Василий Швецов - Горькая новь Страница 30

Слухи о положении дел на Бащелакском фронте доходили до Тележихи ежедневно через приезжавших раненых или больных. Староста от своих обязанностей отказался, а бразды правления забрал в свои руки Игнатий Колесников. Справный мужик, лет пятидесяти. Разворот хозяйства имел большой и без батраков не жил. Приходился он начальнику штаба Лариону Колесникову родным братом, но ни брата, ни партизан не жаловал, злился на первый совдеп за отобранные у него кожи. Сам он был совершенно неграмотный и пригласил в качестве писаря малограмотного мужика Николая Банникова, имевшему в своём хозяйстве кобылу с жеребёнком, коровёнку, да четырёх ребятишек с женой Матрёной. В отряд он не уехал, к партизанам относился враждебно. Приходится по сей день этому удивляться, ведь бедняк из бедняков.

К привезенным Фефелову и Борисову, сразу же вызвали Анатолия Бронникова. Раны были серьезными, требовалась не только простая перевязка, а хирургическая операция. Решено было увезти их в вершину речки Тележихи, выше пасеки Лубягина, и там оперировать и лечить. Анатолий Иванович отдал Борисову свой на меху теплый пиджак (т.к. в горах было холодно), бритвой вырезал засевшую в боку пулю. Тем же инструментом пришлось оперировать и Фефелова и зашивать простой иголкой и ниткой смоченной в йоде. Бронникову надо было ходить в Будачиху к раненым, делать им перевязки, на бинты разорвали несколько простыней. Очень плохо было туда попадать через холодные броды, по бурелому и россыпям. Ужасно болели ревматические ноги. С Бащелакского фронта каждую ночь, приезжали или приходили пешком раненые и больные, большинство из них уходили в Будачиху, в надежное укрытие. Всем им надо оказывать медицинскую помощь, и эта обязанность легла на Анатолия Ивановича. Об этом лазарете знали не многие, не зная дороги, попасть туда не возможно.

Пошли слухи, что с фронта многие самовольно уезжают, от властей, мол, есть призывы к партизанам, чтоб расходились по домам и работали мирно, что никто их трогать не будет, нужно только сдать оружие. На эту удочку попались единицы. Некоторые из них жили дома, многие скрывались в Пролетном логу на пасеке Колесникова Игнатия. О том, что там проживают какие-то партизаны, он знал, но кто и откуда - ему неизвестно. Сам же туда ехать боялся - могут убить.

Рядом с ним жил старик Иван Черданцев. Он всегда помогал Игнатию в хозяйственных делах, часто наведывался и на пасеку. Поехал туда и в этот раз, а там действительно оказалось несколько десятков человек. В числе этих, сбежавших с фронта, был и его сын Софон Черданцев. Старик обнаружил несколько вырезанных пчелинных колод и стал партизан ругать. Его убили и закопали, говорят, не без участия сына. Через двое суток после этого события, рано утром в село приехал Серебренников с карательным отрядом. Созвали сход, но мужиков пришло мало. Самозванный староста Колесников пожаловался начальнику, что какие-то люди, называющие себя партизанами, живут на его пасеке, разоряют пчел и убили его сторожа.

Серебренников потребовал дать ему провожатого, знающего туда дорогу. Колесников согласился поехать с ними сам. Но ни у кого дома не было коней. Кто-то сказал, что у Анатолия Бронникова есть лошадь. Отряд в сопровождении пешего Игнатия от сборни двинулся через мост и остановился возле дома Бронникова. Вызвали хозяина. Анатолий Иванович отвязал коня и передал Колесникову, только сказал, что седла у него вообще нет. Так, на незаседланной лошади тот повел карателей в верхний край села. А Серебренников, подозвав к себе Бронникова, стал расспрашивать о якобы организованном в селе госпитале, в котором много раненых, и что, по имеющимся сведениям, он их лечит. Но Анатолий Иванович категорически опроверг эти слухи. Поверил ли этому каратель, неизвестно, но что они между собой разговаривали, видели многие. Они по-своему все поняли, подумав, наверное, что Анатолий Иванович связан с белыми. Вот это предположительное "наверное" стало превращаться в "достоверно". В таком виде оно дошло до партизан. А подлило масло в огонь то, что на очень приметном бронниковском коне, которого знали все в селе, ехал с отрядом Колесников. Значит и Бронников с ними заодно, ведь лошадь-то его. Именно этот случай, а не какой-либо другой, привел впоследствии к трагедии для семьи Бронникова.

Добраться до пасеки карателям не удалось: при подъеме на Веселенькое, из леса Кисленной сопки отряд был обстрелян и вернулся обратно и в тот же день, не наделав никаких пакостей, уехал в Солонешное. Старосте было строго наказано собрать сход, добиться сдачи всего оружия и отправить его в волость.

Бащелакский фронт все еще держался, перестрелки не прекращались. В первых числах октября произошел последний большой бой, с обеих сторон много убитых и раненых. Продолжался он несколько часов. Несмотря на превосходство, белые терпели поражение, победа полностью склонялась на сторону партизан. Однако во второй половине дня со стороны Березовского спуска на помощь казакам пришло подкрепление - полковник Хмелевский с шестью сотнями казаков. Штаб дал команду отвести все отряды в горы, для передышки. После поражения в ту же ночь все тележихинские партизаны во главе с начальником штаба Ларионом Колесниковым возвратились домой, и узнали о том, что Игнатий Колесников заправляет делами вместо старосты, что он водил карателей туда, где укрылись партизаны, что он собирал сход и заставлял сдать оружие, которое действительно уже около трёх десятков единиц собрано и хранится в каталажной камере. Эти дела помогает ему вершить Анатолий Бронников. Подобные разговоры посеяли у партизан подозрения, хотя некоторые в измену братьев Бронниковых не верили, и даже о готовящейся над ними расправе сообщили запиской. Вопрос об их уничтожении был решен. Разузнав о дне отправки оружия, партизаны решили его захватить. С оружием была отправлена Мавра Новосёлова, муж которой, тоже был в отряде, в засаде. Когда она поравнялась с забокой, партизаны дали залп в воздух, выскочили на дорогу и отобрали у перепуганной бабы весь "арсенал". Чуть живая, вернулась Мавра в село, но на сборню прийти не хватило сил, попросила соседку. Игнатий Колесников с Василием Бронниковым решили не оставаться дома на ночь. А Анатолий Бронников, не чувствуя за собой вины, из дома не ушел. И вот около полуночи партизаны сделали налет на четыре дома. Стреляли во все окна, залпами и одиночно. Эта стрельба привела всех спящих в ужас. Разбитые стёкла летели на пол, пули и дробь щелкали по кирпичам печки. Четверо детей Бронникова подняли истошный крик. Не помня себя, их мать Татьяна Дмитриевна сползла на пол, оставив в качалке двухлетнюю дочь Людмилку, которой дробь попала в плечо и бок. Бронников выскочил в кухню, схватил двухстволку и выстрелил в залезавшего в окно человека. Скинул крючок и вышиб ногой дверь, сбив при этом, стоявших на крылечке. Перепрыгнул через изгородь и побежал по смородиннику к речке. До утра он укрывался на мельнице Тоболова. Партизаны в дом заходить не стали. Перед рассветом Бронников пришёл к соседям и узнал о ранении ребёнка. Дочку ему принесли, он вырезал дробь и перевязал, на следующую ночь ушел в Солонешное.

В ту же ночь партизаны пришли и в дом писаря. Его жена Екатерина отказалась открыть, но была ранена, двое детей истошно закричали. Бабушка Агафья, не слезавшая с койки двадцать лет, со слезами просила ворвавшихся не убивать их с детьми. Ей ответили, что их не тронут, сына её найдут и убьют. Печёнкина Харитона в ночь погрома тоже дома не было, и весь ужас пришлось пережить его жене. Её избили, требуя сказать, где Харитон, но она действительно не знала. А Печенкин ушёл в Солонешное и записался в дружину, позднее его поймали и этапировали в Бийскую тюрьму, после отбытия срока вернулся в Тележиху и прожил до самой смерти со своей семьёй.

В утро погрома партизаны Колесников, Бабарыкин, Пономарёв, Косинцев, Бурыкин, Ушаков, Кобяков и другие снова приехали в дом Василия Бронникова угрозами да ласками выспросили у детей, где их папа. Дети рассказали, что отец ночевал в соседях у стариков Богомоловых, там же вместе с Василием взяли и Игнатия Колесникова. Пригнали их на сборню и заперли в каталажке. Стали обсуждать, как поступить с ними, решили расстрелять. Первым вывели Игнатия и тут же убили. Василия застрелили в каталажке, пуля снесла ему пол черепа, стены и пол были забрызганы кровью. Трупы до вечера ни кто не убирал. На обезображенные тела страшно смотреть, кое - кого мучила совесть. Наконец отрядили людей копать яму. С северной стороны сборни, у самой завалинке выкопали метровую яму, стащили убитых и зарыли. Назавтра родственники попросили у партизан разрешение выкопать трупы и похоронить на кладбище, им разрешили.

Чувствуя себя хозяевами положения, некоторые пропойцы, картёжники, постоянные хулиганы и мародёры Буйских Костя, Менухов Яков, Кобяков Димка и Ушаков Евгений решили сделать такой же погром в доме Уфимцевых, сын которых в царской армии был каким - то младшим чином. Они ворвались в дом, избили стариков и забрали многие домашние вещи, связав их в простыни, принесли на сборню и разделили между собой.