Елена Котова - Легко! Страница 33

Джон ничего не сказал, просто обнял Анну, и они двинулись дальше по музею. «Она переживет кого угодно», – думал он, а вслух сказал:

– Бэби, что ты нашла в таком ординарном человеке, как я?

– Джон, думаю, я тебя люблю. Это тебя ни к чему не обязывает, но, похоже, что так. Единственное, что я хочу, чтобы ты был счастлив со мной так долго, как получится.

– Я никогда не отпущу тебя, бэби, так и знай.

Этот разговор обнажил глубину их чувства, и оба решили сменить тему.

– Хочешь прогуляться по магазинам?

– Нет, я же знаю, ты это ненавидишь.

– А у меня потребность купить тебе что-нибудь.

Они шли по улице Сент-Оноре. Зайдя в Hermes, Джон ужаснулся ценам. Анна, впрочем, тоже. Идиотизм покупать одежду в Hermes. Но нельзя же наступать на горло песне и душить благие порывы. Джон выбрал темно-зеленую тончайшую кашемировую водолазку, которая стоила как два его костюма Hugo Boss.

– Хочу, чтобы ты в этом была сегодня вечером. La vraiе chose parisienne.

– Она прекрасна. Спасибо.

– Пойдем теперь в отель. Хочу немедленно примерить.

Был их последний вечер в Париже. Они снова пересекли реку по Понт-Неф, прошли набережную Вольтера, потом дальше, до набережной Августинов и вошли в ресторан Les Bouquinistes – современный, почти нью-йоркский ресторан с легкой французской кухней, на грани фьюжн, но в то же время все-таки еще классической.

– Анна, улыбнись, пожалуйста. Я так люблю, когда ты улыбаешься. Чудесная поездка. Ты помогла мне открыть Париж, которого я не знал. Что ты притихла? Поговори со мной.

– Мне так хорошо. Не знаю, о чем говорить. Только о тебе. И о нас.

Это было не его игровое поле, говорить о чувствах, но Джона переполняло ощущение, для которого подходило единственное определение: любовь. Он смотрел на женщину, в которой было всё, что он искал когда-либо в жизни, а еще то, чего он раньше не знал. Они были одни в этом ресторане, в атмосфере любви и сенсуальности. Он хотел, чтобы Анна говорила, говорила о чем-то житейском, что помогло бы стряхнуть этот дурман, который сводил Джона с ума, оказавшись намного интенсивнее, чем он мог выдержать. Он хотел вернуться в свой легкий мир, но уплывал за грани реальности, в наваждение чувственности…

Они закончили ужин и медленно пошли обратно, по дороге зашли еще в одно кафе на кофе с коньяком. Смотрели на остров и освещенный в ночи Лувр. Обменивались не имеющими смысла фразами, боясь сказать что-то, о чем утром станут жалеть. Сказка всё еще была с ними, но потихоньку уходила. Нельзя всю жизнь находиться в сказке. Но лишь немногие люди способны удержать в памяти все ее грани.

Вылетели ранним рейсом. В Хитроу Джон поцеловал Анну и пошел на пересадку в Эдинбург. В самолете ему было грустно и тревожно. Он думал то о Пикассо, то о ресторане L’Abrucci, как ребенок, смакуя каждое мгновение их поездки. Он думал о ее руках на своем теле и о том, что за все свои прежние поездки в Париж не понимал истинной прикольности «Будда-бара». Он открыл для себя сладость покупки подарка для женщины. Он думал, чем она будет заниматься остаток воскресенья без него.

Хотя было только одиннадцать утра, Джон вошел в дом смертельно уставшим. Слишком много эмоций. Хотелось спать. В Париже они почти не спали. Он заглянул на кухню. Одри сидела с чашкой зеленого чая и газетой.

– Дорогая, я так по тебе соскучился! – Он поцеловал Одри. – Как ты тут без меня? Я абсолютно без сил. Конференция была совершенно выматывающей, в последнюю ночь пришлось много выпить, и я встал сегодня чудовищно рано. Если не возражаешь, я прежде всего поспал бы.

– Ты выглядишь очень усталым. Давай позавтракаем. Вечером мы идем в гости, но ты сможешь до этого отдохнуть.

Джон добрался до спальни, разделся, побросав одежду прямо на пол, забрался в постель и утонул в мыслях об Анне, лежащей рядом с ним. Еще он чувствовал страшную вину перед Одри. Тем не менее спустя пять минут он крепко спал.

Глава 2

После Парижа Джон не находил себе места. Мысли об Анне, желание быть с ней и жгучее чувство вины перед Одри…

Анна была та же, что и до поездки, добра, не требовательна, не напоминала ему о мгновениях Парижа. Но он видел, что ей тоскливо, и знал, что лишь он способен сделать ее счастливой.

Он всё еще любил Одри, считал, что его место рядом с ней, не только не мог, но и не хотел разрушить ее мирок. Он не будет после этого счастлив уже никогда. Даже с Анной. Джон стал намного более внимательным к Одри, даже не раздражался от ее навязчивых звонков. Одри знала, что странный период в жизни Джона должен пройти, вот он и прошел. Все было прекрасно.

В июне Лора и Майкл приехали в Эдинбург, они вчетвером отправились на неделю на Майорку, сидели на пляже, плавали, беседовали за ужином по вечерам. Джон был душой общества, как и раньше. Жизнь наладилась.

У Джона не оставалось иллюзий: Париж игнорировать невозможно. Прежняя игра в «Легко…» себя изжила. Анне было плохо без его любви. Она ждала его слов, она никогда не будет к ним подталкивать, но ожидание застыло в ее глазах. Ему было плохо без Анны. Однако он чувствовал себя предателем, когда был с ней, потому что его жег стыд перед Одри, которая тем не менее раздражала. Жизнь утратила реальность. Какое-то балансирование всё время. Джон как будто бы ждал какого-то триггера, который поможет ему поставить всё на место.

Июнь и июль прошли в обычных встречах и расставаниях. Один-два вечера в неделю они проводили вместе. Ночи были по-прежнему полны счастья, невысказанных слов любви и страсти, которые находили выражение в сексе и в саднящем чувстве грусти, что чего-то не хватает. Оба знали, чего именно, но об этом нельзя было говорить.

В конце июля Анна, как всегда, уехала на две недели на Лонг-Айленд. Джон вздохнул с облегчением – ему нужна была передышка, он хотел немного пожить в одной реальности, в одной семье, а не в двух параллельных. Но вдруг, совершенно неожиданно, подкралось неведомое чувство ревности – он ведь так и не понял, что за отношения у нее там, в семье. Вот о чем они говорят с мужем на пляже, за едой и по ночам? Как она общается с ним, с сыном и девушкой сына? Что, обычная нормальная семья? Что она рассказывает им о своей лондонской жизни? Несмотря на свое намерение взять паузу и отдохнуть, он поминутно звонил, прислушиваясь к ее интонациям. Ему и хотелось, и было страшно, что она станет ему признаваться, как тоскует без него. Порой он думал: всё не так плохо, его жизнь с Одри в порядке, это рутина, но в самом хорошем смысле слова, а Анна – не несчастна. В иные моменты чувствовал, что может пропустить ту самую дверь, которая открывает дорогу к смыслу жизни, о чем говорил Саймон. Мысли уходили гораздо дальше, чем нужно.

«Время летит, – подумала Анна ранним августовским утром после возвращения в Лондон. – Скоро сентябрь. Снова навалится работа. Опять начнутся безумные поездки, разговоры с Джоном по телефону: “Как дела, бла-бла-бла. А у тебя как…” Встречи в ресторанах, прогулка до дома, занятия любовью без единого слова о любви. Невысказанные чувства, которые могут все взорвать. Его уходы утром, и я у окна – машу ему рукой, чувствуя, как саднит сердце. Это всё, что у меня когда-нибудь будет. В лучшем случае я смогу это удержать. Но большего мне не получить. Виктор не мог уйти от жены из-за сына. Чушь. Это не дети. Это жены. Мужчины не могут оставлять жен. Они просто боятся неизвестности, нестабильности и вообще перемен. Тогда почему я несчастна? Что я хочу? Брака? Я уже в браке. Ежедневно просыпаться с ним рядом? А что это добавит? Это погоня за новым, каким-то еще более глубоким, неизведанным чувством. А будет ли оно лучше, чем то, что есть сейчас? Мы не знаем. Но я не боюсь что-то изменить, а Джон боится. В этом разница. Поэтому они и не оставляют своих жен».

У Анны менялись настроения, она частенько начинала капризничать с Джоном по телефону. Повесив трубку, корила себя. Ждала – теперь уже Джон не каждый день звонил – его звонка, настраивая себя на разговор, полный игривого флирта, легкости и беззаботности. Но одно неправильно сказанное Джоном слово, и она – нет, не начинала истерику, но становилась напряженной, легкость терялась. Ему хотелось закончить разговор. Потом опять корила…

Джон хорошо понимал, что происходит с Анной, но считал, что она должна сама взять себя в руки. Он, конечно, подождет, хоть всё это выслушивать достаточно непросто, но он ей не может помочь. Она же понимает, как нужна ему. Неужели этого мало? Меньше, чем иногда хочется женщине, это уж точно, но это вовсе не мало, и Анна с ее умом, несомненно, это понимает. Джон был в стрессе от работы, от разлаживающихся отношений с шефом, он не находил себе места в Эдинбурге, полный тревоги за Анну, тревоги, отравлявшей все выходные.

Он решил, по крайней мере, во что бы то ни стало достучаться до остатков разума своего шефа. Охотился за ним две недели и, подловив в хорошем расположении духа, пригласил на ужин. Он расстарался и заказал столик в «Сумосан».