Никита Высоцкий - Высоцкий. Спасибо, что живой. Страница 30

—    Толя, ты же врач! — взорвался Всеволод, но Нефедов горько покачал головой:

—    Какой я врач. Я — фельдшер, Сева!..

* * *

В гостиницу попытался зайти Фридман — с арбузом, но его грубо оттолкнули оперативники.

—    Нельзя! Через час войдете. Спецмероприятие.

Фридман чуть было не попал под колеса подъезжающего грузовика «Продукты». Арбуз упал и с треском разлетелся на кусочки...

Глава двадцатая

ЖАЛОСТЬ

—    Чудес не бывает... Медицина — это не волшебство! — бормотал, раскачиваясь, Нефедов.

Татьяна повернулась и залепила ему пощечину.

—    Возьми себя в руки! Прекрати качаться! — Она ударила его еще раз, потом еще и еще. — Тряпка! Бери шприц!

Нефедов растерянно посмотрел на Татьяну, потом еле слышно прошептал:

—    У меня есть адреналин...

Его движения вдруг стали экономными, быстрыми — профессиональными. Он метнулся к саквояжу, вынул нужную упаковку ампул. Втянул раствор в шприц и наклонился к простертому на ковре Володе.

* * *

Солнце! Какое яркое солнце! Это потому что весна... и снег сияет, и вода талая... а рядом Люся, какая она молодая! Почему я ее вижу? Ее здесь не должно быть. Почему снег? А Люся смотрит куда-то вперед и говорит, говорит, говорит...

—    Я не могу смотреть на счетчик. Лучше б я на электричке за ними слетала. Да они любят поезд. Я им эклеры на Казанском покупаю всегда. Ой! Я на счетчик смотреть не могу. А еще же обратно...

Володя увидел, как перескочили цифры—восемь рублей шестьдесят две копейки. Он едет на такси с Люсей за детьми в сад. Это станция Отдых в Подмосковье, здесь вэтэошный детский сад—пятидневка. Значит, пятница. А год? Какой год? Шестьдесят седьмой? Или позже? Нет. Позже не может быть. Старая «Волга»—такая же, как в Бухаре, едет по раскисшей весенней колее. Вдруг заговорил водитель:

—    А вас никто и не заставлял.

Зачем он оглянулся?

Водитель оглянулся, на миг потеряв бдительность, и машина попала в огромную лужу. Они увязли рядом с вышкой ЛЭП. До поселка оставалось метров пятьсот.

—    Приехали, блин! На дорогу смотреть надо.

—    Где вы здесь дорогу видели?

Водитель сделал попытку выбраться задним ходом, но машина засела намертво.

Володя посмотрел на свои руки, подвигал пальцами, натянул вязаные рукава серого свитера на белые манжеты сорочки. «Как давно я так не одевался. А что за пальто? Ну да... Я же его свистнул в костюмерной на „ Ленфильме“...»

Люся заплакала. Шофер стал материться.

—    Еще раз... При моей жене... В ухо дам! — Язык онемел и не шевелился во рту. Губы не размыкались, но Володя ясно слышал свой голос. Услышал его и водитель, он обернулся, хотел было ответить, но осекся.

—    Люсь! Сколько отсюда до садика?

—    Пешком — минут пять.

—    Марш за детьми. А мы пока здесь...

«Надо что-то сделать... любое движение, первый шаг...

В детстве у меня был трюк, который никто не мог повторить. Я завязывал глаза и шел через широкую улицу с машинами и автобусами. Расчет простой — увидев на дороге мальчишку, идущего с завязанными глазами, водители обязательно остановятся. Я шел и слушал, а потом срывал повязку с глаз и бежал от шоферов и прохожих. Это тоже могло кончиться плохо — милицией или затрещинами, и мне было жутко и весело, но главным было ощущение немыслимой скорости и собственной силы. В этом трюке только один секрет: надо сделать первый шаг на проезжую часть, и страх исчезнет. И сейчас нужно начать. Сделать первый шаг!»

Володя шагнул и сразу оказался по щиколотку в холодной воде. Руки перестали быть ватными.

Вытащил Люсю на руках из машины и поставил на сухое место.

—    Беги, а то они волнуются, наверное. Плачут.

Люся припустила к поселку, а Володя начал собирать сучья, ломать кусты. Водитель заглушил двигатель, но помогать не торопился, только, приоткрыв окно, посоветовал:

—    Вон заборы, видишь? Может, оторвешь пару досок?

Володя сунул все, что удалось собрать, под колеса, уперся в задний бампер машины и крикнул водителю:

—    Заводи! Давай!

Вместе с фонтанами воды из-под колес вылетели деревяшки. Машина чуть сдвинулась, но не вперед, а вбок.

—    А ну, давай враскачку! Вперед-назад, вперед-назад.

—    Я так сцепление сожгу. Иди поищи кого-нибудь.

—    Враскачку давай, я сказал. А то оставлю тебя здесь одного куковать.

Водитель повиновался. Некоторое время они буксовали. Володя вымок до костей, но не сдавался. Он что-то совал под колеса, снова упирался, пару раз даже упал в лужу Его усилиями машина подплыла к краю лужи, но здесь было еще глубже. Володя уже выбился из сил. Тяжело дыша, он обтер лицо рукой и поднял глаза.

Метрах в десяти от него стояла Люся с двумя детьми. Младшего она держала на руках, старшего за руку. Она плакала. Володя вышел из лужи и аккуратно, чтобы не испачкать, поцеловал детей.

—    Лапик! Что за слезы? Ты не веришь, что я ее вытащу?

—    Папа! Ты испачкался... — Аркаша ткнул пальцем в прилипший к плечу Володи кусок грязи.

—    Это ерунда. Высохнет, и грязь сама отвалится.

—    Папа! Мы успеем в цирк?

—    Володечка, поехали на электричке. Отдадим, сколько начинало, если он жлоб такой. —Люся обратилась к таксисту: — Вы можете выйти помочь?..

—    Да ни за какие деньги!

—    Папа! Давай дадим ему в морду! — предложил младший, Никита.

—    Молчи уж! — невольно улыбнулась Люся.

Вдруг Володю осенило. Он даже хлопнул себя по лбу ладонью.

—    Слушать меня! Все в машину!

Он схватил в охапку детей и усадил их на заднее сиденье. Потом вернулся, поднял Люсю на руки.

—    Ты же пустую ее сдвинуть не можешь...

—    Люсик! У тебя родители—ученые, — справляясь с дыханием, ответил Володя. —Ты со Стругацкими дружишь. Чем больше масса, тем больше трение. Берись за шею. Ты, да два кабанчика наших, да этот друг... — кивнул он на водителя. — Сейчас все будет.

Он усадил ее рядом с детьми.

—    Давай!

Машина, словно воющая баба, надрывалась, визжала, проглатывая комья грязи и обдавая Володю с ног до головы ржавой жижей.

На заднем стекле, словно на старой фотографии, красовались два детских испуганных лица Аркадия и Никиты.

Увидев, что колесо вот-вот зацепится за замерзшую кочку, Володя быстро скинул с себя ленфильмовское пальтишко и сунул его под колесо. Оставшись в протертом свитере, он еще раз подлез под кузов. Для большего упора встал на колени, оказавшись по пояс в грязи.

—    Ну! Давай! Еще! Дава-а-ай!!!

...И, словно делая толчок штанги, буквально приподнял машину. Двигатель издал пронзительный визг, из-под колеса полетело пережеванное пальтишко... «Волга», как обезумевшая лошадь, вырвалась из ямы и резко затормозила на островке сухой земли.

Дети скакали на заднем сиденье, размахивая руками. По губам можно угадать отдельные фразы:

—    Папа сильный!

—    Папа молодец! Ура!

Люся радостно кричала:

—    Володя! Иди к нам! Возвращайся!

Володя стоял по колено в луже, радостно глядя на «Волгу», от которой шел пар, как от загнанной лошади.

«Ну вот и все!»

Машина долго и протяжно засигналила.

«Какой длинный сигнал! Это звонит будильник — его Таня поставила перед тем, как идти в душ».

Володя увидел здесь же, на пустыре возле станции Отдых, Таню, Пашу, склонившегося над ним Толика и Севу. Таня плакала. Ему стало безумно их жаль.

«Это было! Я просто вспомнил. Жалость. Мы говорили потом о жалости. Я сказал Люсе, что сдвинул машину потому, что стало жалко ее и детей. И Люся тоже заплакала—как сейчас Таня».

Жалость стала невыносимой, до боли в груди и шее. Страшно светило солнце, и гремел в ушах будильник. Володя невероятным усилием поднял веки. Он сидел на полу весь мокрый, в разорванной рубашке.

Он улыбнулся Тане и спросил:

—    Я что, плохо себя вел?

Нефедов, сидевший спиной к Володе, повернулся и отсутствующим взглядом посмотрел на него. Затем разочарованно отвернулся и повернулся вновь. Он едва коснулся Володиного плеча и прошептал:

—    Володя, лежи, не разговаривай, тебе надо полежать спокойно.

Татьяна сквозь слезы улыбнулась:

—    Как ты себя чувствуешь?

—    Нормально...

* * *

Не выключая двигатель, Михалыч выскочил из машины, вбежал в холл гостиницы. Навстречу ему уже спешил Кибиров.

—    Ты и вы все — за мной! — Михалыч влетел на второй этаж. За спиной дежурной по этажу он сорвал шторы с окна, скомкал их и сунул Кибирову: — Завернем тело.

Сотрудники едва поспевали за Михалычем. 207, 209, 211 — мелькали номера на дверях. Здесь. Михалыч остановился, выдохнул и резко открыл дверь. Посредине комнаты на малиновом ковре сидел Высоцкий. Вокруг него стояли Леонидов, Нефедов, Кулагин и Ивлева. Почувствовав на себе взгляд, Высоцкий поднял глаза на Михалыча. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.