, покрытых изысканной корочкой. Сочный стейк с красным вином лечит любую хандру и душевные недуги.

— Юленька, душа моя! — проговорил директор и добавил: — Как же я был не прав, что так долго с этим тянул.

Ужин они договорились сделать поздним, и у директора высвободились час-другой, чтобы покопаться в каталогах. Чувствуя необычное воодушевление (прежде всего из-за Юленьки!), директор решил, что наконец наткнулся на то, что искал. Деньги — к деньгам, как говорится, хорошие вести — к хорошим. Полной уверенности, конечно, не было, но очень похоже. Художник изобразил идиллический пейзаж, может прибалтийский берег, а может, немецкий. Романтический дом на каменной круче и море фантастической синевы. Немного смущали похожие на южные вечнозеленые деревья, но на юге уместнее смотрелись бы итальянские палаццо или белые виллы, а не немецкий дом. Но не суть — все равно очень похоже. Тогда в голову Дмитрия Олеговича закралась крамольная мысль: место, которое изобразил художник, то самое, но чего-то в картине не хватает. Может, он ищет другую картину на эту тему? Похожую, но другую? Ведь изобразил Моне Руанский собор в разном освещении несколько раз? Или, к примеру, два экспонирующихся рядом в Дрезденской галерее варианта «Пьяного Геркулеса» Рубенса? Он ищет другую картину, сестру вот этой самой, идиллического пейзажа, но другую, и он все ближе, ближе...

— Ближе... — проговорил Димтрий Олегович, откладывая стейки в сторону.

Что верно, то верно: ближе. И скорее всего, у сестры будет несколько иной характер. Похоже, что так. Мы уже говорили о разных половинках, внутренних там и прочих. Похоже, картина-сестра и будет той самой иной половиной. Так же можно воспользоваться другим словом! Учитывая цвет Bumer’a, который мы тоже не оставили сегодня без внимания.

Скорее всего, у сестры-половинки будет несколько иной характер.

— Черная половина, — изрек Дмитрий Олегович, глядя в окно пустыми глазами.

Такие глаза обычно делаются у людей, когда они говорят с кем-то по телефону и представляют себе собеседника.

Дмитрий Олегович не говорил по телефону. Он ждал Юленьку. А за окнами, с востока, на Москву наваливалась ночь.

«Икс, икс, проснись. Проснись, Икс.»

«В большую волну, когда Будда... что?!»

Икс снова дернул головой. Он не заметил, как провалился в сон, он даже не знал, что уснул. Что за чушь, почему он вырубается на своем наблюдательном посту? Три кружки крепкого чаю и три выкуренные подряд сигареты не помогли. Только сон... Он изменился. И кто-то зовет его. Зовет словно шепчет. Кто?

Сон стал другим. Непохожим на сон. Словно воспоминание, четкое, логичное, по крайней мере, вне логики снов. Словно Икс грезил наяву. И вместо этой пустынной предрассветной улицы видел нечто совсем другое.

Это случилось в тот день, когда они вчетвером впервые отправились к домику Мамы Мии. Но только значительно раньше, вроде бы только-только миновал полдень. Интересно, тогда действительно было столько солнца, или подобное бывает лишь во сне, где берег твоих воспоминаний залит вечным солнцем детства? Чего уж говорить, каждую минуту того лета Икс знает теперь наизусть. И от этого обиды в его сердце не становится меньше.