Игорь Рыбинский - Время карликов Страница 38

– Не надо, – попросила Лена, – пожалуйста. Я Вас очень прошу.

Но темп движений Высоковского уже увеличился. Он стоял уже возле широкой кровати. Лена уперлась ладонями в его грудь и попыталась отстраниться. Но маленький человек оказался очень цепким и хватким.

– Владимир Фомич, – взмолилась девушка, – не на…

Но Высоковский в этот момент начал целовать ее плечи, потом попытался найти ее губы, но попал в подбородок.

– Я люблю тебя, Леночка, – шептал он, – с первой минуты, как увидел рядом с этим дураком-министром. Я никого так никогда не любил.

Он продолжал тянуться губами к ее рту, привстав на носочки и все равно не доставая, потому что девушка откинула назад голову. И тогда босс стал целовать ее шею.

– Я никого никогда не любил. Стань моею. Все, что я имею, будет твоим. Ты увидишь весь мир. Я подарю его тебе. Только не отвергай меня. Я сделаю тебя самой счастливой на свете…

И в этот момент Лена с силой толкнула коротышку. Тот не удержался на ногах и рухнул на кровать, а девушка выскочила в коридор, хотела схватить по дороге туфельки и выскочить на лестничную площадку, но в какую-то долю секунды сообразила, что не сумеет быстро отпереть засовы и Владимир Фомич настигнет ее. Тогда Лена распахнула незапертую балконную дверь и выскочила навстречу встающему солнцу. Захлопнула дверь за собой и прижала ее телом, чтобы Высоковский не смог ворваться. А он уже стоял, отделенный лишь тонким стеклом, в котором отражался восход.

– Любимая, – шептал он, – не бойся меня, открой: обещаю – ничего подобного больше не повторится. Я посижу с тобой рядом и уйду. Мне только этого и надо.

Он прижимался носом к стеклу, и на нем возле губ карлика появилось мутное запотевшее пятно. Но Высоковский продолжал дышать тяжело и страстно. Пятно продолжало увеличиваться в размере.

– Владимир Фомич, – чуть не заплакала Лена, – я прошу Вас: уйдите. Оставьте меня.

Но тот яростно упирался в дверь своим маленьким телом.

– Если Вы ворветесь сюда, я прыгну вниз, – сказала девушка.

Высоковский ослабил свои усилия, а через несколько секунд сделал пару шагов назад и опустился в кресло. Он взял со стола бутылку и вылил в свой бокал остатки шампанского, выпил его до капли и после чего сказал громко:

– Сейчас я уйду. Все будет, как и прежде, но с единственной разницей: ты полюбишь меня и станешь моей женой. Мы созданы друг для друга!

Он поднялся и вышел из комнаты, а сердце Лены продолжало биться учащенно и гулко. «Ничего себе предложение руки и сердца», – подумала она и посмотрела вниз, где стояли оба «геленвагена» и длинный бронированный «мерседес» между ними. Водительская дверь в лимузине открылась, и из него вышел шофер. Он прислонился спиной к машине, достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и затянулся. Лена посмотрела на него и забыла о двери, о Высоковском, который может ворваться на балкон, о чужом городе и обо всем остальном. Внизу стоял Виктор, он курил, выпуская дым перед собой, и не догадывался, что всего-то надо поднять голову. Девушка хотела окрикнуть его, но голос неожиданно пропал, тогда она помахала рукой, но и это не привлекло внимание человека – единственного на свете, который сможет ей помочь сейчас, как помог тогда. Она снова подняла руку, но в этот момент из подъезда вышел Владимир Фомич, подошел к лимузину, Подрезов открыл перед ним дверь, а потом, бросив на газон окурок, тоже залез в автомобиль. Негромко заработали двигатели, и кортеж тронулся. Лена не стала смотреть ему вслед, села на ступеньку, прижалась спиной к тонкой двери и, закрыв ладонями лицо, заплакала.

Глава вторая

1

Ван Хейден жил в Кейптауне. У него, конечно, были квартиры и дома в других городах и даже две загородные резиденции, но чаще всего он жил именно здесь, на берегу океана в особняке с большим парком и садом, в которых гуляли на свободе павлины и бегали два добермана, а за ними не поспевал неуклюжий трехмесячный леопардик. Зверя Ван Хейдену недавно подарил Нельсон Мандела, которого хозяин дома поддержал на выборах.

К Жулейт приставили нескольких девушек, обязанностью которых было приучить дикарку к жизни в городе и общению с цивилизованными людьми, а также пользоваться всеми известными предметами. Вечером она, правда, пыталась поскандалить, заявляя, что должна находиться в одной комнате с мужем, но когда Виктор сказал, что обязанность жены – подчиняться ему во всем, после чего показал рукой на дверь ее спальной, девушка молча вошла туда. Утром прислуга нашла ее лежащей на полу: кровать показалась Жулейт непривычно мягкой, а вот пол, крытый ковром, в самый раз. Но проходили дни, началась учеба и постижение новой окружающей жизни. Подрезов тем временем мотался по городам Южно-Африканской Республики, открывая там филиалы и представительства своего банка. Потом были поездки в Лесото, в Намибию, в Замбию, в Зимбабве и в Мозамбик. Деньги вкладывались в добычу меди, угля, нефти и, естественно, золота. Кроме того, Виктор приобрел флотилию, которая вылавливала в океане лангустов, креветки, анчоусов и тунцов. Но главное, конечно, был сам банк, одно название которого, «Золотой дождь», привлекало внимание африканских предпринимателей. Новой финансовой империи доверяли, количество вкладчиков росло, увеличивалось и количество желающих приобрести акции доходной компании. Была проведена эмиссия, потом очень скоро вторая, но акции продолжали стремительно повышаться в цене, и Ван Хейден сказал однажды своему другу:

– Теперь я понимаю, почему наше правительство не расположено предоставлять гражданство твоим соотечественникам. Появится еще пара десятков русских, и они скупят весь континент.

Но Подрезов все же получил паспорт гражданина Южно-Африканской Республики. Это не было нужно ему, но бизнес требовал, чтобы к нему относились, как к равному. Теперь он легко пересекал границу и посещал Ботсвану почти еженедельно. Его дом стоял пустой, только на полу перед раскладушкой лежали огромные когти Мокеле. Иногда Виктор думал прихватить с собой один из них или парочку: вот ученый мир удивится, увидев не окаменелые отпечатки существовавших доисторических животных, а самые что ни на есть свежие свидетельства. Но подобные мысли он сразу отбрасывал – кому нужна сенсация? Понаедут экспедиции, толпы журналистов, телевидение, киношники. А так хотелось сохранить этот уголок нетронутым. Уже то, что он сам нашел здесь золото, ставило под угрозу разрушения привычную жизнь местных жителей. Но все же именно они трудились на карьере вместе с несколькими специалистами-тсвана, которым тоже очень не хотелось, чтобы там орудовали европейцы и прочие посторонние люди.

Недели пролетали, месяц шел за месяцем, и вот однажды, включив спутниковый российский канал, Виктор увидел знакомое лицо. Высоковский, сидя в плетеном кресле, говорил о робости российских парламентариев, не принимающих радикальных законов, о просчетах исполнительной власти. Над Вовкиной головой шумели сосны, белочка прыгнула на стол и наклонилась над блюдцем с арахисом. Камера задержалась на ней, а потом снова лицо Владимира Фомича крупным планом.

– Нельзя терять время, – говорил он, – потому что сейчас замечательная эпоха. В студенческие годы я мечтал о переменах, разработал даже план реформирования советской экономики, многое из того, что я тогда предложил, попытались реализовать уже другие люди, но…

Высоковский развел руками, белка спрыгнула со стола, а ведущая программы одернула мини-юбку.

– Когда-то я вместе с лучшим другом создавал то, что теперь называют империей Высоковского. Непонятно, откуда только брались силы? Ведь без выходных, без отдыха, пара часов в день на сон, а то и вообще без него. Мы тогда были двужильными, потому что верили – все в наших руках и нам по силам изменить мир.

Вовка повертел в руках ручку «Parker» и вздохнул:

– Теперь ни друга, ни семьи. Я одинок, но все равно верю: не все еще потеряно. Сейчас замечательное время, и не надо его терять.

Началась реклама. Подрезов подошел к стеклянной стене, за которой был огромный балкон, а за ним уже океан и ночь. Весь день сегодня моросил дождь; вот и сейчас он сидит – все стекло в мокрых разводах; капли огромные – какой-то неправильной формы, почти мягкие. «Да это же снег!» – удивился Виктор. Он раздвинул стену и вышел навстречу ветру: действительно, мокрый снег с дождем. Что поделаешь, осень. «А в России сейчас весна», – подумал Подрезов и только теперь понял, что устал. Устал не от работы, а от разлуки. Семь лет назад дождливой ночью он уезжал неизвестно куда и теперь вот стоит на другом конце света, под чужим снегом, падающим с чужого неба. И хорошо, что сейчас не видно на нем незнакомых звезд, а то было бы совсем тошно.

2

Дверь открыл незнакомый смуглый парень.

– Вам кого? – спросил он, но потом, видимо, догадавшись, крикнул в пространство маленькой квартиры: – Таня, к тебе!