Марина Соколова - Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного Страница 31

С тех пор у Ринамы появилась тайна, которая нарастала, как снежный ком. Скрыв от мужа позорный инцидент с музыкантами, она втайне от семьи зачастила на сеансы к экстрасенсу. За десять присестов чудотворцу удалось изгнать из пациентки злых духов и вернуть благорасположение к телевизионному вертепу. Освободившись от злых духов, Ринама перестала шарахаться от телевизора и вместе с Авбюлкой пристрастилась к детским передачам. Случайно переключившись на политические события, забывчивая женщина восстановила в памяти политическую ситуацию, одолела новости до победного конца и… защёлкала по каналам — в поисках очередной информации.

26

За болезненную неугомонность политизированную женщину можно, разумеется, осудить, но лучше попытаться понять, — учитывая назревавший конфликт между Ицленем и Верховным Вече. На пути к всеобъемлющей власти Ицлень жестоко просчитался: с высоты своего исполинского роста он не заметил незначительное препятствие — это было Верховное Вече во главе с Тубсовалахом.

Помогая Ицленю в борьбе с Борвёгачем, Тубсовалах выбился в председатели Верховного Вече. Осознав свою силу, а возможно, пагубность демократической политики, председатель Верховного Вече занял независимую от Ицленя позицию. Розовые мечтания властолюбца рассеялись, как дым. Тубсовалах был реальной силой, от политических кухарок он отличался умом и профессионализмом. Каким-то чудом Тубсовалаху удавалось управлять шебутным Съездом депутатов, как игрушечным хоккеем. Неудивительно, что Верховное Вече, игнорируя недалёкое мнение Ицленя, шло на поводу у своего председателя.

Дорвавшемуся до власти властолюбцу пришлось забыть про розовые очки. Надо было управлять страной, сокращённой до размеров Водяной республики, а ему постоянно кто-нибудь мешал. Мешала эта несносная борвёгачная девчонка, которая настырно лезла в телевизор со своим особым мнением; мешали корыстолюбивые политики, которые претендовали на его власть; мешал народ, который сам не знал, что ему надо; но больше всего мешало Верховное Вече, которое намылилось решать за него судьбу государства.

Положим, с Ринамкой нетрудно справиться посредством стукачей и психотронного оружия; жадных политиков можно подмазать деньгами и должностями; доверчивый и простодушный народ сам бог велел обвести вокруг пальца; но что делать с Верховным Вече, которое посмело запретить Ицленю убивать еччнейских сепаратистов? В этой проклятой стране всё непомерно огромное; лучше, конечно, быть президентом маленького певорейского государства; но там его никто не изберёт, потому что он не знает ни одного иностранного языка; угораздило же уродиться водяным — эти дикие соплеменники напридумывали целых тридцать две буквы; хорошо цинафрийцам: советники говорят, что в их цивилизованном алфавите на шесть букв меньше; поэтому они такие цивилизованные — легко управляться, когда всё такое маленькое; а ты попробуй цивилизовать необъятную громадину; если Курилы отдать Няопии, Мрык — Ниакуре, а Еччню — сепаратистам, всё равно ещё много останется; советники говорят: Еччню отдавать нельзя, потому что на всех сепаратистов еччней не наберёшься; это правильно: если всем всё отдать, тогда нечем будет руководить; катрибилпийцы — они очень умные — предлагают сначала разойтись, чтобы потом опять сойтись; советники считают, что катрибилпийцам подсказывают иностранцы, — а иностранцы ещё умнее; на одного миянгерца приходится восемьдесят сортов колбасы, а на одного цинафрийца — пять тысяч ресторанов; подумать только — вместо того, чтобы изобретать колбасу, отсталые коммунисты изобретали спутники и оружие; прав совковый грек Вопоп: всё оружие отдать врагам — пусть у них голова болит, а самим засесть в казино и в ресторанах; греки, хоть и древние, а очень цивилизованные — недаром с них все пример берут; не то, что водяные лапотники, — заладили одно: душа, душа; а кому нужна эта душа, если она даже на закусон не годится? другое дело — солёный огурчик: выпил — закусил, опять выпил — опять закусил; хорошо, что водяные для своего демократического президента хоть водку успели изобрести — больше ничего не успели; всё остальное сам успел — благодаря личному мужеству и мощному интеллекту; Борвёгача поборол? поборол! путчистов поборол? поборол! и еччнейцев давно бы поборол, если бы Верховное Вече не мешало; говорит: надо не стрелять, а уговаривать; хорошо этому Вече уговаривать: у него сотни языков; а у президента — только один, и тот всё время заплетается; а букв у водяных дикарей — целых тридцать две; неужели мусульманские еччнейцы все водяные буквы выучили? как же с ними без бутылки разговаривать? Жевберн сколько лет просидел, хотя не то, что разговаривать, — читать не умел как следует; только интриговал и распоряжался: туда послать войска, сюда послать войска; хорошо было при коммунистах, несмотря на то, что государство сгубили, — пить можно, разговаривать нельзя; поэтому Ицлень сделал сногсшибательную карьеру — силою вещей и характера; а Борвёгач — круглый дурак, напридумал тоже: разговаривать можно, а пить нельзя; светопреставление начнётся — народ и тогда ему не простит; он, видите ли, опирается на лучших — где они, эти лучшие? от него все перебежали к демократам; а всё почему? у Борвёгача они разговаривали, а у Ицленя много пьют и хорошо едят; они что — лучше Ицленя? он напивается, а они — трезвые, как стёклышки? а вот это — дудки, пусть все берут пример со своего президента; главное — чтобы покрепче и подешевле, потому что дорогой водки на всех не хватает; дорогая — только для знаменитостей, чтобы не предали, как Борвёгача; ну и дурак! водки мог иметь — залейся! вот гнида — и ни себе, и ни другим; этот трезвенник добровольно от власти отказался — да кто же это оценит? должность ему предлагали — так он тоже отказался; ишь какой гордый! надо посмотреть, сколько его гордость продержится; на выборы полез — курам на смех; да кто же его изберёт, ежели он у водяного мужика водку отобрал? а акимерийцам он сроду не нужен; другое дело — Ицлень, без прибабахов, свой парень — в доску; могут и помочь, ежели действовать с подходцем; да кто он такой, этот Борвёгач? не хочет, паразит, признать поражение; подсунул свою собачку — Ринамку; а она разлаялась: Ицлень — такой, Ицлень — сякой, он — не политик, он — уголовник; между прочим, законно избранный президент; и не украл, а экспроприировал экспроприаторов; а за что боролись? просто возместили материальный и моральный ущерб; Ицлень — не Борвёгач: он и себе, и другим; для друзей ничего не жалко, а то сдадут; казна большая — всё не стащат; а документы в порядке — депутаты за руки не схватят; и эти туда же — Ринамку слушать; сколько гадостей ей понаделали, а она всё не угомонится; ведь её все спецслужбы слушают — нашли образец для подражания; телевизионщики совсем свихнулись — повторяют каждое её слово; и смех, и грех — борвёгачная собачка полезла в политику; спокойно, без паники: пусть ею займётся БКГ; у него опыт большой, весь БКГ не убедит и не очарует; не таких обламывали, под аппаратурой быстро согнётся; и никаких доказательств, всё шито-крыто, государственная тайна.

27

«Если бы молодость знала, если бы старость могла!» Ринама и знала, и могла. Волею судеб и всемогущего Борвёгача она получила уникальный шанс — повлиять на ход исторических событий.

Как только демократические спецслужбы, не предполагая последствий, раскрыли Ринаме уникальность её положения, оголтелая патриотка с руками и ногами бросилась в политику — спасать страну от демократической клоаки.

Демократические кухарки смотрели на Ринаму, как на борвёгачную утварь. Как всегда, они сразу всё поняли: это умная игрушка, наподобие говорящего робота. Робот управляется из телевизора телевизионными спецслужбами. Борвёгач приказал им слушать умную машину, потому что она генерирует ценные идеи. Бывший ксеген очень любил живую игрушку, заботился о ней, как о своей любимой Моське, и ставил на место — с помощью психотронного оружия, потому что в этом мире каждый предмет — как одушевлённый, так и неодушевлённый, — должен иметь своё место. Ринамино место было около телевизора, потому что в нужный момент она должна быть под рукой. Пребывавшие в политическом детстве демократы очень любили играть в игрушки. Они круто поиграли с Борвёгачем и с путчистами, потом заскучали от повседневной обыденщины — и вдруг обнаружили лучшую в мире игрушку. Правда, говорящий робот говорил на борвёгачном языке, и операторам психотронных генераторов предстояло как следует поработать, чтобы умная машина освоила ицленьский язык. Один оператор, послушав Ринаму, отказался её перевоспитывать. Она действительно была опасна, особенно в прямом эфире. Послушать генератора идей приходило много народу. Это здорово напоминало «Приключения Незнайки»: всем жутко нравились чужие портреты и не нравились свои собственные. Всё было по-настоящему клёво, пока игрушка не испортилась. Её неожиданно заклинило на политике, и операторам никак не удавалось её починить. Пришлось срочно заменить политических журналистов, потому что они заговорили ринаминым языком. Испорченная машина наотрез отказывалась хвалить Ицленя и ругать Борвёгача. Операторы трудились и днём, и ночью. Они применяли к Ринаме методы психотронного внушения, запугивания и даже обольщения. Но вместо того, чтобы из сторонницы Борвёгача переквалифицироваться в сторонницы Ицленя, испорченная женщина предприняла ответную атаку на телевизор. Она внушала, запугивала и обольщала — причём без помощи психотронного оружия. Затаив дыхание, её слушали спецслужбы, журналисты и политики, у которых открывались глаза на антигосударственную деятельность демократов. Ринама прекрасно понимала, что пробил её звёздный час. Следующий час мог оказаться временем расплаты. Но пламенная патриотка не задумывалась о своей судьбе. На карту была поставлена судьба горячо любимой страны, ради которой Ринама перешагнула через себя, через мужа, через маму, через ребёнка. Закрывшись в спальной комнате, она часами общалась с телевизором — в надежде изменить течение истории. Она не ощущала ни капли усталости — только непрестанную боль во всём теле — оттого, что приходилось ломать себя — в угоду политическому успеху. В первый раз в жизни Ринама пренебрегла чувством собственного достоинства. Всеми фибрами оскорблённой души она ненавидела телевизионный ящик, который незваным татарином ворвался в её неприкосновенную жизнь. Два часа она отмывалась под душем от грубых телевизионных поползновений на её девственную душу.