Вячеслав Сухнев - Грязные игры Страница 38

— Мужики! — сказал он, задыхаясь. — Вы чо, мужики? Вы зачем…

Гости безмолвствовали, тоже, как видно, ошеломленные не меньше Акопова. Были они молодыми и здоровыми — плечи не умещались в плащи.

— Все берите! — завопил Акопов. — Только не бейте! Денег нет — баба забрала… Во, даже пузырь отдам!

— Да вы успокойтесь, гражданин, — досадливо сказал один из незнакомцев — с перебитым, видно, в боксерском прошлом носом. — Не собираемся мы ничего брать. Просто дверь была открыта…

— А мы из пожарной охраны, — сказал другой.

И продемонстрировал издали какое-то удостоверение.

На Акопова они смотрели с брезгливым любопытством. И он оценил себя со стороны. Тощий, не очень молодой человек с седеющей клочковатой бородой, грязный и похмельный.

Он прошел на кухню и плюхнулся на стул.

— Хух, Господи… А я думал — ворье. Сейчас ворья развелось — страшное дело. Не желаете водочки? С холоду?

— Мы на работе, — напомнил первый, с перебитым носом. — Идет дачный сезон, а погода холодная. Многие пользуются электронагревательными приборами. Вот, проверяем.

— Некоторые включают самоделки, — добавил второй. — Так называемые «козлы».

— Да, — развил тезис первый. — От них и пожары.

Говорили они медленно, веско, перебрасываясь словами, будто мячиками. Стоя друг против друга, они обстоятельно шарили глазами по стенам.

— Ага, — пробормотал Акопов. — От «козлов» пожары… Вам виднее. Значит, выпить не хотите?

Ну, тогда я сам. Извиняюсь, конечно. А то нервы заиграли.

Он налил в стакан, дрожа и морщась. Подумал — добавил. Вздохнул и добавил еще, косясь на бутылку. Он словно забыл о гостях. Выпил махом, содрогнулся и тут же закурил.

— Хорошо! Тут, понимаете, какое дело… Баба в город помотала, к теще. У нее там, у бабы, маманя в городе живет. Ну и поехала. А я, думаю, и без бабы не соскучусь. Правильно? Вчера перебрал маленько… Да вы садитесь! Может, все же налить?

Пока болтал, заметил, что незваные гости разочарованно переглянулись. И спросил, уже чувствуя легкий дурман:

— Вы, значит, всех шмонаете? Или через раз?

Сукой буду, это на меня соседка настучала. Парашка старая… Ну и ладно. Нам от закона прятать нечего. Тут, в кухне, сами видите — ни хрена. Никаких «козлов». В сортире они тоже без надобности.

— А наверху? — с надеждой спросил кривоносый. — Можно посмотреть?

— Да на здоровье! — засуетился Акопов. — Только, извиняюсь, колесики снимите. А то натопчите, баба опять кипеж поднимет. Дружков, мол, водил.

Он первым сбросил сапоги и побрел, покряхтывая, по лестнице на второй этаж. Пусть поднимаются… Если нормально ударить первого, то на узкой лестнице он свалит второго. А там разберемся. Однако «пожарники», чуть поколебавшись, разуваться не пожелали.

— Мы вам верим, — сказал кривоносый. — Распишитесь, что предупреждены о соблюдении правил противопожарной безопасности в летний сезон.

Акопов расписался. Бланк был настоящий — Солнечногорского районного управления пожарной охраны.

— Извините, что помешали отдыхать, — сказал второй. — Кстати, давно из мест заключения?

— Уже три года, — застенчиво сказал Акопов. — Но в полной завязке!

Едва они убрались, Акопов осмотрел дверной замок. Аккуратно открывали, профессионально.

Скорей всего комбинированной отмычкой. Затем он поднялся на чердак и понаблюдал за «пожарниками». Те бродили по улице, на пять-десять минут задерживаясь в каждом дворе. Навестили и соседку, дача которой стояла почти напротив антюфеевского терема. Долго оттуда не выходили. А ведь соседка, бедная старушка, приболела, и ее несколько дней назад увез в город зять. Значит, не к одному Акопову ходили в гости без спросу.

Он достал из буфета телефон спецсвязи.

— Первый занят, — сказал незнакомый голос. — Позвоните попозже, пожалуйста.

— Некогда мне позже звонить, браток! — Акопов еще не вышел из роли. — Немедленно скажи Первому, что у Седьмого — большие проблемы.

— Я попытаюсь.

— Ты что, новенький? Попытается он! Давай, тормоши Первого, тормоши, пока я не приехал и не навалял тебе по заднице!

Трубку бросили.

Акопов выругался и набрал другой хитрый номер.

— Подполковник Толмачев. Слушаю!

— Ага, — сказал Акопов. — Теперь знаю, кому навалять по заднице. Еще раз бросишь трубку, Толмачев, — урою!

— Интересно, зачем вы хамите? — спросил неведомый Толмачев. — Самоутверждаетесь таким образом? Могу лишь посочувствовать — комплекс неполноценности очень мешает жить.

— Ты, философ! — рявкнул Акопов. — Туг скоро придут, может, яйца мне на уши натягивать, а ты политесам обучаешь по секретному телефону?

— Хорошо, — невозмутимо сказал Толмачев. — Соединяю с Первым. Успеете поговорить, пока яйца при вас.

— Смешно, — сказал Акопов. — Надо познакомиться.

Савостьянов выслушал его рассказ о визите «пожарников» и спросил задумчиво:

— Ну, и кто, по-твоему, приходил? Из ГРУ или МТБ?

— Скорей всего из МГБ. Грушники не поленились бы все осмотреть. Они же профессионалы.

— А если ни те, ни другие? Почему бы Ткачеву не завести свою контрразведку?

— Вполне допускаю, Юрий Петрович. Как бы то ни было, работают они превентивно, по всей округе, обеспечивают большой запас прочности. Значит, назревает что-то очень серьезное.

— Назревает, ты прав… Все-таки я пришлю с Людмилой бригаду. Будете посменно работать. Нам сюрпризы не нужны!

20

«В столице циркулируют настойчивые слухи и всякого рода версии о состоянии здоровья президента, о резко возрастающем противоборстве в высших эшелонах власти, о предпутчевой атмосфере все чаще высказываются обозреватели газет, радио, телевидения. Публикуются неожиданные документы и вялые их опровержения…

Совещание ряда радикалов, о котором уже говорилось ранее, не оставляет сомнений в том, что механизм заговорщицкой деятельности запущен ими всерьез и в силу этого вряд ли может быть остановлен.

Операция такого типа, безусловно, является жестом отчаяния. Тем не менее, учитывая включенность в данную комбинацию внешних сил, не следует умалять опасности, угрожающей представительной власти».

Наступил очередной понедельник. За выходные на Европейской равнине резко потеплело. Солнце, как и положено в середине июня, вновь стало горячим летним светилом, а не холодным дневным фонарем. Москвичи с облегчением обнажались — футболки, шорты и распашонки пришли на смену свитерам и ветровкам.

Машина начальника Управления, лавируя в автомобильном потоке на Садовом кольце, ехала медленно, подолгу застревая у перекрестков, и генерал, скучая, разглядывал толпу.

— Можем не поспеть, Виктор Константинович, — сказал пожилой водитель генеральской «Волги», когда они намертво встали у Каляевской. — Как с ума все посходили, честное слово… Едут и едут! То по домам, значит, сидели, а теперь надумали кататься. Можем не поспеть. Включить дуделку?

Генеральский водитель имел простительную шоферскую слабость — ненавидел частников, полагая, что дороги в Москве принадлежат исключительно ведомственному транспорту.

— Не бери в голову, Филиппыч, — отозвался генерал-полковник. — Ну, опоздаем… Не к девушкам едем — подождут.

Он дотронулся до плеча полковника Кабышева, референта, который на переднем сиденье читал и правил бумаги.

— Иван Сергеевич, позвони нашим друзьям и предупреди.

Кабышев отложил папку и снял трубку радиотелефона.

На некотором расстоянии в другой «Волге» ехали Савостьянов с Толмачевым. Еще два экипажа — перед «Волгой» начальника Управления и за машиной Савостьянова — обеспечивали прикрытие. В них сидели чинные молодые люди в светлых костюмах при галстуках — по такой-то жаре! — и с портфелями-«дипломатами» на коленях. Галстуки представляли направленные акустические решетки, с помощью которых можно было прослушивать не только толпу за окнами машин, но и дома вдоль дороги. А в «дипломатах» дремали пулеметы с кассетами патронов, обеспечивающими целую минуту непрерывной стрельбы. Собрал такую гвардию начальник Управления не потому, что трусил. Он просто не выносил неожиданностей. Всего предусмотреть нельзя, любил повторять генерал-полковник. Но к встрече с пьяным дураком, злой собакой и лживой женщиной нормальный человек должен быть готов всегда.

Лишь на Волоколамском шоссе стало посвободнее. Теперь все четыре автомобиля Управления мчались бампер в бампер. Толмачев в этих краях бывал не однажды, но всегда — за рулем и поэтому плохо помнил окрестности. Сейчас он не спеша разглядывал их, словно видел впервые.