Михаил Бочкарев - Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание Страница 39

— Это почему еще? — деловито поинтересовалась Эллада. И словно в доказательство, что водку пить не только не нельзя, а наоборот можно, прошла к бару, налила себе полный фужер, предназначенный скорее для шампанского, и приподняв платок, влила в себя новую порцию.

— Элка, ты что! — задрожала подруга округлив глаза до размеров бильярдных шаров, — ты знаешь что с теми к то водку пьет происходит? Сама же журналистка, газет что ли не читала?

— Не-а!..

— Помнишь моего политика?

— Это который? Тот, что из «Партии разногласия»?

— Нет, — отмахнулась Катерина, — другой, из административного корпуса.

— А-ааа, — вспомнила Вознесенская, — Он еще у меня на передаче был, рассказывал о… — но о чем рассказывал политик, Эллада не вспомнила. У нее снова зачесался пятачок, требуя добавки, и она потянулась за новой порцией, — как его звали то?

— Валерий Дмитриевич Гомнюк.

— Ну и что он?

— Мы с ним в субботу встречались у меня дома. Все как полагается — цветы, закуска…

Эллада под тканью платка порозовела, подрагивая свиным носиком в предвкушении повествования интимного характера.

— Ну и Валерка, как обычно, выпил слегка, — продолжала Лавандышева, затуманив взор, словно снова погружаясь в события того дня, — я как раз в это время с Фарухом по телефону разговаривала, а когда повернулась… — тут в глазах певицы застыл испуг и она, сделав долгую трагическую паузу, выдохнула, — он превратился!

— В кого? — визгливо вскрикнула Эллада, уронив только что налитый бокал.

— В свинью!

— Как и он? — глаза тележурналистки подозрительно заметались.

— Не только он, все кто водку пьет превращаются…

— А ты чего же? Ты чего не превращаешься? — злобно прохрипела Вознесенская.

— А я не пью! — гордо заявила звезда эстрады.

— Врешь!

— Нет, не вру. Что я дура что ли пить? Что бы в свинью превратиться? — брезгливо заявила Лавандышева, не подозревая, что обидела подругу смертельно.

— Да ты же беспробудно жрешь! Не просыхая! — закричала взбешенная Эллада, колебля дыханием платок.

— Когда это было, я теперь себя в форме держу…

На самом деле Лавандышева, перестала потреблять именно в тот самый момент, когда ее любовник Гомнюк обернулся хряком. Не желая следовать его примеру, Катерина в панике вылила весь имеющийся дома алкоголь в раковину, словно какую-то отраву.

— А это ты видела? — демонически изрекла Вознесенская и сорвала с лица ажурный платочек, предъявив подруге блестящий, покрытый испаренной пятачок.

Лавандышева испуганно вскрикнула и попятилась, неловко спотыкаясь о разбросанные по ковру бутылки. Злобная, уродливая гримаса подруги, заставила ее сердце сжаться до размеров невызревшей сливы. В голове тревожной мембраной запульсировал страх.

— Что, нравиться? — истерически хрюкнув, поинтересовалась перевоплощенная телезвезда.

С зажатой в руке початой бутылкой, она наступала на певицу и в глазах ее блестел сумасшедший огонек. Вид ее был ужасен. Так, наверное, мог бы выглядеть маньяк — потрошитель приближаясь к своей жертве. Отступающая Катерина, задела журнальный столик, с которого, звеня, посыпалась грязная посуда, спотыкнулась и неуклюже подвернув ногу, упала на пол. Вознесенская в этот момент, словно хищник, воинственно взвизгнула и набросилась на подругу, вцепившись той в волосы. Завязалась борьба. Лавандышева, напуганная до смерти, извивалась глистой, пытаясь укусить атакующую стерву, но та не давалась. Злобно хрюкая, обдавая певицу невозможно зловонным перегаром, Эллада пыхтела, жилистая и жесткая, словно пружина, вжимая подругу в ковер. В ней, как будто проснулись неведомые силы, и в какой-то момент она сломила сопротивление певицы, зажала той нос и вставила в распахнувшийся за глотком воздуха рот, горлышко бутылки. Водка стремительно потекла внутрь Лавандышевой и та рефлекторно проглотила, поперхнувшись. Сипя от ужаса Катерина таращилась на дрожащее свинское рыло подруги, и ощущала как водка, пройдя по пищеводу растекается теплым воском в желудке.

— Сука, — прохрипела звездная певица.

— Сама ты сука! — победоносно ослабила хватку Эллада, — сука и свинья!

В ДОМИКЕ

— Иван Афанасьевич, к вам посетители, — прозудел в селекторе голос секретарши Зины, — Пускать?

— Кто такие? — насторожился начальник.

— Первый раз вижу. Говорят по поводу переговоров на самом высоком уровне.

— Переговоров? — на минуту начальник замолчал, — Пусть пройдут.

Посетители: молодой человек и морщинистый старик, двинулись к двери начальника треста. За ними, ранее незамеченный секретаршей, появившийся словно из ниоткуда, величественно шествовал огромный пятнистый пес.

— С собакой нельзя! — закричала Зиночка испугавшись, невесть от куда взявшегося, зверя. Четвероногий посетитель остановился и замер, глядя огромными глазами на девушку.

— Уберите животное, — пискляво приказала служительница офиса. Но никто ее не послушал. Совершенно по-человечьи, собака встала на задние лапы и подошла к секретарше, покачивая хвостом. Зина ошалело отпрянула, врезавшись в стену, с которой шумно упал календарь. Пес же, став ростом метра под три, остановился у парапета конторки, протянул лапу и завладел кофейной чашкой секретарши.

— Фу! Фу, нельзя! — вскрикнула Зина, выпучив глаза.

Однако пятнистый зверь, игнорируя запрет, саркастически ухмыльнулся, и как ни в чем не бывало, изящно отхлебнул дымящийся напиток, не по-собачьи вытянув нижнюю губу. Видно кофе ему понравился, потому что он, раскрыв чудовищно огромную пасть, отправил в нее саму чашку, и похрустев стеклом, спокойно проглотил. Зина упала без чувств, а троица отправилась в кабинет гендиректора.

— Добрый день! — поздоровался старик, первым войдя в кабинет. За ним следом вошел красивый молодой человек с пятнистой собакой.

Иван Афанасьевич Берг, подозрительно осмотрел гостей и изумился крайне, увидев здоровенную псину.

— Это что? — брови его приподнялись, а папахоподобная шевелюра, казалось, съехала на затылок.

— Вы о чем? — хитро прищурился старик.

— Собака ваша? — громыхнул Берг тревожно.

— Он с нами, — согласился молодой человек, погладив пса.

— Вам здесь что, балаган? — брызнул директор треста, из под густых усов, — Вы в своем уме? В кабинет с животными?

— То есть вы хотите сказать, что в кабинет животным нельзя? Однако сами сидите в кабинете? Следовательно — животным не являетесь? — поинтересовался старик, задумчиво осматривая обескураженного начальника, — Тогда кто же вы? Какое существо?

— Убирайтесь! — гаркнул Иван Афанасьевич страшно, словно врезавшийся в айсберг танкер. Это, однако, ничуть не испугало посетителей, а возможно даже раззадорило. Пес, снова, как и в приемной, встал на задние лапы, коснувшись кончиками ушей навесного потолка, и гавкнул. Гавкнул так, что от мощнейшей звуковой волны, начальнику стало нехорошо, а в ушах загудело, словно рядом взорвался фугас. Берг побледнел и вжался в кресло.

— Вы не ответили на вопрос, — напомнил старик.

— Я я я, — начал заикаясь Берг, — Я — человек, — пропищал он, — Я директор треста!

— Верно, вы человек — один из видов многообразной фауны планеты. В сущности такое же животное, как и любое другое существо, движущееся по нити событий от рождения к смерти, правда, наделенное уникальным сознанием. И то, что вы директор тоже верно. Поэтому, собственно, мы к вам и пришли. Нам нужен ваш офис.

— Мой офис? Зачем? — Иван Афанасьевич с ужасом косился на собаку, которая без приглашения уселась на стул возле стены и заложила по-ковбойски лапу.

— Мы планируем вести здесь переговоры.

— Но это мой офис, — задрожал Берг. Он пытался внутренне себя успокоить, повторяя словно молитву: — «Она дрессированная, дрессированная, что тут такого?». Однако тревога только нарастала в душе, — Этот офис мой, — повторил он вслух, но уже как-то менее уверенно. Ивану Афанасьевичу вдруг стало очень страшно. Он был уверен, что сейчас должно произойти что-то чудовищное. Возможно даже убийство.

— Это почему вы так решили? — вопрос задал пес. Голос его, низкий и бархатистый, был вовсе не страшным и не зловещим, однако Иван Афанасьевич почему-то напугался до смерти.

— «Я рехнулся» — решил он, и от осознания этого ему стало еще хуже. Директору треста захотелось заплакать, захотелось что бы кто-нибудь его немедленно пожалел. Его черные усы, словно в момент отсырев, беспомощно повисли, зрачки расширились и нижняя губа непроизвольно задрожала, — «А может это сон? — с надеждой подумал он, — Надо немедленно проснуться!» — решив это Берг суетливо осмотрелся, увидел на столе графин с водой, схватил его и, зажмурившись, выплеснул себе в лицо.

— Вам жарко? — поинтересовался пес.