Ричард Калич - Чарли П Страница 4

Марафон

Чарли П становится членом клуба любителей здорового образа жизни. Он нанимает личного тренера, по нескольку раз в день отправляется на пробежку в Центральный парк и соблюдает строжайший режим: больше никаких ночных гулянок и никаких излишеств; алкоголь, табак, жирная пища, молочные коктейли – все долой, даже шоколадно-ореховые пирожные и те исключены. В ноябре Чарли П собирается принять участие в Марафоне.[2]

Тогда почему же он посмеивается над теми, кто, подобно ему, готовится к предстоящему событию? Может быть, потому, что знает – ему предстоит не просто двадцать шесть целых и две десятых мили дистанции, ограниченной строгими рамками (начало в Стейтон Айленд, затем Бруклин, потом через Квинс и Бронкс и к финишу на Манхэттене), – его дистанция не имеет границ и финишной черты, она бесконечна и проходит внутри самого Чарли П.

Тогда, и только тогда…

Чарли П не так уж сильно отличается от других людей. У него тоже есть цели, желания и стремления. Он хочет жить полной жизнью. Когда-нибудь его мечты сбудутся, надежды осуществятся и начнется настоящая жизнь. Когда-нибудь, – но не сейчас. В день своего тридцатилетия Чарли П принимает решение: начать жить всерьез и по-настоящему. И вот, с терпением стоика и невозмутимостью закоренелого отшельника, Чарли П ждет своего часа. Но, в отличие от других людей, Чарли П не пользуется привычными единицами времяисчисления. Нет, дни, месяцы, года ему не подходят. Его часы настроены гораздо точнее и тоньше. Свой отрезок времени длинною в тридцать лет он измеряет не днями, месяцами и годами, но часами, минутами, секундами и бесконечно малыми, не поддающимися исчислению мгновениями, которые помещаются между секундами. И надо отдать ему должное, Чарли П знает точно, до миллисекунды, когда начнется его настоящая жизнь.

Но время не стоит на месте. И уж тем более оно не остановится для Чарли П. Когда время приходит и наступает решающая, сверхъестественно малая миллисекунда, Чарли П протягивает руку, но поздно – она уже вне пределов его досягаемости. Увы, все его грандиозные, тщательно выверенные, идеально просчитанные планы рухнули. Хотя, честно говоря, Чарли П не особенно переживает; то, что он чувствует, скорее можно назвать облегчением. Однако мы знаем: Чарли П – решительный парень, он не дает часам опомниться, они едва произносят «тик» и не успевают сказать «так», а Чарли П уже начинает новый отсчет. Пройдет всего-навсего каких-нибудь сто тысяч часов, десять миллионов минут, сто миллиардов секунд и один миллиард квинтильонов долей миллисекунд, прежде чем ему исполнится сорок, или пятьдесят, или десять тысяч лет. Тогда, и только тогда начнется его настоящая жизнь.

Ночью считают овец. Проведя за этим занятием всю ночь, Чарли П считает овец весь день.

Нимфоман

Чарли П – нимфоман. Напевает ли он, принимая по утрам душ, или беседует с богами, сетуя на свою горькую участь, все его мысли сосредоточены исключительно на женском теле. И тот факт, что он с удивительной легкостью добивается благосклонности прекрасного пола, ничуть не уменьшает его аппетит. В те редкие часы, когда он, благодаря своему решительному характеру, приложив неимоверные усилия воли, все же находит в себе силы воздержаться от секса, сама мысль об этом неотступно преследует его.

Ах, думает Чарли П, если бы только он мог освободиться от своей нимфомании, как бы сразу изменилась вся его жизнь. Он бы многое отдал, лишь бы поскорее превратиться в дряхлого и немощного старика, он бы всем пожертвовал, лишь бы познать тихое счастье импотенции. Может быть, тогда ему удалось бы положить конец беспредельному господству того свирепого дьявола, что неистовствует у него в штанах.

Сколько людей, столько и мнений. Поэтому Чарли П обращается за советом к носителям различных одеяний и вероисповеданий. Но раввины и священники, шаманы и шарлатаны, одержимые Богом проповедники и друзья-доброхоты – все они – верховные жрецы и ученые мужи – в один голос твердят одно и то же: Чарли П счастливчик, и настойчиво советуют воспользоваться теперешним его возбужденным состоянием, которое, между прочим, не так уж и долговечно, и получить максимальное наслаждение; они уверяют, что многие почли бы за счастье хоть на миг оказаться на его месте. Но хороший совет – дело нехитрое, а вот как им воспользоваться, особенно такому человеку, который, обладая одной женщиной, мысленно уже овладевает следующей.

Даже ученые со всем их арсеналом передовых технологий и литераторы, свято верящие в исцеляющую силу слова, имея дело с Чарли П, совершают ошибку, свойственную их сословию: одни путают реальность с вымыслом, другие вымысел принимают за реальность. Будь то холодный душ, гипноз, тотальная лоботомия, или старый добрый разговор по душам, или даже курс инъекций, каждая из которых способна свалить с ног слона, – все эти приемы, способы и методы были испробованы на нем, и все они оказали свое воздействие – Чарли П клонит в сон. Но как только действие препаратов заканчивается или он вылезает из-под душа, происходит взрыв энергии и желание, сравнимое по силе разве что с половой истомой новобранца, вновь терзает его.

Чарли П прибегает к решительным мерам. Он обращается к мяснику, в прошлом ветеринару, который прославился как непревзойденный кастратор и стерилизатор не только домашней скотины, но и хищных лесных зверей. Чарли П даже пробовал глотать различные чудодейственные субстанции: пищевую соду, известную как первейшее средство от изжоги, кондиционер для белья, чистую воду, рассыпчатое печенье, порошок для травли тараканов, эликсир от воспаления десен и антикоррозийное покрытие для военных кораблей. Но, увы, все они оказались бессильны. Правда, его эрекция несколько ослабла иутратила былую твердость и стойкость, однако его сексуальная одержимость сильна как никогда.

Итак, что же делать? Чарли П не из тех, кто легко сдается, – нет, он сделан из другого теста. Чарли П выбрасывает свою записную книжку, ту самую, в красной обложке, где содержится весь его «послужной список», начатый еще в школьные годы. Никогда больше он не снимет трубку, и не выйдет на связь ни с одной из своих подружек, и не станет отвечать на их звонки, факсы, электронные послания, любовные письма и приглашения на свидание при свете дня и жаркие баталии под покровом ночи. Вместо этого он становится заядлым потребителем культурных ценностей, глубоким знатоком искусства. Он посещает театры, концертные залы, балет, оперу и читает запоем. Но что бы он ни делал, куда бы он ни шел, нимфомания повсюду сопровождает его.

В конце концов Чарли П приходит к единственно возможному умозаключению: сексуальная озабоченность во многом сродни великому американскому патриотизму. И какие бы силы и коалиции ни шли на него войной, и как бы ни была велика мощь их оружия, и с какой стороны они ни подбирались – будь то 1776 год или Иво-Джима,[3] Пёрл-Харбор или башни-близнецы, – им не удастся сломить его: однажды поднятое знамя будет реять вечно.

Как Чарли П потерял свой «клювик»

То ли ему наскучила полная неподвижность, то ли насторожило полное отсутствие движения, но однажды утром Чарли П проснулся и с ужасом обнаружил, что потерял свой «клювик». Он искал везде и повсюду: под кроватью, за раковиной, в шкафу, он даже погрузился в автобус и съездил в скаутский лагерь в Катскилле, где когда-то потерял невинность. Но все напрасно – «клювика» нигде не было. Стараясь не поддаваться панике, но, что вполне понятно, более чем озабоченный, Чарли П с удвоенной энергией взялся за методичные поиски. Он обошел всех своих подружек, бывших и настоящих, обшарил квартиры своих жен, настоящих и бывших, а также зашел к любовницам; он проверил каждый уголок, начиная от ящиков для нижнего белья и кончая буфетами для посуды. Безуспешно. «Клювик» исчез. Чарли П охватила не просто паника – он не спал ночей и каждое утро вскакивал в холодном поту. Он сел в самолет и помчался в израильский кибуц, где однажды пережил безумно страстный роман с одной безумно пылкой ашкенази.[4] Затем он отправился в экзотические страны, где ни разу не бывал, но которые не раз видел в телепередачах о природе и путешествиях и считал возбуждающе-соблазнителькыми. Одни их названия приводят Чарли П в восторг, что и говорить: Эгейский архипелаг, тундра Аляски, африканская пустыня Калахари. Вернувшись с пустыми руками и, само собой, вне себя от волнения, он внимательно осмотрел собственные штаны, заглянул в обе брючины, пошарил в ширинке, а также в карманах – передних и задних – и не забыл ощупать карманы жилетки. А вскоре Чарли П был замечен на улице – вы вполне могли видеть, как он заглядывает под юбки и платья проходящих дам; он переворошил все полки в супермаркете и даже побывал в офисе, где учинил страшный беспорядок. Все впустую, результат всегда один и тот же. Однако мы помним – он не из тех, кто теряет ирису тствие духа; напротив, его отличает оптимистический взгляд на жизнь и цепкость мышления. И вот однажды вечером, прежде чем отправиться спать, Чарли П с бокалом глинтвейна в руке поудобнее устраивается в своем любимом кресле, порывшись в ящике письменного стола, извлекает перо и бумагу и, вместо того чтобы погрузиться в размышления над романом (признаком чего является блуждающий взгляд и порывистые движения, когда он внезапно вскакивает с кресла и начинает ходить по комнате – туда-сюда, вперед-назад – такая уж у него привычка), начинает составлять список того, что принесет ему новая реальность, в которой Чарли П предстоит жить после потери «клювика». Прежде всего, ему больше не придется иметь дело с женскими прелестями; вслед за осознанием данного факта в памяти Чарли П, словно повинуясь фрейдистским законам, всколыхнулась волна образов и воспоминаний; они, тесня и толкая друг друга, захлестнули его и хлынули через край; с ужасающей ясностью он увидел: бедра, руки, ноги, груди и задницы – все смешалось и слиплось, спрессовалось и переплавилось в единый ком, в сплошную, кишащую частями женского тела массу; перед ним проплыла бесконечная вереница сексуальных поз и сюжетов, тех, в которых он за долгие годы своей жизни лично принимал участие и переживал на самом деле и/или просто в своем воображении.