Раймон Кено - Упражнения в стиле Страница 39

— Эту шутку я тоже прочла в мемуарах генерала Вермо.

— Так вот оно что, — сказал велосипидер. — Девчонка издевается над нами, как и этот майорановый.

— Да нет же, — возразил Габриель. — Еще раз повторяю: это «Топтун» от Дристиана Киора.

Вдова Аз подошла к нему и тоже понюхала.

— Это правда, — объявила она велосипидерам.

— Вас не спрашивают, — сказал ей тот, который говорящий.

— Совсем недавно я ей сказала в точности то же самое, — пробормотала Зази.

— Не мешало бы быть повежливей с дамой, — сделал замечание Зашибю.

— А ты, — сказал ему говорящий велосипидер, — помалкивал бы в тряпочку и не возникал.

— Повежливей с дамой, — повторил Зашибю с мужеством, растрогавшим вдову Аз до глубины души.

— А тебе, несовершеннолетняя соплячка, спать давно пора.

— Ах, ах, — сказала Зази.

— А ну, предъяви документы, — обратился к Зашибю велосипидер, который умел говорить.

— Это неслыханно, — возмутилась вдова Аз.

— Закрой поддувало, старая, — сказал ей велосипидер, который не умел говорить.

— Ах, ах, — сказала Зази.

— Извольте быть вежливей с дамой, — потребовал Зашибю, проявляя безрассудную смелость.

— Вот речь, которая выдает фальшивого легавого, — сказал велосипидер, который умел говорить. — Документы, — заорал он, — да поживей!

— Ухохотаться можно, — сказала Зази.

— Это немножко странно, — сказал Зашибю. — У меня требуют документы, тогда как у них (жест) не требуют ничего.

— М-да, — сказал Габриель, — не слишком-то это красиво.

— Во поносник, — сказал Пьянье.

Но велосипидеров не так-то просто было сбить.

— Документы! — орал который умел говорить.

— Документы! — орал который не умел говорить.

— Нарушение ночной тишины, — громоподобно взревели нивестьоткудаприбывшие фараоны, укомлектованные фургоном с оконцем в клеточку. — Подлунный крик, сногубительный гвалт, срединочный вопеж, рюхаете, чем это чревато?

Наделенные безошибочным чутьем, они тут же унюхали, кто истинные правонарушители, и без колебаний запаковали Зашибю и обоих велосипидеров. И во мгновение ока умчались.

— Есть все-таки справедливость на свете, — отметил Габриель.

Вдова Аз слезно сокрушалась.

— Не плачьте вы, — сказал ей Габриель. — Ваш ухажер все-таки был жуткий притвора. И слежка его надоела. Идемте лучше с нами, навернем лукового супа. Луковый суп утишит страдания и утешит.

XVII 

Слезинка капнула на горячий гренок и испарилась.

— Ну, ну, — сказал Габриель вдове Аз. — Перестаньте огорчаться. Потеряли одного, так пять найдете. Старушка вроде вас запросто подклеит какого-нибудь доходягу.

Она вздохнула, еще не вполне убежденная. Гренок скользнул в ложку, и вдова забросила обжигающий этот продукт питания в пищепровод. Каковой и обожгла.

— Вызывайте пожарную команду, — посоветовал ей Габриель.

И он вновь наполнил ее бокал. Вдова Аз каждый раз орошала проглоченное солидной порцией мюскаде.

Зази слилась в сонливости с Зеленцом. Пьянье и Турандот в молчании сражались с волокнами натертого сыра.

— Отменный тут луковый суп, — обратился к ним Габриель. — Прямо как будто ты (жест) бросил туда старые подошвы, а ты (жест) вылил воду после мытья посуды. Но как раз это я и люблю — естественность, без всяких там искусственных ухищрений. Все только природное.

Оба закивали, но без словесных комментариев.

— Зази, а ты чего не ешь суп?

— Не тревожьте ее, пусть спит, — страдальческим голосом сказала вдова Аз. — Пусть ей приснится сон.

Зази приоткрыла один глаз.

— Смотри-ка, — сказала она, — эта старая жаба еще здесь.

— Надо иметь сострадание к несчастным, — заметил Габриель.

— Вы добрый человек, — сказала вдова Аз. — Не то что она (жест). Известное дело, дети, они бессердечны.

Она опорожнила бокал и показала знаком Габриелю, что страстно желает, чтобы тот опять наполнил его.

— Во бред несет, — сонным голосом пробормотала Зази.

— Да какое это имеет значение? — бросил ей Габриель. — Ведь верно, старая пьянчужка? — обратился он за поддержкой к предмету обсуждения.

— Вы добрый человек, — сказала предмет обсуждения. — Не то что она. Дети, известное дело. Они бессердечны.

— Долго она еще будет нудить? — спросил Турандот у Габриеля, воспользовавшись тем, что вдова совершала очередное успешное заглатывание.

— Вы все жестокие, — сказал Габриель. — Поймите, у этой антикварной древности несчастье.

— Спасибо, — проникновенно произнесла вдова Аз.

— Не за что, — ответил Габриель. — Да, кстати, насчет лукового супа. Надо признать, что это замечательное изобретение.

— Этот? — поинтересовался Пьянье, который уже управился со своей порцией и сейчас энергично соскребал ложкой со дна тарелки прилипшие к фаянсу волокна тертого сыра. — Именно этот или луковый суп вообще?

— Вообще, — решительно произнес Габриель. — Я всегда говорю только вообще. Не признаю полумер.

— Ты прав, — сказал Турандот, который тоже прикончил свою порцию, — некоторые жутко любят на дармовщинку. Доказательство: мюскаде почти не осталось, старуха все вылакала.

— Так вкусное винцо, — с блаженной улыбкой объяснила вдова Аз. — Я вот тоже, когда хочу, говорю вообще.

— Ты говоришь, говоришь, — выступил Зеленец, внезапно проснувшийся по причине, не понятной ни ему самому, ни остальным, — и это все, что ты можешь.

— Я больше не буду, — сказала Зази, отставляя тарелку.

— Погоди, — сказал Габриель, живенько подвигая тарелку к себе, — я доем. Принесите еще две бутылки мюскаде и бутылку гранатового сиропа, — объявил он для сведения официанта, который ошивался поблизости. — И не будем забывать (жест) про него. Может, он тоже чего-нибудь заглотнет.

— Эй, Зеленец, — спросил Турандот, — есть хочешь?

— Ты говоришь, говоришь, — отвечал Зеленец, — и это все, что ты можешь.

— Это значит да, — пояснил Пьянье.

— Ну вот что, не тебе меня учить, что он говорит, — высокомерно бросил Турандот.

— Да я и не думал, — пояснил Пьянье.

— А сказал, — наябедничала вдова Аз.

— Не обостряйте ситуацию, — сказал Габриель.

— Понимаешь, — втолковывал Турандот сапожнику Пьянье, — я понимаю все, что понимаешь ты, и понимаю не хуже тебя. Не такой уж я дурак.

— Ну, если ты понимаешь не хуже меня, — сказал Пьянье, — то ты и вправду не такой дурак, как кажешься.

— У него дурацкий вид, потому он и кажется дураком, — пояснила вдова Аз.

— Ну наглая баба, — сказал Турандот. — Так и ждет, где подкусить.

— Так всегда бывает, если человек не пользуется уважением, — выдал приговор Пьянье. — Любая шваль плюет ему в рожу. Со мной-то она не осмеливается.

— Все люди — мудаки, — с неожиданной энергией оповестила вдова Аз. — И вы не исключение (адресовано это было Пьянье).

За что тут же получила увесистую оплеуху.

Каковую немедленно возвратила.

Но у Пьянье в запасе была еще одна, и она звонко впечаталась в Азовую физию.

— Во здорово! — заорал Турандот.

И он принялся отплясывать между столиками, неловко подражая Габриелле с его бессмертным номером «Умирающий лебедь».

Зази снова заснула. А Зеленец, явно из чувства мести, пытался выдавить свежие экскременты за пределы клетки.

Меж тем обмен оплеухами между Пьянье и вдовой Аз вовсю продолжался, а Габриель вовсю хохотал, глядя, как Турандот задирает ноги.

Однако все это оказалось не по нраву халдеям из «Курослепов». Двое из них, специализирующиеся на подвигах подобного рода, мигом подхватили Турандота под руки и, обжимая его с двух сторон, выволокли на улицу и швырнули мордой на асфальт, прервав тем самым кружение нескольких унылых такси, которое они вершили в поисках клиентов в прохладе раннего серенького утра.

— Ну нет, — сказал Габриель. — Так не пойдет.

Он встал и, когда халдеи, довольные содеянным, возвращались, дабы приняться за свои профессиональные обязанности, схватил их и стукнул лбами так сильно и так прекрасно, что оба сукиных сына рухнули наземь, причем их головы вошли друг в друга.

— Браво! — в едином порыве вскричали хором Пьянье и вдова Аз, прекратившие для такого дела обмен посланиями.

Но третий халдей, большой спец по части мордобоя, решил одержать молниеносную победу. Прихватив сифон, он задумал врезать всей его массой по кумполу Габриеля. Однако Пьянье предвидел возможность контратаки. Другой сифон, не менее массивный, взметнулся его стараниями в воздух и в конечной точке своей траектории причинил изрядные повреждения незначительной головенке коварного халдея.

— Во здорово! — взорал Турандот, который обрел-таки вертикальное положение на проезжей части, хотя и с ущербом для тормозов нескольких ночных колесниц, получивших к тому времени статус утренних, и теперь вновь проник в заведение, выказывая благородное желание вступить в бой. И тут со всех сторон полезли орды халдеев. Это ж уму непостижимо, сколько их там было. Они перли из кухонь, из подвалов, из служебок, из подсобок. Их плотная масса поглотила Пьянье, а затем и Турандота, осмелившегося ринуться на них. Но справиться с Габриелем оказалось не так-то легко. Подобно жуку, атакованному полчищами муравьев, подобно быку, облепленному кровососами, Габриель подпрыгивал, взбрыкивал, отряхивался, расшвыривая в разные стороны метательные снаряды в виде человеческих тел, которые крушили столы и стулья либо падали к ногам клиентов.