Луис Карлос Монталван - Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса Страница 4

Лу потеряла свою мать подростком, и отец растил девочку один. Работал изо всех сил, жертвуя всем ради ребенка. Так и не женился во второй раз, но все время мечтал о путешествиях, а порой и о переезде — может, во Флориду — когда-нибудь, когда-нибудь. Когда отец вышел на пенсию, Лу так радовалась за него. Наконец-то он исполнит свою мечту. Через две недели у него случился удар.

— Я была злая, — сказала мне Лу однажды. — Я не агрессивна, но готова лезть в драку, если унижают того, кому и так несладко. Если человек уже лежит на земле, а ты его пинаешь и пинаешь, я лезу в гущу с кулаками, «ты отвали, а ты поднимайся!» — такая уж я есть… Так что, когда папу хватил удар, я была в ярости. Это было несправедливо. Что теперь будет с твоими золотыми годами?

Отец Лу с трудом мог передвигаться и говорить, и Лу с мужем перевезли его к себе. Через несколько недель он впал в глубокую депрессию.

— Я должен был умереть, — бормотал он снова и снова. — Лучше бы я просто умер.

Методы традиционной медицины не помогали, поэтому Лу попробовала нечто новенькое. Она выдрессировала пса. В то время она превращала молодых собак богатеньких жителей пригорода в послушных домашних зверюшек, так что в гараже у нее жила целая свора. Женщина смастерила нечто вроде сбруи с жесткой ручкой и научила одного из своих лучших псов стоять смирно — у дрессировщиков собак-компаньонов это называется «замри», но тогда Лу этого еще не знала.

Лу хотела, чтобы собака в такой сбруе помогала отцу подниматься с постели и ходить по дому. Отец относился к затее Лу скептически. Пока не попробовал. В первый день он смог встать с дивана с помощью пса. Еще через несколько дней начал ходить на кухню. Что еще важнее, он стал разговаривать, и не в своей обычной манере «ах, какой я несчастный». Он стал разговаривать с собакой. Все началось с простой необходимости, постоянного общения, состоящего из команд и поощрения. Но вскоре оно превратилось в настоящий разговор. Пес дарил старику свободу и вдобавок то, чего Лу не ожидала, — дружбу. Отец начал звать пса к себе и разговаривать с ним, как с другом. Они целый день проводили бок о бок и скоро даже спать стали вместе. Как-то вечером, наблюдая, как эти двое входят в кухню, улыбающиеся и счастливые, Лу повернулась к мужу и сказала:

— Вот чему я хочу посвятить жизнь!

Муж ответил:

— Тогда действуй.

Год спустя, после специализированного обучения в «Грин Чимниз Фарм», легендарном месте дрессировки собак-компаньонов в Бингеме, Нью-Йорк (где в рамках терапии Вторника кормили дети с эмоциональными расстройствами), Лу Пикар основала СКВП. Вскоре ее муж ушел с работы и присоединился к Лу. Сколько жизней они изменили с того момента! Мальчик с серьезной травмой мозга после аварии. Девочка-аутист, которая не могла создать связь ни с одним живым существом. Подросток с церебральным параличом. Солдат, лишившийся ног в результате взрыва самодельной бомбы. Я не могу назвать имен, но зато могу сказать, как собаки повлияли на этих людей. Псы не просто глубоко изменили их жизни, а стали одним из лучших и важнейших событий. Они явились ответом на их молитвы, на молитвы из глубины души, а не «помоги мне выиграть в этом футбольном матче». Если ты становишься клиентом СКВП, каждый день твоей жизни кардинально меняется. Я знаю, потому что именно это сделал для меня Вторник.

Такую силу не выработаешь просто дрессировками. Если будешь прививать собаке только способность понимать человеческие желания и потребность угождать людям, далеко не уедешь. Нечто очень важное кроется и в самих отношениях. Собака-компаньон должна быть абсолютно предана своему хозяину, чувствовать необычайную, запредельную близость к нему. Чтобы создать такую особенную связь, СКВП вырабатывает у псов потребность. В первые три месяца щенка вроде Вторника один и тот же человек не может дрессировать дольше двух дней подряд. С трехдневного возраста будущих компаньонов учат искать у людей любви и признания, но им никогда не дают наладить связь с одним-единственным дрессировщиком. Псы окружены любовью, но изолированы от истинного объекта своих чувств — постоянного хозяина.

Признаюсь, мне нелегко думать об этом. В конце концов я сам был таким. Вернулся после двух сроков в Ираке, чужой для всех. Я порвал связи с родными. Перестал общаться с товарищами по оружию, уехал за тридцать миль, поселился в трейлере, отгороженном забором, вместо того чтобы быть рядом, «в одном строю». Два года прожил в Нью-Йорке, со всех сторон окруженный людьми и все равно от всех отделенный. Да, я общался с десятком людей, ездил на лекции в Колумбийский университет, даже ходил порой на бейсбольные матчи или на концерты с другими ветеранами. Но внутренне я был неприкаян, не способен на отношения — пуст.

Лу считает, что я зря себя накручиваю.

— Собаки не похожи на людей, — объяснила она. — Они живут настоящим. Я счастлив сейчас? Я получаю то, чего хочу в данный момент: еду, кров и поощрение? Они не беспокоятся о будущем. Им нужна связь — я хочу сказать, это биологическая потребность, — но они не тоскуют по ней, как ты тогда, Луис, потому что не грустят о том, чего никогда не знали. Я не могу дать собаке все радости жизни, ей придется подождать появления хозяина, чтобы осознать: трава зеленее рядом с ним.

Уверен: в СКВП Вторник был счастлив. Он просто с ума сходит от радости каждый раз, когда мы приезжаем туда в гости. Это случается нечасто, потому что от моей манхэттенской квартиры до центра в Доббз Ферри, штат Нью-Йорк, нужно добираться три часа на общественном транспорте, а это психологически тяжело. Но стоит нам сесть в поезд на Большом Центральном вокзале, Вторник уже знает, куда мы едем. Изменяется осанка, а хвост виляет так бешено, что аж ляжки вразлет. Пес послушно сидит возле меня, потому что знает: в замкнутом пространстве только он помогает мне оставаться спокойным, — но как только мы сходим на станции «Доббз Ферри», ретривер начинает натягивать поводок. Частенько я даже два-три раза останавливаюсь посреди платформы и командую «рядом!». На мгновение он подчиняется, но потом снова несется вперед. Это на Вторника совсем непохоже. Он знает: мне нужно, чтобы он был рядом, поэтому никогда не тянет меня вверх по лестнице. Но на станции «Доббз Ферри» он иногда теряет контроль. В маршрутке он имеет обыкновение долго выглядывать в окно, шлепая хвостом по сиденью, вывалив язык и задыхаясь от возбуждения. В этот раз, когда мы приехали в СКВП, он сиганул через сиденье маршрутки прямо в раскрытую дверь, а это серьезное нарушение профессиональных обязанностей.

Но я не могу винить пса за такой проступок, как не могу укорять за то, что он обнюхивает пожарные гидранты и наблюдает за белками. Моя квартира — это дом Вторника, но к центру СКВП он сильно привязан. Если б он был человеком, я сказал бы, что там он стал мужчиной. В конце концов для собаки два года — это как четырнадцать лет для человека. Братьев и сестры здесь уже давно нет, но для Вторника большой бетонный зал с желтой разметкой на полу до сих пор родное место, убежище, приют. Ему нравится смотреть на собак, даже на незнакомых. Вторник глядит, как псы идут со своими дрессировщиками, — с огоньком в глазах, как мог бы сержант-майор наблюдать за взводом подающих надежды рекрутов. Здесь не просто радость, что твою профессию достойно представляют превосходные юноши и девушки. Дело в атмосфере. Бодрящий ветерок в прохладный день, послеполуденные облака в оправе солнечного света, осенний запах над учебным плацем, мерный топот сапог. Это знакомый тебе мир.

Когда я сижу рядом с Лу, Вторник пристально ее рассматривает. Мы разговариваем, и его брови прыгают вдвое быстрее, как танцующие гусеницы: ретривер все впитывает. В нем бродит страстное желание, голова слегка наклонена вперед, язык свисает, поэтому губы изгибаются вверх в естественной улыбке. Брови вверх, брови вниз, голова туда-сюда — взгляд с Лу на меня, с меня на Лу.

И вот Лу говорит «колено». Вторник только этого и ждал. Пес ставит передние лапы ей на колени и позволяет инерции увлечь его вперед — чтобы разок лизнуть нос дрессировщицы.

— Я и забыла, Вторник, — смеется Лу, — я и забыла, как ты все время нежничаешь.

Забавная фраза, ведь Лу помнит о Вторнике все. Она выдрессировала двести собак и может говорить о них, как о машинах на сборочном конвейере, если нужно объяснить какой-то принцип, но псы для нее — совсем не то же самое, что машины. Лу обожает личность и привычки (как хорошие, так и плохие) каждой собаки, с которой она работала. Эта женщина знает, что их побуждает к действию, что беспокоит и какого человека нужно искать в пару каждому псу. В конце концов Лу собачница. Вот почему она приструнивала любимцев домохозяек из пригорода, вот почему она семнадцать лет дрессирует псов для инвалидов. Вот почему, как только Лу разрешила, Вторник встал передними лапами ей на колени и поделился своей языкастой любовью. Облизывает он только меня и никого другого.