Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса Страница 32

– Может, проводишь меня, тёть Ий?

– Да какое же! Не-не! Мы ещё из-за той посиделки не разобрались, даже и не проси.

– Ну, и на том спасибо. До свидания.

– Удачи, Машенька.

Сильный порывистый ветер хлестал мне в лицо и щипал голые ноги под длинной свекровкиной курткой. «Вот я дура! Хоть бы штаны какие надела – нет, ведь! Побежала!» – ругала я саму себя. Деревья качали своими зелёными головами и задавали тон сегодняшнему вечеру. Темнело. Сосны и ели, которых кругом было полным полно, наводили на меня страх. Недаром поговаривали, что ходят по деревне волки. Между прочим, собак на Камчатке (так назывался один из районов посёлка), совсем не осталось. Всех перетаскали. Рассказывали, что с вечера хозяин пса накормит, а утром выйдет – одна цепочка лежит, да шерсть с кровью клочками валяется. Иду к Мартыну, а сама истории эти вспоминаю. И одна ярче другой мне представляется. По спине холодок мерзопакостный повеял вдруг – слышу дыхание позади себя где-то снизу. Будто слюни с языка длиннющего капают… Иду – дышать боюсь. Повернуться охота, а страшно. Так страшно, что аж шея затекла! Бежать нельзя. Стоять нельзя. А узнать, страсть, как хочется! Вспомнила я, как баб Нюра кричала раньше в лесу. Сделала я ещё несколько шагов и как заору во всё горло, да как повернусь резко! Чуть ли не прыжком! Ой, какой же волк-то? Псина-то моя! «Тфу-ты! Жулик! Слава богу! И откуда ты тут взялся!» – чесала я шею и бока своей собаке. Жулик упал на спину и начал кататься. «Ну, ещё снегопада мне не хватало!» – пытаясь его поднять, проговорила я. «Жулик! Жулик! – звала я пса. –  Пошли со мной».

Покосившаяся изба Мартына стояла у самой линии УЖД. По расчищенным мосткам я добежала до входной двери, но стучаться в неё мне не пришлось. Он вышел откуда-то из-за дома. Раскрасневшийся. Окосевший. И с маленькой собачонкой на руках. «Нюся, Нюся», – поглаживал он свою болонку. Жулик зарычал на неё. «Не рычи, не рычи! Мы, между прочим, у себя дома, – прерывал его пьяный мужчина. –  А что Венька до дома уже доплёлся?»

– Спит Ваш Венька. – ответила я на возглас хозяина. –  Дядь Мартын, а правда у вас пионерка есть?

– Пионерка? – засмеялся высокий мужик. – Пионерка. Хм. Да у меня и комсомолка есть!

– А дрезина имеется?

– Вот это разговор по делу! Эта штука у меня есть!

– А до центра нас завтра не довезёте?

– О чём ты, милая, ещё и не ездит-то почти никто! Глянь, какая погода-то стоит! Жди тепловоза.

– Некогда мне тепловоза ждать! В больницу Варьку везти надо!

– А чего там? К кому? Вон у нас у самих медичка есть, – указал он в сторону дома, где жила медсестра.

– Знаю я вашу медичку! У Варьки температура как-то была, не знали, как её саму откачать! Она ведь, как кот из «Мастера и Маргариты», мягче спирта ничего не пьёт!

– Да… Что же делать-то с тобой?

– Так, может, получится?

– Хорошо. Собирайся. Завтра поедем.

– До свидания! – радостная прощалась я с Мартыном.

– Пса с собой забери! Нечего болонку мою смущать!

– Дядь Мартын, а ты не знаешь, где у вас тут трактора, случаем, чинят? – с улыбкой спросила я своего спасителя.

– Вадьку что ль ищешь?

Я замялась.

– Вон по той ветке иди, гаражи-то и найдёшь. – указал он мне куда-то вправо.

Только я хотела уходить, как Мартын окликнул меня: «Куда?»

– Чего – куда? – оглянулась на него я.

– Куда, говорю, без фонаря в такую темень прёшься?

– Так впопыхах дома оставила.

– На вот. Мой возьми, – он протянул мне большой и яркий фонарь.

Луч скользил по снегу и убегал далеко-далеко. Впереди меня бежал Жулик, иногда сворачивая с пути и забегая в соседские дворы. Гулкий шум и рёв мотора заставили меня остановиться и прислушаться: где-то работала техника. Я обвела фонарём всю округу и заметила за кустами расплывчатый свет. «Вот, наверно, и гаражи», – подумала я и, потихоньку свистнув, позвала за собой пса. Тот рванул вперёд и оказался там намного быстрее меня. «Жулик! Жулик! Ты меня как нашёл? А, дворняга моя?» – слышался голос Вадима.

Сквозь голые ветви разросшегося ивняка я прошмыгнула к гаражам. Большие высокие двери были чуть приоткрыты, и тусклый свет рассеивался близ них. Я выключила мартыновский фонарь и почти внаклонку двигалась вдоль стены. «Чего, Мишань, наливай!» – неслось из помещения. «Так налито всё! Не видишь разве?» – говорил другой голос. Потом послышалось громкое чоканье стекла и звук, будто кто-то только что выдохнул дым от сигары. «Фу! Надоели эти самокрутки! Надо в город перебираться. Хватит тут околачиваться… Да, Мишань?» – спрашивал Вадька друга. «А мне и тут хорошо, – захихикал тоненьким голоском Мишка. – Чего мне? Трактор ща сделаем, железо сдадим, деньги получим. Надо бы приодеться, если, конечно, опять всё не пропью!»

Водичка снова зажурчала. Я вошла, когда стаканы уже были поднесены ко ртам. «Опять?» – руки в боки стояла я над выпивающими. «Машунь, не ругайся. Ну, всё-всё. Это второй всего», – приподнял брови мой муж.

– А это, интересно же, после которого? – наезжала на него я.

Мишаня, сидевший на старой огромной покрышке от трактора, перебазировался в другую сторону гаража. «Ладно, Вадька, пойду технику что ли починю», – вставая с резины, произнёс мужнин дружок. «Да погоди! – умолял его мой суженый. – С нами-то постой!»

– А что – никак меня боишься? – шла я на мужа.

– Да что ты, любимая? Ты же моя хорошая. Я же тебя люблю.

– Быстро домой! – скомандовала я.

– Нам ещё технику доделать нужно. – промямлил муж.

– Дома доделаешь! – крикнула я.

Мишка поплёлся за нами следом. Тёмный вечер уже подходил к концу, и вскоре уже должна была наступить ночь. Последняя ночь в этой Богом забытой деревне.

«Машунь, спишь?» – спрашивал меня муж, сидящий возле моей кровати. Я лежала, отвернувшись к стенке, и смотрела сквозь тьму. «Лю-би-мая… Ну-у…» – ждал ответа Вадим. «Не нукай, не запряг ещё», – шёпотом проговорила я.

– Можно я к тебе прилягу. – просился он под одеяло.

– Нет уж! Не видишь – пол намыт? Сами по потолку ходим! – отрезала я.

– Да ладно тебе. Если надо, я тоже по потолку похожу, – приподнимая одеяло и забираясь ко мне в постель, говорил он.

Холод, закравшийся под мою сорочку, заставил меня прижаться к нему. Сильные руки обнимали мой стан, а нежный голос шептал приятные слова: «Ты моя ласточка. Прости меня. Больше так не буду».

– А мы завтра уезжаем. Живи, как хочешь. – прошептала я.

– Куда это уезжаете? И кто это – «мы»? – удивился мой благоверный.

– Я и Варя. Хватит. Помучались, – слезились у меня глаза.

Свет от луны падал на моё лицо и дорожку, оставленную сползающей слезой, было хорошо видно. «Ну, малышка. Не плачь, моя родная. Успокойся. Какой же я дурак», – целуя каждый миллиметр моего лица и тела, шептал муж.

– Я с вами поеду! Всё! – резко сказал он.

– Ага-а, – промычала я.

– Чего – ага-а? Не хочешь что ли? – спрашивал Вадя.

– Обиды у меня на тебя много. И злости. Да и не домой мы едем!

– А куда? – встрепенулся благоверный.

– Куда – куда. Сначала-то, конечно, домой, а затем к онкологу.

– Что? Опять? Неужели растёт пятно?

– А ты хороший отец, раз не посмотрел даже!

– Тихо! Варя, кажется, просыпается.

Мы оба дёрнулись к кроватке. Малышка поворочалась из стороны в сторону, поводила маленьким носиком и стала спать дальше.

– Слава Богу, спит… Завтра вставать рано. То есть уже сегодня, – пробубнила я.

На часах было уже три утра. Я повернулась на другой бок и хотела тоже уснуть, как в доме раздался стук. «Ну, кто там ещё в такое время? – злилась я. – Не будем открывать!» Но стук не прекращался. Такое ощущение, что в дверь уже били ногой. Вадька встал с кровати, оделся и пошёл к выходу.

Я проснулась в шесть оттого, что замёрзла. Рядом было пусто. Я вскочила с постели и обошла дом. В коридоре горел свет, куртки мужа не висело на вешалке, ботинок также не имелось в наличии. Я опустила руки и пошла в свою комнату.

Луна по-прежнему светила мне в окно, но больше спать я не могла. Ком подкатил к горлу и оставался там ещё долгое время. «Ну что ж. Надо собираться, – утирая слезу, проговорила я. – Пора.»

В соседней комнате спали свёкр со свекровью, и их храп разносился по всему стометровому дому. Спящую, я переодела Варюшу и собрала ей еду в дорогу. В фиолетовый короб от чьей– то коляски я положила малышку, взяла его за ручки и пошла к выходу, у которого мне хотелось завыть: там стояли три сумки с вещами и ходунки: «Господи! И как же я дотащусь?!»

Варюша тихо спала в коробушке, а я кое-как, загрузив себя полностью сумками и ходунками, пыталась встать с корточек, при этом ещё впереди себя держа Варвару. У крыльца я заметила чунки, в которые с превеликой радостью скинула все сумки с вещами и потянула их за собой на верёвке левой рукой. В правой была Варя.

Мартын уже не спал. Он устанавливал пионерку на узкоколейку. Утро было тёмным, но не холодным. С крыш капало. А стало быть, по УЖД с опаской, но ехать на пионерке было можно. «Мы потихоньку», – заметив страх в моих глазах, успокаивал меня Мартын. Маленькая дрезина стояла на рельсах и ждала, когда придёт черёд трогать с места. Короб с малышкой мы поставили на самое безопасное место: поперёк пионерки, около ручки, за которую нужно держаться во время движения. Пакеты поставили рядом, а ходунки водрузили на них. Всё связали длинными верёвками и, запрыгнув, на странное сооружение, медленно набирали ход. Пионерка начинала потрескивать. Ощущение, будто едешь на мотоцикле без глушителя. Громкий звук не разбудил ребёнка: мерное покачивание давало о себе знать.