Крис Клив - Поджигатели Страница 30

— Нет уж, это вряд ли.

— Мне не говорят «нет», — сказала она. — Пропусти меня. Надо решить это раз и навсегда.

— Извини, я плохо себя чувствую. Почему вы с Джаспером не можете оставить меня в покое?

— Нам оставить тебя в покое? — сказала Петра. — Вот это забавно. Хорошая шутка.

— Прошу тебя, ты не знаешь, что произошло. Тебе с Джаспером надо поговорить, а не со мной.

— Нет, — сказала она. — Пропусти меня. Я готова простоять здесь хоть весь день, если надо.

— Как хочешь.

Я вернулась в ванную и домыла голову. Это было совсем не так, знаешь ли, как показывают в рекламе шампуня «Тимотей», где молодая шведка стоит под водопадом. Вода была чуть коричневатая из-за ржавых труб, и мне было слышно, как Петра барабанит в дверь все время и орет: ОТКРОЙ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ. К тому времени, как я вышла и стала сушить волосы, она решила попробовать что-то новенькое. Теперь она орала: В ЭТОЙ КВАРТИРЕ ПЕДОФИЛ. Наверно, она думала, что сейчас откуда ни возьмись заявится гневная толпа, как это бывает в «Дейли мейл», и поможет ей ворваться, но она еще многого не знала о квартале Веллингтон-Эстейт. Здесь даже из-за пожара в собственной квартире не станут возиться, не то что из-за соседей.

Я прошла в спальню и надела белую футболку и белые тренировочные. Легла на кровать, думая о своем, пока стук и крики не смолкли, тогда я опять подошла к двери. Петра сидела на полу, прислонившись к стене, и ногой все еще зажимала дверь. Голову она опустила на колени.

— Ты закончила? Выпустила пар из организма?

Петра подняла глаза, они были красные и опухшие, и на лице были потеки черной туши. Я страшно удивилась, я бы не подумала, что у нее есть чувства. Лампа на лестничной клетке погасла, и площадка за Петрой погрузилась в темноту. Мы долго смотрели друг на друга в дверной проем. Петра шмыгнула носом.

— Ладно, входи.

Я сняла цепочку и открыла дверь, Петра дернула голову вверх, чтобы посмотреть на меня.

— Давай, вставай, пока я не передумала.

Петра хотела опереться руками о пол, чтобы подняться, но пол был весь грязный, она долго его разглядывала, и вместо этого ей пришлось подать руку мне. Я взяла ее за руку и потянула вверх. Когда она встала, мы тут же расцепились.

— Мне надо умыться, — сказала Петра.

— Ага. Ты же знаешь, где у меня ванная, верно?

Я пошла на кухню и не знала, куда себя деть, тогда я достала все кружки из шкафа и поставила обратно, расставив их по цветам радуги справа налево, чтобы они ручками смотрели наружу, кроме одной кружки, у которой были ручки с обеих сторон. Я не знала, что с ней делать, и все еще держала ее в руках, когда Петра пришла на кухню. Она отмыла все потеки туши, и ее лицо было очень бледное и другое без косметики. Я подняла кружку.

— Кофе?

Петра посмотрела на банку растворимого кофе, стоявшую на кухонном столе.

— Лучше бы водки, — сказала она. — У тебя еще осталось?

— Ага. Только я не думала, что ты начинаешь с утра.

— А у меня еще не утро, — сказала Петра. — Я не ложилась спать.

Я налила Петре водки из холодильника. Мне стало дурно от одного взгляда на нее, но Петра опрокинула стакан в горло и протянула мне пустой стакан.

— Фу, — сказала она. — Еще.

Я налила ей еще, и мы пошли в гостиную и сели на разных концах дивана. Петра смотрела в окно на Барнет-Гроув сквозь тюлевые занавески. Те же мальчишки катались на велосипедах медленными кругами, как в тот майский день, от этого мне стало не по себе.

— Самое глупое, — сказала Петра, — это что мне всегда было наплевать на Джаспера. Пока я не поняла, что он от меня ускользает.

Я промолчала.

— Конечно, это ужасно, — сказала она. — Не чувствовать ничего к человеку, пока не появится перспектива его потерять. Наверно, ты думаешь, что я ужасная эгоистка.

— Нет. Я не думаю. В смысле у меня же нет воображения.

Петра улыбнулась. Она все смотрела в окно.

— Ты умеешь быть очень сухой, да? — сказала она.

Я слегка пожала плечами, но она не видела, потому что сидела ко мне спиной. Я сидела в обнимку с диванной подушкой и чувствовала новую волну похмелья, и мне лучше всего было не двигаться слишком много.

— После теракта у нас Джаспером все пошло по-другому, — сказала Петра. — Я не знаю, кого винить, тебя или Усаму бен Ладена. Не знаю, кто из вас хуже.

— А, ну да. Ты говорила с Джаспером об этом?

— Джаспер сейчас слегка не в себе, — сказала Петра. — В последнее время он перебирал. С ним трудно говорить.

— Может, все-таки попробуешь?

Петра все еще смотрела в окно. Я видела, как ее спина напрягается и злится, и когда она заговорила, ее голос дрожал.

— Как ты смеешь? — сказала она. — Как ты смеешь говорить, что мне делать, а что нет? Это ты довела моего Джаспера до такого состояния. Это ты вертишь перед ним задом и бегаешь за ним со своей слезливой историей.

Петра встала и развернулась ко мне лицом.

— Ты паразит, — сказала она. — Только потому, что твоя несчастная жизнь закончилась, ты не имеешь права влезать в мою.

— Ты что, смеешься? Я видела, как ты живешь, это хуже смерти.

— Ха, — сказала Петра. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не была с Джаспером вчера вечером.

— Я говорю не об этом.

— Шлюха, — прошипела Петра.

Она дала мне пощечину, жестко и злобно. Я не видела ее руку, и она хватила меня по подбородку и шее, моя голова отлетела назад, и я услышала, как что-то хрустнуло в шее. Я упала спиной на диван, взялась рукой за лицо, но мне было не больно, я только думала, как это странно, как это все чертовски странно. Как странно, что в моей жизни было столько парней, и некоторые из них настоящие негодяи, и можно ли после этого поверить, что первый человек, который меня ударил, — это модная журналистка из паршивой «Санди телеграф». Я знала, как справиться, Усама, я просто стала смеяться, я хочу сказать, ты и сам бы, наверно, засмеялся, если бы после всего, что ты пережил, у первого человека, которому удалось бы пробраться мимо всех твоих охранников и ворваться в твою горную пещеру, оказались бы бордовые сапоги на шпильках и накрашенные губы. Я отняла руку от лица, и на ней была кровь. Наверно, Петра оцарапала меня кольцами. Я лежала на диване и смеялась, а кровь капала у меня с лица на белую футболку.

— Ты действительно ненормальная? — сказала Петра. — Ты думаешь, это смешно?

— Знаешь, Петра, ну все, ты высказалась, не пора ли тебе выметаться?

— Я не сдвинусь с места, — сказала Петра, — пока ты не пообещаешь, что у тебя с Джаспером больше никогда ничего не будет.

— Петра, выслушай меня хоть один раз, ладно? Это Джаспер бегает за мной. Я от него прячусь. Я тайком пробираюсь домой и не включаю свет, а когда он приходит и стучится, не открываю дверь.

Петра покачала головой и нахмурилась.

— Не понимаю, — сказала она. — Что Джаспер в тебе нашел?

Она повела руками.

— Я хочу сказать, посмотри, где ты живешь. В какой-то жуткой дыре. Его что, возбуждает убожество? Потому что я могу устроить ему убожество. Или нудная жизнь? Будет он балдеть от меня, если я брошу одну из лучших профессий в британских СМИ и стану заниматься… даже не знаю чем… Чем ты занимаешься?

— Чаем. Я делаю чай и еще немножко расставляю папки.

— Отлично, — сказала Петра. — Какое захватывающее занятие для вас обоих. Ну и разговоры у вас, наверно.

— Успокойся уже, а?

— Или дело в тебе? — сказала Петра. — В твоих титьках, печальных глазках и прелестной прическе в стиле Дианы? Потому что у меня могут быть такие же титьки, глазки и прическа. Я все это могу. Ты думаешь, я шучу? Хочешь, я обрежу волосы?

Петра выбежала из гостиной на кухню. Я услышала, как она гремит ящиками, и, когда она вернулась, у нее были кухонные ножницы. Она поднесла их к своим прелестным блестящим волосам.

— Нет, Петра, не надо. Хватит.

Петра стала отрезать волосы — вжик-вжик-вжик. Золотистые пряди падали по всему ковру, и Петра орала: ВОТ! ВОТ! ТАК ЕМУ НРАВИТСЯ, ДА? ВОТ! Я не могла остановить ее, она была в ярости, а я не собиралась подходить к ней, пока у нее в руках ножницы. Так что я сделала то, что делают в документальных фильмах о природе, когда у них какой-нибудь дикий зверь начинает вот так беситься. Залезают на крышу своего «лендровера» и сидят, пока опять не станет безопасно. Я отошла за диван и не мешала Петре, а когда она закончила, ножницы упали на ковер, и она стояла, дрожа, с таким видом, который хочется забыть еще с восьмидесятых. На самом деле, Усама, я хочу сказать, что мне хочется забыть такие вещи, как, например, «Дюран Дюран» или «Томсон твинз», а не те, которые тебе хочется забыть, например советскую оккупацию Афганистана. В общем, я имею в виду, что мне было безопаснее за диваном.

Петра стала хватать, что попадет под руку, и бросать в меня. Она взяла футбольный приз моего мужа, который он получил, когда его команда победила «летучий отряд» из уголовки, и швырнула его в меня, я нырнула за спинку дивана, и он врезался в стену за мной. Потом она схватила пепельницу и тоже бросила, и та попала мне в руку и укатилась в кухню. Мне стало страшно, потому что я все еще была слаба после больницы, а Петра производила впечатление человека, который не остановится, пока не разделается со мной. Она хватала все, что попадалось под руку, и бросала в меня, крича: ШЛЮХА! СТЕРВА! ДРЯНЬ! СУКА, и вдруг она замерла, потому что схватила Мистера Кролика.