Евгений Титаренко - Изобрети нежность Страница 31

Но пригнулся и, перебежав эту мертвую зону, припал к земле, у самых крайних сосенок. Холода, что должен бы проникать сквозь пальто, даже не ощутил.

Минуту или две всматривался.

И скоро стал различать отдельные стволы перед собой, между которыми тяжело, медленно ворошилась чернота.

Поднялся. И, не углубляясь далеко в сосны, двинулся теперь в обратном направлении, в сторону Буерачной.

Переходил от сосны к сосне, стараясь не зашуршать корочкой обледеневшего снега, не хрустнуть веткой. Потом задерживался ненадолго, чтобы высмотреть новое дерево впереди, и шел опять…

Чувство времени было утеряно с самого начала.

Приостановился и выжидал дольше прежнего, когда где-то слева от него должна была оказаться горка с черной полыньей внизу… Теперь, даже пригнувшись, идти было опасно. Дальше можно было пробираться лишь с удесятеренной осторожностью: ползком, на четвереньках…

Выбрался на опушку и с облегчением удостоверился, что находится именно там, где хотел: прямо перед ним, за кустами вереска, возвышался корявым силуэтом тополь…

Передвинулся еще метров на пять вперед и, обессиленный, вытянулся на снегу, чтобы отдышаться, отдохнуть, осмотреться… Корочка снега на прошлогодней хвое, где сосны плохо прикрывали ее от солнца, была уже совсем тонкой и проминалась легко, чуть слышно похрустывая…

В слабом разрыве облаков опять проглянуло фиолетовое сияние луны. Ее-то и ждал Павлик. Все было правильно, как он рассчитывал! И ключ к разгадке Аниной тайны должен был находиться где-то здесь, рядом…

Потому что ветер, когда они с Костей (на свою голову) похищали Вику, дул почти по направлению тополиной тени. И, налетая от случая к случаю, не менялся все эти дни. А у Ани сказано: «Против бури…»

Павлик был как раз между луной и тополем – на линии ветра, если бы он поднялся теперь…

От тополя до кустов молодого вереска – шагов двадцать «против бури»: мысленно Павлик все и много раз перемерил за день.. Следовательно, ему от этих кустов или от первых сосенок надо отползти в глубину бора еще на десять шагов… Мерять их не имело смысла. Потому что он был уверен – Аня точно так же определяла расстояние на глаз, откуда-нибудь со стороны, из укрытия… Тогда у нее не было возможности отмерять эти шаги против бури… На место, которое она таким образом пометила для себя, Аня отправилась уже с темнотой. И только с темнотой!.. Когда не вернулась.

Днем Павлик обшарил глазами как будто каждый пятачок земли на этой линии – «против бури». И теперь обеими руками вместе со снегом разгребал хвою под каждым деревцом, под каждым кустиком – в местах, которые днем казались ему пригодными для тайника… Пытался ковырять лопаткой. На черенок ее был насажен острый металлический наконечник, и Павлик раз за разом всаживал его в примерзшую землю… Но безрезультатно.

Ни признаков пустоты, ни следов чьей-то работы найти не удавалось. О том, что за ним самим остаются при этом далеко видимые следы, Павлик уже не думал. Он заранее предвидел это. Ночь была вся его. И за эту ночь он должен был найти, что искала здесь или только приметила Аня..

Время для него окончательно перестало существовать.

Он удалялся и вправо, и влево от намеченной прямой, возвращался к кустам на окраине и уползал за тридцать метров… Потом опять начинал от опушки, придерживаясь линии «секвойя – луна…»

Наверное, прошел не один час.

Короткий свист со стороны улицы Буерачной едва не прослушал. И замер в ожидании. Костя должен был свистеть два раза… Но повторения не последовало. И Павлик стал убеждать себя, что, подавая такой неопределенный сигнал, Костя лишь выразил свое беспокойство о нем. Но тревога уже не оставляла Павлика… Вдобавок начало закрадываться в душу отчаяние. Ибо рушились планы его… Ибо ему казалось днем, что именно отсюда начнет разматываться ниточка Аниной тайны…

Однако была, наверное, какая-то закономерность в том, что именно теперь, в этот трудный для себя момент, он изо всей силы дернул за ветку вереска перед собой. Ему надоело переползать, он уже ободрал колени, руки и в злости хотел подтянуться на животе, когда почудилось что-то необычное в податливости вереска… Ветка, за которую держался Павлик, начиналась от самой земли, почти от комелька, и потому куст не мог согнуться – он подавался весь, целиком!

Горло перехватило спазмом. А сердце даже приостановилось на мгновение, потом ударило вразнобой, когда Павлик, став на колени и ухватившись обеими руками за куст, уже выворачивал его на себя. Сначала тот едва подавался, а потом легко лег на землю, вскрыв под собой углубление, которое, будто крышкой, запечатывалось промерзлым комом земли, что держался на обрубленных корнях вереска.

Павлик пошарил в углублении, и рука его наткнулась на шершавый брезент.

Теперь он действовал хотя и торопливо, даже лихорадочно, но четко: извлек четыре брезентовые сумки, похожие в темноте на обыкновенные мешки, пошарил еще, убедился, что в тайнике больше ничего нет, и, отползая с сумками прочь от ямы, даже поднял кустик вереска в его прежнее положение…

Но пробираться до поворота, где Жужлица и сосновый бор подходили близко к садам, не хватило терпения. Отошел метров на сто, сто пятьдесят в обратном направлении, убедился, что луна скрылась надолго, и пополз к садам напрямую, через огороды…

Костин силуэт близ дома Кузьмича угадал сразу.

Тихонечко свистнул.

Вдвоем перемахнули через штакетник. И опять на том же месте, откуда расходились недавно, присели рядом на землю, спиной к штакетнику, помолчали, тяжело дыша.

– Ты что долго?! – справедливо упрекнул Костя. – Откуда мешки?! Я уж не знал, что думать!

Павлик ответил вопросом:

– Где этот – баптист Викин?

– Ушел! Откуда мешки у тебя?.. Ушел через Жужлицу. Я ждал, ждал…

– Он тебя не видел?

– Нет… Не должен, – поправился Костя.

– Почему не должен?

– Да так, чепуха… – Костя на секунду замялся. – Иногда казалось, будто кто с другой стороны, из леса, на меня смотрит… Но это так, от страха, – признался он.

– А домой не вернулся?! – быстро спросил Павлик.

На этот раз он не думал над решением, оно пришло само, как-то сразу, когда в поисках носового платка нащупал в кармане ключ от Викиного дома. А может, в голове его какой-то недремлющий уголок сознания продолжал работать все время в одном направлении, и теперь, когда первый шаг к разгадке Аниной гибели Павлик уже сделал, он искал возможности последующих шагов…

Если баптист стремился к лесу, он почти наверняка замешан во всех этих событиях… А к тому же Павлику не давала покоя мысль, что напрашивалась ему всякий раз при виде загадочного Викиного постояльца… Надо было еще раз проверить баптиста.

И Павлик, схватив один мешок, уже лез через забор.

– Я быстро, Костя! Я только подброшу ему – и назад!

– Павка! Ты слышишь?! Павка! – хотел удержать его Костя. Но Павлик уже метнулся в проход за оградой Мелентьевых. Оставив без присмотра остальные мешки, Костя бросился следом.

Но увидел от угла, как Павлик нырнул во двор Вики, и справедливо рассудил, что лучше взять на себя охрану улицы, откуда могла явиться опасность.

Павлик действовал быстро, хотя и наполовину бессознательно. Только сейчас он понял, что это злость туманит ему голову: ярость, которая не находила выхода. Сомнений в Аниной гибели уже не было. И нужен был виновник этой гибели. Теперь же! Немедленно!.. Как будто Павлик мог сладить с ним… А впрочем, ведь рядом был Костя.

Открыв наружную дверь, он положил мешок у самого порога, так, что, входя в дом, нельзя было не споткнуться о него. И снова закрыл дверь на ключ.

Только за штакетником, когда опять уселись на землю, Костя дал волю своему недовольству: они как будто и в самом деле поменялись ролями, потому что он, Костя, все это время действовал на побегушках, как маленький.

Павлик наконец объяснил ему, откуда и что за мешки и зачем он подбросил один баптисту.

– Да ты, Павка, прямо гений… – серьезно заключил Костя.

Похвала не вызвала у Павлика никаких чувств. Да и похвалил Костя довольно грустно. Спросил после паузы:

– Будем ждать теперь?

– Ждать… – кивнул Павлик. – Пусть даже он утром придет – я буду ждать.

На бугре

Три дня назад события примерно так и развивались, как их представлял себе Павлик. После нападения на инкассатора бандиты решили спрятать деньги. И Аня видела их в какой-то момент…

Павлик поймал себя на том, что думает во множественном числе: бандиты… А три дня назад от Зареченского поселка удалось уйти и спрятаться в гараже Мелентьевых одному Илькиному брату… Дальнейшие события объяснялись бы просто, если бы можно свалить все на него. Но Илькин брат, отсиживаясь в чужом дворе, и сам не знал, где находятся деньги, то есть вот эти мешки, что лежали сейчас под ногами у Павлика. Он был ранен и кому-то передал их перед тем, как спрятаться…

Намеки на это проскальзывали вчера во время разговоров неизвестного сначала с Илькиным братом в гараже, потом с баптистом. Но сегодня в голове у Павлика от этих разговоров сохранилась лишь изрядная неразбериха. Было слишком много недосказанности. И слишком много намеков.