Камен Калчев - Новые встречи Страница 32

— О, больно ему нужен, Манчеву, мой аккордеон!

— Возьми, возьми! — настойчиво повторила Ружа и пошла дальше — хотелось удостовериться перед отъездом, что все в полном порядке.

Потом вернулась в кабинет и, остановившись перед зеркалом, еще раз внимательно осмотрела себя. На свежем лице не было признаков усталости — ясные глаза светились радостью. Не подкрасить ли губы? Бледные губы на бледном лице — да еще в веснушках! — это всегда огорчало Ружу. Она достала из сумочки помаду и накрасила губы. «Колю не узнает меня», — подумала она и подмигнула себе в зеркало, чувствуя, как у нее поднимается настроение.

По пути она заехала в редакцию, чтоб захватить Колю, но оказалось, что он давно укатил на редакционной машине. Это несколько задело Ружу, и, сев в «победу», она понеслась по шоссе, ведущему в горы.

«Маленькое, скромное торжество» только что открылось. Манчев и Яна сидели в центре праздничного стола. В большой хрустальной вазе стоял букет лесных цветов; среди них было и несколько благоухающих красных роз — любимых цветов жениха. Он и сам был похож на огромный цветок, на распустившийся горный пион, разливающий запах духов. Тщательно выглаженная сорочка сверкала белизной. Галстук был завязан пышным узлом. Черный жилет придавал стройность его фигуре. Крупные руки спокойно лежали на белой скатерти, и лишь иногда, в приливе чувств, он начинал барабанить пальцами по столу, всем сердцем радуясь близости сидящей рядом с ним женщины, избранницы на всю жизнь.

Перед каждым из гостей стоял наполненный вином бокал, но к вину еще никто не прикасался. Ждали директора «Балканской звезды». И уже порядочно истомились. Колю то и дело вскакивал со своего места и бежал посмотреть, не показалась ли со стороны города машина. Руже не впервые опаздывать — сколько раз Колю просто сгорал от нетерпения у входа в театр или кино, — но на сей раз она превзошла себя!

Радио сообщало собравшимся новости дня. Почти никто не слушал его, но вдруг жених привлек всеобщее внимание, постучав вилкой по тарелке. Объявляли результаты матча, на который Манчев не попал: помешала собственная свадьба. Он потемнел лицом, узнав, что армейцы потерпели поражение с результатом один ноль. Мгновенно разгорелись споры о том, почему эта команда проигрывает и долго ли так будет. Кто-то в шутку стал поддразнивать Манчева, и тот, в горячности задев свой бокал, разлил вино. Заалело пятно, невеста смутилась, женщины, ахая, принялись посыпать его солью. Кто-то из мужчин снова наполнил бокал Манчева, уверяя, что это к счастью. Тут как раз появилась Ружа.

— Штрафной ей, штрафной! — закричали со всех сторон, хлопая в ладоши и стуча ногами — выражая тем самым и протест и радость. Ружа попросила извинить ее, поздоровалась со всеми и села на место Колю рядом с женихом. Колю — хочешь не хочешь — пришлось сесть по другую сторону — возле Яны, и торжество началось. Как нельзя более кстати по радио стали передавать марши, будто в угоду Манчеву, который их очень любил. Да, лучше и не придумаешь: марши и вино! Велика важность, в конце концов, что армейцы в кои-то веки проиграли одно очко! Всегда выходили победителями, так будет и впредь! А пока выше голову и… «Ваше здоровье!»

Он поднял бокал, желая чокнуться со всеми.

— Погоди, погоди, товарищ Манчев, — остановила его Савка Рашенова. — Надо соблюдать порядок. Перво-наперво послушаем, что скажет кума, а дальше уж все пойдет своим чередом.

— Правильно, правильно! — одобрили все и потянулись с бокалами к Руже.

Ружа встала, откашлялась и, глядя на Яну и Манчева, сказала:

— Ну, дорогие друзья, наконец-то мы «вас опутали после долгой борьбы и страданий», как сказано в какой-то статье моего супруга… Что ж, здравствуйте и преуспевайте в своей жизни! Я не мастер произносить спичи, но мне хочется поцеловать в лоб товарища Манчева.

— Почему именно в лоб? — посыпались вопросы.

— Потому что он умница.

— Видали ее?..

— И еще хочу поцеловать его в глаза.

— А это почему?

— Потому что он дальновиден, — продолжала Ружа. — Умыкнул у нас лучшую работницу и теперь вызывает на соревнование… — Ружа помолчала и, неожиданно повысив голос, заключила: — Помни, товарищ Манчев, мы с легкой душой отдаем тебе Яну! Но она останется и нашей — ты всегда отпустишь ее к нам, когда попросим. А соревнование мы все равно выиграем!

— Насчет этого еще подумаем, — усмехнулся Манчев, — а ты не забывай о поцелуях!

— Правильно, правильно!

— Я в долгу не останусь, друзья, не поскуплюсь!

— Колю, смотри в оба!

Колю вспыхнул. Впервые он видел жену в таком настроении и опасался, что его ненадолго хватит. Но Ружа оказалась на высоте. Она поставила бокал и, как было обещано, дважды поцеловала Манчева. Это вызвало всеобщее одобрение; зазвенели бокалы, послышались новые тосты. Ружа подошла к Яне и поцеловала ее в полные слез глаза.

— Спасибо тебе, Ружка, за все, — сказала Яна. — Большего мне не нужно.

Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. А Манчев с поднятым бокалом уже тянулся к жене, чтобы поцеловать ее, считая, что не вправе пренебрегать этой первейшей своей обязанностью. Гости радостными возгласами приветствовали его решительность. Он покраснел от удовольствия. Веселье продолжало нарастать, как тому и быть должно.

«Маленькое, скромное торжество» происходило в фабричном парке, на окруженной липами поляне, возле горного потока, где остужались бутылки с вином и прочими напитками. Чуть поодаль за отдельным столиком сидели дети.

Тут были Савкины ребятишки, Мартин — сынишка Колю и Ружи, голенастый, в коротких штанишках, Валя в белом платьице, будто не мать, а она была невестой. Среди детей она держалась так серьезно, словно отдавала себе отчет во всем происходящем. Но лишь до тех пор, пока не принесли мороженое. Девочка оживилась и стала шумно распоряжаться, кому сколько дать, стараясь завладеть чашечкой пополней. Яна то и дело подходила, чтобы восстановить мир за детским столиком.

Легко и радостно ей было после всех забот и мучений. Не думала она, что так быстро решится выйти за Манчева. И как странно! Когда-то она сама рвалась к Борису, а теперь Манчев не оставлял ее в покое, пока не добился согласия на брак. Да и почему ей было не согласиться?

Яна рассеянно смотрела вокруг, и все казались ей хорошими, хоть часто и высмеивали друг друга, а порой и ссорились по серьезному поводу или даже без повода. Никто не плакал вместе с ней, когда она плакала и рвала на себе волосы, но ее не оставили одну; никто не сказал ей обидного слова, когда она хныкала и теряла мужество. Они были терпеливы и добры к ней даже после того, как узнали, что она покидает их. Они ее поняли, и это самое важное. Теперь она с чистой совестью может работать на новом месте и жить, как живут другие. Только бы Валя была счастлива!

Яна все поглядывала на дочурку, и сердце у нее обливалось кровью, когда она замечала, как та, ударяя кулачком по столу, пыталась всеми командовать. «Вылитый отец — всегда должна быть первой!» Старая, затаенная боль вновь всплывала, как тень прошлого. И она задумывалась, устремив взор на бокал с вином.

Картины этого прошлого проносились перед ней, подобно молниям уже отшумевшей бури, которая опустошила ее молодость. Ей некого было винить. Она сама избрала Бориса, сама, как слепая, пошла за ним следом; три года она плакала и вздыхала, словно никого достойнее его не было на свете. И если бы ей насильно не раскрыли глаза, она бы так и продолжала ощупью идти к верной своей гибели в бездне полного отчаяния. Будто кто-то мечом рассек стену ее добровольного отшельничества; в темницу хлынули потоки света, и она увидела, что вне магического круга красивого деспота есть другая жизнь, и совсем не такая унылая, какой она представлялась ей в больном воображении. Теперь ясно, что она могла свободно и радостно жить в обществе людей, от которых сама отрекалась из страха быть ими непонятой. Как жаль, что она раньше не освободилась от оков слепой, рабской привязанности к этому человеку! Сейчас она как бы вновь рождается на свет. И если есть о чем пожалеть, так не о Борисе, а о бесполезно потерянном времени, о чувствах, растраченных на вздохи по нем; собранные воедино, они оказались бы сильнее всех ветров на свете.

Как красиво, как спокойно у подножия этого лесистого холма, в зеленом объятии гор! Разбуженные незримыми флейтами лесного ветерка, трепетали тени. Солнечные лучи играли среди деревьев, словно белые зайчата, над которыми простирали ветви развесистые орешники и старые липы. В успокаивающей тишине, радуя взгляд, зеленели травы и кустарники, венчавшие полукружием скромную товарищескую трапезу. Люди будто условились с природой, чтоб все в этот день было по особому красиво и весело. Низко, над самым столом, стрелой проносились ласточки к своим старым гнездам, прилепленным одно к другому под карнизами фабричных корпусов. В вышине мелькали и плескались в потоках солнца дикие голуби и горлинки. Не боясь людей, беспечно прыгали серые воробышки и клевали упавшие со стола крошки.