Александра Маринина - Ад Страница 32

– Понятно, – задумчиво протянул Андрей. – Надо же, какой образ… неожиданный. Томка всегда была ни на кого не похожа.

Люба внезапно улыбнулась и легко прикоснулась к плечу Бегорского.

– А знаешь, что она мне говорила, когда мы были маленькими? Что я должна дружить с тобой, а не с Родиком, потому что от тебя я могу многому научиться и это будет мне полезно, а от Родика никакого толку.

– Да ну? – изумился он. – Правда, что ли? А ты что?

– А я обижалась и возмущалась, потому что какой же должен быть толк от дружбы? Это какая-то корысть получается, а не дружба от чистого сердца. В общем, я ее тогда не понимала.

– А сейчас поняла? – насмешливо спросил Андрей. – Смотри, Любка, осторожней: одно плохое слово про моего друга Родьку – и я тебя загрызу.

– Не дождешься, – рассмеялась она. – Про любимого мужа – только хорошее. Я имела в виду, что с годами поняла, насколько ты не похож на всех нас. А тогда, в детстве, я тебя ужасно боялась. Господи, Андрюша, кажется, это было совсем недавно, всё так свежо в памяти, словно только вчера произошло, а на самом деле так давно… Даже страшно.

– Почти сорок лет, – кивнул он. – Действительно страшно. Сорок лет мы знаем друг друга. Сорок лет ты беззаветно любишь Родьку. Это просто немыслимо! Если бы мне кто-нибудь рассказал, я бы не поверил, что такое бывает.

– Но поскольку ты видишь это собственными глазами, то веришь, – поддела его Люба. – Ой, мы уже почти приехали! Надо же, так заболтались, что я и дорогу не заметила. Повезло мне, что ты к вечеру оказался на месте и так рано собрался домой, ты же обычно гораздо позже уезжаешь.

Андрей притормозил возле арки, ведущей во двор дома Романовых, но въезжать не стал и заглушил двигатель.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила Люба, которой предстояло тащить домой груду пакетов, и она рассчитывала, что Андрей довезет ее до самого подъезда. – Ты не будешь заезжать во двор? Мне уже выходить?

Андрей молчал, не отрывая глаз от светящейся вывески над обменным пунктом, расположенным у въезда в арку. В этом обменнике Люба и Родислав всегда в день зарплаты меняли российские рубли на доллары, чтобы потом по мере необходимости производить обратную операцию и менять доллары на рубли, но уже по более высокому курсу. Только таким способом можно было хоть как-то уберечь свои доходы от инфляции.

– Знаешь, почему я сегодня так рано еду с работы? – спросил Бегорский неожиданно глухим голосом. – Мне нужно помочь Вере собрать вещи.

– Она едет в отпуск? – удивилась Люба. – Одна? Вы же всегда ездили вместе, втроем.

– Она уезжает. Совсем.

– Я не поняла, – растерянно проговорила Люба. – Что значит – уезжает совсем? Куда?

– Переезжает к родителям в Томилин. Мы разводимся.

– Господи! – ахнула Люба. – Как же так? Почему? Вы ведь никогда не ссорились, у вас все было так хорошо…

– Да, все было хорошо, – повторил Андрей. – И в один прекрасный день Вера сказала, что больше не может со мной жить, забирает Ленку и возвращается к родителям.

– Но почему? – недоумевала она. – Почему она не может с тобой жить? Ты что, бил ее, плохо обращался, ревновал, денег не давал? Что ты мог сделать такого, после чего с тобой стало невозможно жить?

– Я не знаю, – вздохнул он. – Ты знаешь меня почти сорок лет, ты прекрасно понимаешь, что я никогда не подниму руку на женщину и не буду плохо с ней обращаться, ты знаешь, что я не ревнивый и не жадный. Ну скажи хоть ты мне, чем я мог так провиниться, чтобы со мной невозможно было жить.

– А Вера сама что говорит?

– Говорит, что я очень хороший человек, честный и порядочный, добрый и щедрый, но жить со мной невозможно. Я тебе дословно передаю то, что она мне сказала, никакой отсебятины. В общем, – он набрал в грудь побольше воздуха и развернулся к Любе всем корпусом, – я тебе это сказал не для того, чтобы ты меня жалела, а просто чтобы объяснить, почему я сегодня так рано еду из офиса. Ну и заодно чтобы ты знала, что мы с Верой разводимся.

– А Родик знает?

– Знает, я ему сегодня утром сказал. Но я хотел, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от Родика. Так полагается между старыми друзьями. Вера забирает Ленку, теперь я смогу видеть ее очень редко. Мне придется пожертвовать своими отцовскими чувствами, чтобы сохранить позицию.

– Какую позицию? Ты о чем?

– Я о самоуважении, Любаша. Я мог бы упираться, унижаться, просить, умолять, обещать, что больше так не буду, хотя видит бог – я не знаю, как именно, я мог бы не давать Вере развод, начать судиться за право оставить дочь себе, пригрозить бросить Веру без копейки и без помощи – я много чего мог предпринять, чтобы не приносить эту жертву, но в результате я утратил бы преимущества своей позиции – я утратил бы право уважать самого себя. Но это я так, к слову о нашем споре по поводу шахмат. Так что ты еще подумай над моими словами, в них есть рациональное зерно.

Он завел двигатель и стал поворачивать в арку. Возле подъезда он остановил машину, помог Любе вытащить из багажника и с заднего сиденья пакеты и донес до лифта.

– Может, тебе помочь до квартиры дотащить? – предложил он.

– Не нужно, Андрюша, спасибо. Дальше я сама. Ты поезжай.

Он молча кивнул и пошел к двери, ведущей на улицу.

– И не забудь, – крикнул он, пока Люба заносила пакеты в лифт, придерживая дверь ногой, – сразу после твоего отпуска ты начинаешь заниматься вождением и ходить в автошколу, а на юбилей Родька подарит тебе машину. Это будет правильно во всех отношениях!

– Хорошо! – со смехом откликнулась Люба.

Разумеется, ни в какую автошколу она ходить на собирается и с инструктором заниматься не будет. И не нужна им вторая машина. Пусть лучше Родик пересядет с «Жигулей» на иномарку, давно пора, а то машинка совсем старенькая, вся сыплется, больше ремонтируется, чем ездит. Никогда Люба не сядет за руль, никогда! Она лучше на метро поездит и на автобусе, так спокойнее и привычнее. Но какой же Андрюшка настойчивый! И всегда уверен, что только он один знает, как должно быть, как правильно. Может, Вера поэтому от него ушла?

Дома никого не было, и Люба постаралась как можно быстрее унести пакеты из прихожей в комнату и в беспорядке засунуть в чемодан, который тут же положила на антресоли. Завтра, когда Леля и Коля уйдут, они с Родиком разберут все вещи и сложат, как полагается. Впрочем, Коля может вообще не прийти ночевать, а Леля вовсе не обязательно уйдет куда-нибудь, после окончания института она так и не нашла работу. Переводчики с английского требовались всюду, и российский бизнес наращивал отношения с зарубежными партнерами, и издательства, вплоть до самых мелких, с удовольствием печатали переводную английскую и американскую литературу, но Леле это было не по душе, от детективов ее тошнило, от бизнеса мутило, ей хотелось заниматься переводами поэзии, но на поэзию спрос в середине девяностых был ох как невелик, а опытных переводчиков старой школы оказалось для столь маленького спроса более чем достаточно. Леля ходила в Библиотеку иностранной литературы, проводила целые дни на одной из кафедр факультета, который закончила, встречалась с другими любителями английской поэзии – в общем, вела полууединенный-полубогемный образ жизни.

«Ладно, завтра будет видно», – решила Люба и занялась приготовлением ужина. Примерно через полчаса зашла Лариса.

– Тетя Люба, я на оптовку собираюсь, вам что-нибудь нужно?

– Да нет, Ларочка, у меня все есть, спасибо тебе.

– Ну тетя Люба, – взмолилась девушка, – ну вы посмотрите как следует, может, чего-то нет или кончается. Ну про запас возьмите. Я на масло уже шесть человек нашла, на сахар – троих, но они помногу берут, а на крупу и макароны, кроме меня, только Зоя Сергеевна из тридцать первой квартиры. А двое – это мало, дорого выходит.

По всей Москве раскинули палатки и контейнеры мелкооптовые рынки-ярмарки, покупать продукты большими партиями было существенно дешевле, чем в магазине в розницу, и многие кооперировались с соседями и друзьями, чтобы «брать мелким оптом». Лариса, давно научившаяся считать каждую копейку, была в их доме самой активной «сборщицей коллективов» для закупок на «оптовках». Люба проверила запасы – ничего не нужно, все есть, она закупила продукты впрок, чтобы Леле и Коле хватило на время отсутствия родителей, но, с другой стороны, хотелось помочь соседке. «Ну и ладно, – подумала Люба, – пусть будет избыток запасов, он меня не утянет, а Лариске облегчение».

– Пожалуй, макароны можно взять, – задумчиво проговорила она, осматривая до отказа забитые полки в кухонных шкафах, – рис, пшенку и гречку. Килограмма по два. Хватит?

– Хватит, тетя Любочка, – обрадовалась Лариса. – Спасибо вам огромное. Я вам все принесу.

– Вот, возьми деньги, – Люба открыла кошелек, чтобы достать купюры, и снова мысленно охнула: она никак не могла привыкнуть к тому, что в ее кошельке так много денег и что не нужно выкраивать рубли и копейки, чтобы хватило до зарплаты. Эта сытая обеспеченная жизнь длится уже больше года, а она все не свыкнется с ней, и постоянно кажется, что завтра все закончится, Родик вернется на государственную службу, и сама Люба тоже вернется, потому что холдинг Андрея Бегорского лопнет, прогорит или проиграет в неравной борьбе с конкурентами или с государством.