Фрэнк Харди - Власть без славы. Книга 1 Страница 36

Джон Уэст застыл на месте. Рев охрипших голосов уже не прекращался. Мэнсон приготовился к последней схватке. Он был опытный гонщик и десятки раз финишировал в упорной борьбе. В пятидесяти ярдах от столба он выдвинулся вперед — сначала на одно колесо, потом почти на два. Одно мгновение казалось, что Лэвер догонит его, но чудовищное напряжение наконец сказалось, и он окончательно сдал.

Плаггер Пит Мэнсон пришел первым, обогнав Лэвера на два колеса.

Обезумевшая толпа в исступлении рукоплескала своему кумиру. Шляпы летели вверх, сотни зрителей, перепрыгнув через ограду, бежали по полю. Мика Лэвера мгновенно забыли. У всех на устах было имя Плаггера Пита. Когда он сошел с машины, его подхватили на руки и понесли к трибуне почетных гостей клуба, где сидели члены федерального правительства и губернатор штата Виктория.

Оркестр заиграл туш: «Вот герой-победитель идет».

Генерал проталкивался сквозь толпу, испуская истерические вопли то басом, то фистулой. Мэнсон повернулся к нему и закричал:

— Это самое большое торжество за всю мою жизнь!

Ренфри прыгал как сумасшедший до тех пор, пока у него с головы не скатился котелок. Он высоко подкинул его ногой и поймал на лету; совсем ошалев от радости, он вскочил Джону Уэсту на спину и вместе с ним упал наземь.

— Что я тебе говорил, Джек? — орал он.

Джон Уэст поднялся на ноги.

— Брось дурить, — буркнул он, отряхивая с себя пыль, весь красный от досады. — Надо быть начеку. Еще, может быть, гонки будут опротестованы.

На другой день к вечеру Плаггер Пит Мэнсон с квитанционной книжкой в одной руке и револьвером в другой стоял возле своей кровати в номере мельбурнской гостиницы. На кровати лежала груда золотых монет. У дверей стоял Генерал. По одежде обоих можно было безошибочно заключить, что ночь они проспали не раздеваясь. Глаза у них опухли и покраснели. Генерал слегка пошатывался, дряблые щеки вздрагивали, а губы были так плотно сжаты, словно он боялся, что его желудок возмутится и отдаст обратно свое содержимое. Судорожные усилия Генерала казаться трезвым только еще яснее выдавали его состояние; но Плаггер Пит, чей железный организм был отлично приспособлен к потреблению спиртных напитков, довольно твердо держался на ногах, хотя галстук его съехал на сторону, а волосы свалялись.

Внезапно Генерал выпрямился и, приосанившись, насколько это позволяли обстоятельства, с размаху распахнул дверь настежь. Скосив глаза на бумажку, которую держал в руке, он выкрикнул самым высоким фальцетом:

— Матиесон!

В открытую дверь видна была группа людей, дожидавшихся в коридоре. Один из них вошел в комнату. Увидев револьвер Мэнсона, он слегка вздрогнул, однако подошел к кровати, как только Генерал захлопнул дверь.

Мэнсон произнес хрипловатым с перепоя голосом:

— Ваше имя Матиесон, и я обещал заплатить вам восемьдесят соверенов, если я выиграю велогонки?

— Правильно.

— Потрудитесь расписаться вот здесь, и вы получите деньги. — Матиесон расписался, а Плаггер принялся непослушными пальцами отсчитывать монеты. Затем Генерал, тоже не без труда, открыл дверь, и Матиесон удалился.

Эта сцена повторилась тринадцать раз. Менялся только регистр голоса Генерала, фамилия посетителя и размер вручаемой суммы. После этого главные действующие лица проследовали вниз по лестнице в бар, где и продолжали праздновать победу.

Это было только первое звено в длинной цепи загадочных происшествий, последовавших за всеавстралийскими велогонками 1901 года. Один из гонщиков, как сообщили газеты, выразил готовность заявить под присягой, что гонки были подтасованы и что ему предлагали взятку, убеждая его сдаться без боя.

Несмотря на влияние, которым Джон Уэст пользовался среди заправил велоспорта, дело дошло до расследования; однако он успел получить с букмекеров весь выигрыш по заключенным на Мэнсона пари. Гонщик, который опротестовал гонки, был, разумеется, Мик Лэвер. Во время разбирательства ему не дали даже рта раскрыть, и скандал кончился ничем.

Публика узнала об этом только по скудным сообщениям прессы. Тем не менее никто не сомневался, что было допущено жульничество, и многие любители велогонок заметно охладели к этому виду спорта.

Газеты сообщили и о том, что Генерал (его полное имя было Роберт Гордон Китченер) вчинил Мэнсону иск в сумме ста фунтов ввиду нарушения ответчиком условий договора. Джону Уэсту удалось избежать огласки, и полные отчеты о ходе процесса не были опубликованы. Все же стало известно, что Генерал требовал сто фунтов, якобы недоданных ему Мэнсоном из обещанных двухсот. Однако лишь немногие знали об испытании, которое выпало на долю бедняги Мэнсона: ему пришлось показать под присягой, что ни один из гонщиков не получал от него никаких денег за какие-либо услуги, имеющие касательство к гонкам.

Вскоре после всеавстралийских велогонок Джон Уэст исполнил просьбу своего брата и финансировал попытку освободить из тюрьмы Ричарда Брэдли. Сделал он это весьма неохотно. Он едва помнил своего бывшего товарища: Брэдли был несколькими годами старше его, и в школе Джон с ним не водился. Брэдли покровительствовал Артуру в тюрьме, и этим объяснялась твердая решимость Артура во что бы то ни стало вызволить Брэдли. На просьбы брата Джон Уэст всегда отвечал туманными обещаниями помочь, как только представится удобный случай.

Джону Уэсту непонятен был тот мир, в котором живет преступник, отведавший плетки палача. Артур Уэст и Ричард Брэдли были членами того страшного братства, эмблемой которого служат рубцы на спине. В долгие годы заключения, когда они работали бок о бок в тюремной сапожной мастерской, их связывало глубокое, хоть и безрадостное, чувство дружбы.

Когда Артур пришел в контору тотализатора и сказал, что все готово для освобождения Брэдли и еще одного заключенного, Джона Уэста взяло сомнение. На что ему два бежавших из тюрьмы арестанта, за поимку которых будет назначено вознаграждение? Одна только обуза, а пользы никакой. Ради чего рисковать?

— Брэдли — как раз такой человек, какой тебе нужен, — угрюмо сказал Артур. — И крови не боится и молчать умеет.

— Деньги я дам, — решительно ответил Джон, — а большего не жди. Моим людям в это дело ввязываться опасно, и прятать твоих друзей у нас здесь тоже нельзя. Полиция непременно пронюхает, и подозрение падет на тебя. Я тебе же добра желаю. Ты только слушайся меня, и все будет хорошо.

— Не боюсь я полиции! Давай деньги, если больше ничего сделать не хочешь. Мне нужно двадцать монет для Дика и его товарища и пятьдесят для сторожей, которые помогут им бежать.

Джон Уэст молча протянул ему деньги. Артур с жадностью схватил их.

— Я все устрою. Дело не может сорваться. Им передадут два костюма — материя легкая, так что сверток будет маленький, — флягу с водой, веревочную лестницу и еду.

— Это зачем? Еду после будешь доставлять.

— Не в этом дело! Они будут прятаться в тюрьме целые сутки, а может быть, двое суток. Видишь ли, когда в прошлом месяце двое бежали, их хватились только за ужином. Ну и Дика с Вудом хватятся только за ужином и подумают, что их уже нет в тюрьме. А они будут прятаться на чердаке над шерстобитней. А когда суматоха уляжется, сторожа, которых мы подкупим, проведут их к внутренней стене. Они влезут на нее по веревочной лестнице, затем махнут на крышу, а оттуда через вторую стену. Я думал, что Одноглазый будет стоять под стеной и держать лестницу. Ну, а теперь, значит, возьмем кого-нибудь другого. Лестницу я спрятал в ручей, у самой тюрьмы. Дик и Вуд залезут на чердак в субботу днем, а выйдут на волю в воскресенье, а то и в понедельник вечером.

Артур повернулся и пошел к двери. «Помешанный, просто помешанный», — подумал Джон Уэст. Артур и в самом деле походил на душевнобольного: неряшливая одежда, сутулые плечи, быстрые, судорожные движения, седые волосы и усы, пустые, как у куклы, глаза.

В понедельник утром Джон Уэст узнал из газет, что попытка к бегству не удалась. Один карманник-рецидивист, отбывавший очередное наказание в Пентриджской тюрьме, в субботу получил наряд — вычистить шерстобитню. Он услышал какие-то подозрительные звуки над головой, и немного трухи упало ему на плечи. Он сообщил об этом надзирателю.

Карманник скорее дал бы отрезать себе руку, чем стать доносчиком. Но он явился невольной причиной поимки Брэдли и Вуда, и всю жизнь над ним тяготело подозрение, что он выдал их тюремному начальству.

Артур Уэст в тот день пришел во двор тотализатора убитый горем, со слезами на глазах, словно сирота, над которым посмеялись, обещав ему возвращение матери.

Одним из кандидатов лейбористской партии, избранных в парламент штата на выборах 1902 года, был поддержанный Джоном Уэстом молодой журналист и талантливый оратор Фрэнк Эштон.