Мартин Бедфорд - Работа над ошибками Страница 4

Мы носили форму: белые рубашки, ярко-синие джемперы с треугольным вырезом, галстуки в бело-голубую полоску, короткие черные или серые брючки, серые носки, черные или коричневые ботинки, черные пиджаки со значком школы на нагрудном кармане и голубые фуражки. Фуражку носить было необязательно, а в жаркие дни в классе разрешалось снимать пиджаки и джемперы. У меня был коричневый кожаный ранец. Когда мы ходили в детский сад, на собраниях нам полагалось сидеть на полу, скрестив ноги по-турецки. Пол был деревянный, натертый до блеска, от сидения на нем болела задница. В начальной школе мы сидели на деревянных стульчиках. Мы пели гимны. Слова были напечатаны белыми буквами на больших листах грубой черной бумаги. Эти листы вешали над сценой на специальных шкивах. Листы с гимнами хранились в шкафу, некоторые из них были порваны и заклеены широкими полосами липкой ленты. «Вперед, Христово воинство», «Яркий и прекрасный мир», «Иисус, Возлюбленный моей души», «Иерусалим»… Когда подходила очередь дежурить, нужно было отыскать нужные гимны, подвесить их к шкиву и, крутя за ручку, поднять наверх, пока учитель делал перекличку. Однажды я случайно повесил гимн вверх ногами, и учитель обернулся посмотреть, над чем все так смеются.

Линн!

Он схватил меня за руку и шлепнул сзади по ногам. Больно. Все собрание мне пришлось простоять на сцене. После гимнов полагалось читать «Отче наш». У учителя был глубокий, громкий голос, он перекрикивал всех остальных в зале.

В классе я сидел у окна. За игровой площадкой, позади школьной территории, виднелась рощица. Зимой деревья были голые. Больше всего мне нравилось весной или летом: в открытые окна веял свежий ветерок, доносился звук газонокосилки и запах свежескошенной травы. Иногда в класс залетала пчела или оса – и тогда, пытаясь выгнать ее в окно, учителя махали руками, пока кто-нибудь из мальчишек не прихлопывал нарушительницу спокойствия. В утреннюю перемену каждому давали на завтрак бутылочку молока и два бисквита из набора «Рич Ти». Парты были деревянные, с откидными крышками, внутрь мы складывали учебники. Сверху, в углу, имелось круглое отверстие, куда ставилась маленькая белая чернильница. Мы писали простыми деревянными ручками со скрипучими металлическими перьями. Парты составлялись вместе, и мы сидели рядами по четыре человека. Возле меня сидела девочка по имени Дженис. Звали ее так же, как мою сестру, но выглядела она по-другому: у нее были длинные светлые косы, а у моей сестры – короткие черные волосы. Не такие черные, как у негров, а с каштановым отливом. После ванны они блестели и пахли абрикосом. Еще в моем ряду сидели два мальчика, только я не помню, как их звали. Если кто-то хотел выйти в туалет, он должен был поднять руку. Дженис – которая не моя сестра – однажды описалась. Учитель не разрешил ей выходить из класса до перемены. На полу под ее стулом образовалась лужа, и она плакала, раскачиваясь и мотая ногами взад и вперед.

Истории в начальной школе было мало. Учили мы в основном английский и арифметику. История – это пещерные люди, динозавры, Генрих VIII. Он был толстый, у него было шесть жен, и он, как только переставал их любить, отрубал им головы. Птеродактиль писался «п-т-е-р-о-д-а-к-т-и-л-ь». Динозавры вымерли. То ли потому, что мозги у них были размером с грецкий орех, то ли климат изменился, то ли они сгорели, когда на землю упал гигантский метеорит. Я забыл, почему именно. На экзаменах в конце семестра история, география и естествознание входили в один и тот же опросный лист.

Июль 1967

Линн, Грегори

Класс 1а

История/География/Естествознание: С[1]

Грегори должен постаратся выделить время для дополнительного чтения по данным предметам.

Через двадцать пять с половиной лет, при свете карманного фонарика, на чердаке дома, население которого не так давно сократилось с двух человек до одного, я перечитал эту рекомендацию. Реакция моя была вполне однозначной:

(1) Дура Э. Робертсон (классный руководитель) и писать-то правильно не умела.

Отец научил меня песенке:

Гитлер съел свое яйцо,А второе есть не стал,Гиммлер тоже не решился,Ну а Геббельс два сожрал.

Вторая мировая война началась, когда отцу было одиннадцать. Он рассказывал про бомбы. Падая, бомбы издавали низкий гул. Если гул стихал, ты понимал, что сейчас они посыпятся на тебя с неба. Их не было видно, только слышно. Если гул прекращался прямо над головой, значит, тебя вот-вот могло убить, но, с другой стороны, бомба могла пролететь мимо и упасть на кого-нибудь другого.

Времена коричневых портков.

Патрик.

Мама звала отца Патрик, только когда сердилась на него, в остальное время он был Пат.

Каких коричневых портков?

Не твоего ума дело, поспешно сказала мама.

Отец приблизил губы к моему уху и прошептал:

– Это когда обдрищешься.

Отец говорил: мы надрали фрицам задницу в двух мировых войнах и одном мировом чемпионате. Ради чемпионата, в 66-м, мы купили свой первый телевизор. Черно-белый, с деревянными дверцами. Когда телевизор не работал, экран закрывали. 1966-й. При этих словах, «1966-й», англичане – даже те, кто тогда еще не родился, – сразу думают: «Финал чемпионата». Уэмбли. Англия – Западная Германия, 4:2. Джефф Хёрст. Люди ликуют, им кажется, что все кончено… так оно и есть! У меня в комнате висела фотография, вырванная из какого-то журнала: Бобби Мур сидит на плечах другого игрока, в руках – кубок Жюля Римэ. Золотой кубок, красная майка. Это футбол. Это история.

Бобби Мур уже умер. Как и Гитлер. Нет больше Западной Германии, не существует и Берлинской стены, возведенной в тот же год, что и моя начальная школа. Стена сохранилась лишь на фотографиях, в памяти людей, в музеях да на каминных полках по всей Европе – в виде кусочков, растащенных на сувениры. Холодная война не имела ничего общего со Второй мировой: холодная война на самом деле была никакая не война, и во время нее немцы (частично) были на нашей стороне. Но и эту войну мы выиграли, спросите кого хотите. Капиталисты – коммунисты, 1:0 (после дополнительного времени).

Историю пишут победители, сказал мне как-то мистер Эндрюс.

Мистер Патрик с этим суждением не согласился. Когда я передал ему слова мистера Эндрюса, он усмехнулся, а потом изрек:

Не следует забывать, что мистер Эндрюс преподает рисование.

Мистер Патрик преподавал у меня в средней школе историю. По программе у нас была английская и европейская история, с 1760-го по 1945-й. В основном войны и революции: аграрная, Французская, с Наполеоном, промышленная, Крымская, восстание сипаев, Франко-прусская, Бурская, Первая мировая, большевистская, испанская гражданская, Вторая мировая. Большевик – представитель радикального крыла Российской социал-демократической партии, захватившей власть в 1917 году. Если верить словарю, «большевик» – пренебрежительное слово для обозначения коммуниста. В нашем языке от этого слова появилось прилагательное «bolshie». Когда о человеке говорят «bolshie», это значит, что он упрямый, несговорчивый и ни под каким видом не желает идти на уступки.

Слова. Названия.

Санкт-Петербург переименовали в Петроград, потом в Ленинград, потом снова в Санкт-Петербург, потому что Ленин стал считаться плохим, и гордый город опять получил право называться в честь своего основателя Петра I (Петра Великого), царя, который вел бесконечные войны, безжалостно убивал крепостных и свою столицу возвел буквально на костях многих тысяч рабов. Но это было три сотни лет назад.

Таков язык истории, написанной победителями.

Холодную войну мы в школе не проходили. Она еще не кончилась, а история – по определению – наука о прошлом, а не о настоящем. Мистер Патрик выражал эту мысль следующим образом:

Интерпретация событий, происходящих в настоящее время, равнозначна стрельбе по движущейся мишени. Сколь тщательно ни прицеливайся, все равно рискуешь промахнуться.

Вывод из этого типично патрикианского афоризма такой: события, имеющие четко обозначенные начало и конец (1914–1918, 1939–1945), интерпретировать можно. Исторические события по самой своей сути относятся к области фактов; причиной любых кажущихся несоответствий или противоречий в их интерпретации может являться лишь неверная историческая перспектива.

Еще одно высказывание:

История, подобно жизни, обретает смысл в ретроспективе.

Херня. Это уже мое высказывание.

Про холодную войну я знаю анекдот:

Журналист спрашивает у Михаила Горбачева: изменился бы ход событий, если бы вместо Джона Кеннеди убили Никиту Хрущева? Горбачев подумал-подумал и говорит: несомненно. Вряд ли Аристотель Онассис женился бы на мадам Хрущевой.

Я рассказал его своему адвокату. Он говорит, что уже слышал такой.

Мистер Патрик был высокий. Носил темные костюмы: темно-синие, темно-серые, коричневые. У него была перхоть. Когда он наклонялся над партой, чувствовался запах трубочного табака и одеколона. Курить в классе было не положено, поэтому он все время сосал пустую трубку, которая постукивала на зубах. У него были редеющие седые волосы, они торчали на макушке, как у Билли Уизза. Билли Уизз – это такой мальчик, который умел очень быстро бегать, ловко удирал от недовольных им взрослых и мастерски ловил разных плохих дядей. Это из комиксов. На комиксы – «Уиззер и Чипе», «Денди», «Сорвиголова», «Скорчер и Ско», «Пли!», «Бино» – я тратил все свои карманные деньги.