Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам! Страница 39

Оказывается он заснул в дороге и где-то в районе Тосно врезался в отбойник, разбил морду грузовика, не полностью, конечно, но хозяин требовал деньги за ремонт – две тонны баксов. Лешку даже уже отлупили для острастки, чтобы не тянул с оплатой.

Получалось так, что все чего-то покупали, выплачивали займы за квартиры, брали в кредит машины, приходили в новой одежде, проводили отпуска за границей. Интересно, откуда у людей берутся деньги? Вот недавно приезжал из Москвы родной Виктошин племянник. Образования никакого, институт бросил, отслужил в армии, потом сразу же женился.

Перебрался в Москву. Теперь у него была какая-то своя фирма, сразу и не поймешь, чем занимаются, но точно не уголь добывают и у станка не стоят с раннего утра. Но у него уже была куплена квартирка на Кипре, чтобы отдыхать летом и вообще когда захочется. Самое смешное, что на квартиру в Москве денег у него не хватило, и он жилье там снимал.

Только поговорил с Романовым, как тут же неожиданно позвонил из тюрьмы Дима Совков. Он где-то там прятал симм-карту, и ему, видимо, иногда давали мобильный телефон – позвонить. Борисков не так давно перевел ему немного денег на стоматолога, используя систему

Webmoney. Как-то там это все работало. Сообщаешь код карты, и деньги как-то вынимаются. Дима сидел уже три года и сидеть ему еще было долго. Ситуация с ним получилась страшная и совершенно непредсказуемая. Поздно вечером на них с женой напала группа пьяных подростков, и, обороняясь, он одного из них убил просто ударом кулака. Тут же закрутилось дело, ему стали пришивать превышение пределов самообороны и убийство ребенка. На этого "ребенка" принесли в суд хорошие характеристики, и в конечном итоге Совкова посадили за убийство. Это было опять же пресловутое несчастное стечение обстоятельств. Может быть, если бы он убил взрослого, ничего бы и не было, не посадили бы – разве что дали бы условно. Ситуация тогда сложилась совершенно безвыходная из серии: налево пойдешь – коня потеряешь, направо – голову сложишь. Убивать пацана, конечно, не стоило, но вышло действительно случайно – парень оказался какой-то хлипкий и от удара в лицо сразу скончался на месте от мозгового кровоизлияния. Между тем он реально лез на Димона с ножом и серьезно порезал ему руку, но это обстоятельство суд по каким-то причинам принимать во внимание не стал, да и нож куда-то бесследно пропал. На суде погибшего мальчика представили как сошедшего на землю ангела во плоти, показали даже какую-то его увеличенную фотокарточку из первого класса, глядя на которую присутствующие чуть не прослезились, хотя более демонической рожи, когда они встретили его тем вечером в подворотне, трудно было себе представить. Это был ночной кошмар любой женщины. Можно было, конечно, сказать, что нечего было вечером вообще ходить по улицам – известно, что всюду грабят. Тогда бы и убивать подонка не пришлось. Короче, Димона посадили. Жена Совкова погоревала, конечно, но вдруг оказалось, что для нее это очень тяжело – спать одной без мужчины. Она была замужем с восемнадцати лет, а регулярной половой жизнью жила с шестнадцати, и так к этому привыкла, что очень скоро ощутила что-то вроде внутреннего сосущего голода, который безжалостно требовал утоления.

Она даже порой заснуть не могла – полночи крутилась в постели, и поэтому как бы случайно стала встречаться с одним неплохим мужчиной с работы, как-то очень быстро к нему привыкла, и вдруг само собой оказалось так, что он у нее уже и поселился. И как только это произошло, то такой долгий срок ожидания мужа из тюрьмы ее уже угнетать совсем не стал, а вовсе наоборот. Она просто иногда смотрела на календарь и немного успокаивалась: еще много времени есть впереди, а что за этим последует, все неизбежные выяснения отношений – она даже боялась себе их представить и вообще старалась об этом не думать. Передачи, конечно, отправляла регулярно, и на развод не подавала, хотя и могла бы, и даже ездила на свидание. Они там даже переспали в специально выделенной комнате, но это ей не очень понравилось, и притом там так воняло!

В последнее время на зоне появился мобильник, и ему давали позвонить. Первый раз он позвонил ей как раз в тот момент, когда она, довольная и усталая, лежала щекой на волосатой груди своего нового мужчины. Даже сразу не смогла среагировать, ответила невпопад, сослалась на то, что спала. Вышла на кухню, растерла лицо.

Разговор вышел скомканный. Мужчина ее проснулся, тоже вышел, увидел ее сидящей за столом с потерянным видом, обнял, спросил: "Кто это звонил?" Сказать ему, что муж из тюрьмы, она не решилась, ответила что-то невнятное.

Впрочем, и сейчас, когда Виктоша спросила Борискова, кто звонил, он тоже ответил невнятно. Виктоше не нравилось, когда кто-то звонит из тюрьмы. Последний раз Димон звонил перед самым Новым годом, поздравлял. Кстати, Нового года Димон опасался, поскольку в прошлом году завис под Рождество на каком-то пересыльном пункте, а выходных в тот год было почти две недели. Кормили очень скудно, кончились сигареты и печенье. Все это время не было ни свиданий, ни прогулок – ничего – о них просто забыли, они сидели в полной тьме: даже света в камере не было: лампочка перегорела, и ее никто не менял. Он за те две недели почти отвык от света.

Микоша ерзала на руках, лизала лицо. Это было сначала ужасно подумать – куда-то переться из дома – казалось, что и со стула-то уже не встать, но пересилил себя и потом очень даже приятно погулял.

Были и знакомые собаки. Микоша хорошо поиграла, побегала.

Тут же гуляла соседка со своим котом на поводке. Этот так называемый элитный персидский кот все лето прятался, где-то бродил, и когда его все же отловили, то оказалось, что за лето он свалялся как валенок, и его пришлось остригать, как овцу, преодолевая его яростное сопротивление. Соседке он тогда распорол руку так, что думали вообще нужно зашивать. Морда у него всегда была очень недовольная.

Но это было еще не самое вредное животное, какое он знал. Самое вредное животное в мире он когда-то знал очень хорошо. Это был

Софьин кот – известная сволочь по кличке Кузя. Этот самый кот Кузя еще котенком проявлял свой исключительно скверный и склочный характер: дрался и царапался совершенно безжалостно. Софье постоянно драл колготки. В зрелом возрасте он ходил по перилам лоджий, гадил на балконах у соседей, воровал еду, запросто мог влезь в приоткрытое окно и навалить уже и в комнате. Борискову он как-то нассал на сиденье в машине, причем так обильно и вонюче, что даже встала актуальная дилемма: то ли постоянно обрабатывать машину дезодорантами, то ли вообще менять сиденье. Несмотря на все ухищрения Борискова, запах, наверно, с полгода стоял ужасный, потом

Борискову отдали сиденье с разбитой машины. Даже когда машину уже поменял, запах этот Борискову чудился еще долго.

На спортивной площадке какие-то ребята лет двадцати громко матерились друг с другом на спортивной площадке. В темноте хорошо было видно, как кто-то звонил по мобильному, светился синий дисплей, ему сходу врезали по морде – он упал, а голубой огонек мобильника взлетел высоко вверх и куда-то упал на газон – в старый снег и там погас.

Борисков опять почувствовал перебои в сердце. Даже вспотел.

Вернувшись, помыл Микоше лапки (Виктоша уже лежала в кровати), еще поел макарон с котлетами, наелся до отвала. Виктоша прямо из кровати грузила по ходу какими-то семейными проблемами, проблемами своей подруги, проблемами на своей работе. Еще и проблемами тестя.

Борисков слушал, смотрел телевизор и ел, ел, ел, пил чай. Когда лег, тут же пошли пузыри из пищевода. Подумал: не надо было столько есть на ночь. Но нет воли. Ворочался, не спалось, пошел на кухню, выпил сначала тридцать капель корвалола, потом подумал: "Коньячку, что ли, шлепнуть?" – и шлепнул. И Наташину таблетку тоже проглотил. Наконец заснул.

Была совершенно бредовая ночь. Приснилась Софья. Проснулся в возбуждении почти счастливый в пять утра и потом долго не мог заснуть.

Как всегда прекрасная Софья даже во сне внесла в его жизнь смуту.

С ней всегда были проблемы. Вспомнил, как они жили с Софьей на даче зимой. Основной проблемой были дрова, потому что стояли довольно сильные морозы, и нужно было топить печку каждый день, причем утром и вечером. Проходило довольно много времени, пока накапливалось хоть какое-то тепло. Борисков направлял электрический рефлектор на раскрытую постель, чтобы хоть как-то ее подсушить и согреть. Потом они забирались в кровать, крепко прижимались, обнимались, любили друг друга, лежали под двумя одеялами в отблесках огня из печки.

Больше никого, кажется, тогда и не было во всем дачном поселке. В выходные они лежали в постели с ночи до вечера следующего дня и любили друг друга – до полного истощения. Казалось, что впереди жизнь будет еще лучше. А лучше уже никогда не было. Но короткий зимний день быстро кончался. Печь остывала. Нужно было возвращаться в город.