Исаак Зингер - Голем Страница 4

Так размышляя, рабби Лейб глядел на голема, а голем словно бы глядел на рабби своими глиняными глазами. Потом рабби произнёс:

— Голем, ты ещё пока не закончен, но сейчас я довершу свою работу. Знай, что ты создан на короткий срок и с определённой целью. Смотри, не пытайся сойти с назначенной тебе дороги. Ты будешь исполнять то, что я тебе велю.

С этими словами рабби Лейб дописал букву «алеф» у голема на лбу. В ту же минуту голем стал подыматься. Рабби сказал ему:

— Спустись вниз и жди меня во дворе синагоги. Я дам тебе новые указания.

— Хорошо, — ответил голем голосом, гулким, как из подземелья. И вышел на синагогальный двор, где в это время уже никого не было. В гетто люди ложились спать рано и вставали с восходом солнца. Так что после вечерних молитв все уже разошлись по домам.

Мысли рабби Лейба были так заняты големом, что он не прислушался к разговорам жены и детей, возвратившихся со свадьбы и теперь обсуждавших невесту, жениха и гостей. Рабби обычно отходил ко сну рано, чтобы проснуться среди ночи и читать полуночные молитвы. Но на этот раз он подождал, пока жена и дети заснут, а тогда тихонько вышел на синагогальный двор. Там стоял голем и ждал его. Рабби приблизился к нему и сказал:

— Голем, отныне имя тебе будет Йосеф.

— Да.

— Йосеф, скоро ты должен будешь отыскать дочь графа Братиславского — маленькую девочку по имени Ганка. Её отец утверждает, будто её убили евреи, но я уверен, что он её где-то прячет. Где её найти, у меня не спрашивай. Те силы, которые дали тебе жизнь, дадут тебе знание, где она находится. Ты — из земли, а земле известно многое: как растить траву, цветы, пшеницу, рожь, плоды. Дождись того дня, когда реб Элиэзер будет доставлен на суд, а тогда предъяви им девочку и тем покажи, как лживы обвинения, выдвинутые нашими недругами.

— Да.

— Может быть, ты хочешь задать какой-нибудь вопрос?

— Какой вопрос?

— Ты создан для одной определённой цели, поэтому ум тебе дан иной, чем у человека. Но кто знает, как работает мозг. Пока не настанет время идти за Ганкой, спи спокойно. Быть может, тебе будут сниться сны, слышаться голоса. Возможно, что демоны попробуют к тебе прилепиться. Но ты не обращай на них внимания. Ничто дурное с тобой не случится. Но жители Праги не должны тебя видеть, покуда тебе не придёт срок им показаться. А до той поры возвращайся на чердак, где я тебя вылепил, и спи там крепким глиняным сном.

И рабби Лейб ушёл домой. Он знал, что голем будет всё делать в точности так, как ему сказано. Дома рабби прочитал ночную молитву и лёг спать. Но впервые за все годы сон не шёл к нему. Небо даровало ему великую силу, и он опасался, что не достоин этого дара. И ещё ему было немного жаль голема. В глазах глиняного великана он заметил растерянность, словно бы вопрос: «Кто я? Почему я здесь? В чём тайна моего существа?» Такое же недоумённое выражение рабби Лейб часто видел в глазах новорождённых младенцев. И даже в глазах животных.

Тем, кто желал евреям несчастья на Пейсах, удалось устроить так, чтобы суд назначили на предпасхальный день. В помещение суда был доставлен реб Элиэзер и с ним ещё несколько старейшин общины, якобы бывших его сообщниками.

За столом сидели трое судей в париках и чёрных мантиях. Сбоку от них стояли евреи в цепях и охранники-солдаты с мечами и пиками в руках. Главный судья запретил евреям Праги присутствовать на суде, а вот недруги Израиля с жёнами и дочерьми собрались там, чтобы любоваться позором евреев. Обвинитель указал пальцем на реб Элиэзера и остальных обвиняемых и произнёс:

— Они считают себя богоизбранным народом, но посмотрите, как они себя ведут. Вместо благодарности императору и всем нам за то, что позволили им тут жить, они убивают наших детей и на их крови замешивают тесто для своей мацы. Нет, они не Божий народ, а приспешники дьявола. Кровь зарезанной ими Ганки вопиёт о мести. Виновны не только еврей Элиэзер Полнер и остальные убийцы, но и вся еврейская община.

При этих словах некоторые старые женщины зарыдали, а некоторые молодые стали ухмыляться и перемигиваться. Все понимали, что обвинение подстроено. Граф Братиславский сделал вид, будто утирает слёзы.

Еврейская сторона в качестве свидетеля защиты вызвала рабби Лейба. Обвинитель задал ему вопрос:

— Не написано ли в вашем проклятом Талмуде, что в тесто для мацы следует подмешивать христианскую кровь?

— Ничего подобного нет ни в Талмуде и ни в какой другой из наших священных книг, — ответил рабби Лейб. — Свою мацу мы печём не в тёмных подвалах, а в пекарнях, при открытых дверях. Всякий, кто пожелает, может войти и убедиться, что на тесто для мацы идёт только мука и вода.

— Разве не правда, что сотни евреев уже были осуждены за употребление крови в маце? — спросил обвинитель.

— К великому сожалению, правда. Но это вовсе не означает их вины. Всегда находится довольно бессовестных лжесвидетелей, готовых подтвердить обвинение, в особенности если их подкупить.

— А разве не правда, что многие из тех евреев признали свою вину?

— И это тоже правда. Но они признались, после того как им переломали кости на пыточном колесе, а под ногти на руках и на ногах загнали раскалённые иглы. Есть предел боли, какую способен выдержать человек. Вы все слышали про то, как в городе Апьтоне невинную христианку обвинили в ведьмовстве и пытали до тех пор, пока она не призналась, что продала душу дьяволу, и её заживо сожгли на костре. А позднее оказалось, что враг этой женщины нанял бессовестных людей, чтобы свидетельствовали против неё.

Главный судья стукнул по столу молотком и сказал:

— Отвечай на вопросы обвинителя, а не распространяйся на темы, не имеющие касательства к данному суду. Здесь разбирается дело об убийстве ребёнка, а не о невиновности ведьмы.

Внезапно запертые двери суда распахнулись — и ворвался кирпичнолицый великан с плачущей малюткой на могучих руках.

Он опустил девочку на пол возле свидетельского помоста и немедленно удалился. Всё это произошло так быстро, что никто и опомниться не успел. Среди всеобщего недоумённого молчания девочка подбежала к графу Братиславскому и, крича: «Папа! Папочка!», обняла его ноги.

Ян Братиславский побелел как мел. Свидетели, дожидавшиеся своей очереди взойти на помост, разинули рты. Изумлённый обвинитель в отчаянии воздел руки к потолку. В публике кто-то из женщин засмеялся, а кто-то громко заплакал. Главный судья покачал головой в парике и спросил:

— Ты кто такая, девочка? Как тебя зовут?

— Я — Ганка. А это мой папа, — сквозь слёзы ответила малютка, указывая пальчиком на Яна Братиславского.

— Этот ребёнок — ваша дочь Ганка? — спросил судья.

Братиславский молчал.

— Кто таков тот великан, что принёс тебя сюда? И где ты была, Ганка, все эти дни?

— Молчи, не говори ни слова! — крикнул дочери Братиславский.

— Отвечай, где ты находилась? — настаивал судья.

— У нас дома в подвале, — пролепетала девочка.

— Кто тебя туда поместил? — спросил судья.

— Тихо! Молчи! — грозно приказал Братиславский.

— Ты должна отвечать. Таков закон, — сказал судья. — Кто посадил тебя в подвал?

Судья, конечно, был на стороне графа, но у него пропала охота участвовать в этом фарсе. В Праге жило много христиан, которые хотели знать правду. До судьи дошёл слух, что даже император раздражён этим фальшивым судебным разбирательством. Разумные люди среди христиан Европы больше не верили мерзким наветам. И рассудительный судья решил изобразить из себя честного человека.

Ганка молчала, переводя взгляд с судьи на отца. А потом всё же ответила:

— Вот эти дядя с тётей, — она указала на Стефана и Барбару, — заперли меня в подвал. Они сказали, что так велел мой папа.

— Это ложь. Она лжёт, — заспорил Братиславский. — Евреи заколдовали мою дочурку, заставили её поверить в эту чушь. Она моя единственная, обожаемая дочь. Я скорее отдам глаз, чем причиню ей зло. Я — великий Ян Братиславский, столп Богемского государства.

— Были им в прошлом, — холодно возразил главный судья. — А теперь вы проиграли в карты всё своё богатство и подписали вексель, который заведомо не можете оплатить. Вы подкупили этих двух проходимцев и поручили им запереть в подвале вашу дочь, чтобы вы получили в наследство принадлежащие ей драгоценности. За эти преступления вы будете жестоко наказаны и лишитесь права владения вашими землями и имуществом. Стефан и Барбара, — обратился судья к свидетелям обвинения, — кто велел вам запереть в подвал это беззащитное дитя? Говорите правду, или я прикажу вас выпороть.

— Граф велел, — ответили они хором.

— Он напоил нас вином и пригрозил смертью, если мы ослушаемся! — прокричала Барбара.

— Он посулил мне двадцать дукатов и бочонок водки! — воскликнул Стефан.