Наталья Солей - Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme Страница 4

В своем салоне Владимир планировал продавать не только мебель известных фирм, но и мебель авторскую, созданную по его собственным эскизам. Она уже изготавливается в Америке, но это полдела, сначала покупатели должны привыкнуть к тому, что вот, на Якиманке открылся новый мебельный салон, что он такой классный, что в нем все топ и еще раз топ, топ, топ… Примерно через год можно будет шумиху поднимать, а сейчас особого повода нет – да и вообще! Понятно, журналисты, коллеги, ничего хорошего.

Однако маркетологи нового салона убедили его, что презентация необходима, – таковы правила игры. Ее стоит проводить, чтобы обозначить точку отсчета. Хочешь не хочешь, а веселиться надо.

И тогда Володя решил, что просто устроит праздник на свой вкус. Признанный Версаче Рублевки, король новорусского китча и дворцового стиля, дизайнер, у которого всегда много-много мрамора, а там, где заканчивается мрамор, начинается еще больше золота, он решил сделать вечер в стиле ар-деко, к которому тяготел больше всего. К сожалению, в силу своей изысканности такой стиль мало востребован теми, для кого Шапошников строил дома, и проявить себя в этом стиле у архитектора не было практически никакой возможности.

Владимир обожал не только ар деко, но и время, его породившее. Ему вообще казалось, что он опоздал родиться и должен был жить тогда, в начале прошлого века, в двадцатых – тридцатых годах в Париже, танцевать на вечеринках Коко Шанель, общаться с Бенуа, с Корбюзье. Ну, было тогда с кем пообщаться, что и говорить! Он просто-таки на клеточном уровне осязал то время в гамме встревоженных сумерек, окутанных лилово-сиреневой дымкой картин Врубеля, глядя на сирень Кончаловского. Изысканный излом линий модерна и ар-деко, поэзия Серебряного века – все это приводило его в состояние удивительной душевной гармонии. Правда, разделить это настроение было не с кем. Разве может навеять что-то подобное современный женский образ!

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —Вы такая эстетная, вы такая бутончатая.Властелинша планеты голубых антилоп!

Хотя, если подумать, в начале прошлого века тоже ведь были всякие революционерки, суфражистки, анархистки, террористки, феминистки, выдвиженки из деревни. А он им, несмотря ни на что, – ляпс, и выдает:

…В желтой гостиной с обивкою шелковойЯ целую впервые замшу ваших перчат…

Сколько тут иронии, шарма, недосказанности… Настроение как счастье, оно не зависит от внешних причин, это ведь внутреннее состояние.

В общем, Володя сделал презентацию для собственного удовольствия. И всем понравилось.

Правда, его почему-то никто так и не спросил, а почему такое название – «Эспри нуво». Видимо, решили, что это модная мебельная марка, которую он здесь будет продавать. Или все помнят о знаменитом выставочном павильоне Ле Корбюзье – и что спрашивать, если знаешь?

Корбюзье для Шапошникова давно был своеобразным талисманом, необъяснимой рифмой ко всем его, подчас каким-то совершенно неожиданным для окружающих ходам. Одним словом, долго пришлось бы объяснять пиарщикам, почему он так назвал свой магазин. Захотелось, и все тут… Они, пиарщики, что-то лопотали про «формат», про то, что люди не любят всякой там зауми, исторических экскурсов…

– Не любят, потому что им не предлагают, – на корню оборвав дискуссию, резюмировал Владимир. – Если не любите вы, то не надо расписываться за весь белый свет. Магазин будет называться «Эспри нуво», а презентацию будем проводить в стиле ар-деко, и чтобы были стихи Северянина. Кстати, Корбюзье под конец жизни пришел к выводу, что все его искания, все его чувства сводятся к одному, к главному в жизни – к поэзии. Короче, работайте и не донимайте меня своим идиотским «форматом». А то вообще будете сочинять презентацию в стиле Велемира Хлебникова и вовсе голову сломаете.

В общем, Северянин пошел за милую душу. Во всяком случае, его кулинарные изыски явно были оценены по достоинству. В чем маркетологи оказались правы, так это в том, что уговорили его все-таки провести презентацию.

К ней готовились, придумывали, чтобы было все утонченно и необычно. Дамам подарили мундштуки, которые те тут же опробовали. Этот маленький штрих сразу же придал атмосфере, напоенной запахом дорогих духов и сигар, налет легкого декаданса начала прошлого века. Горели свечи на столах, повсюду сновали сосредоточенные официанты. Пианист играл Массне, чьи живые аккорды очень плавно переходили в записи Вертинского, а потом и Высоцкого, которого Шапошников боготворил с четырнадцати лет. Он собрал все мыслимые и немыслимые записи, среди которых был и Вертинский: «…Лиловый негр вам подавал манто…»

Неожиданно внимание Шапошникова привлекла дама средних лет. Видимо, она была одна, но чувствовала себя спокойно и уверенно. Встретившись взглядом с Владимиром, она как будто нашла именно того, кого давно искала, – и, кажется, направилась именно к нему.

Знакомы они точно не были. На журналистку дама не походила – вряд ли она может быть бесцеремонной, на потенциальную заказчицу тоже – слишком уж далека от общепринятых стереотипов. Одета просто и неброско, но элегантно и дорого, явно от Армани, кстати верного поклонника ар-деко. Что удивительно, на голове у нее была шляпка-таблетка, и при этом она не выглядела как экспонат исторического музея, а, напротив, чувствовала себя в ней так органично, что окружающие барышни определенно взяли себе на вооружение эту находку – вещицу вроде бы совсем и не модную…

Глядя на нее, Володя подумал: «Как же уместно выглядит эта дама именно здесь. Живое воплощение ар-деко. Как там у Северянина? Надо вспомнить. А, вот:

Ты пришла в шоколадной шаплетке,Подняла золотую вуаль.И, смотря на паркетные клетки,Положила боа на рояль».

Да, эта дама действительно направляется именно к нему. Шапошников пошел ей навстречу. Чуть не спросив «А где же боа?», он представился, протянув ей свою визитную карточку:

– Владимир Шапошников.

– Я догадалась, – ответила дама. – К тому же я видела ваши фото в журналах. Давно с вами хотела познакомиться. Наконец представился случай. Меня зовут Ангелина Ивановна Проскурина. Вот мои координаты. – И она вручила ответную визитку, словно верительную грамоту.

– Чему обязан таким вниманием? – спросил Владимир, мельком взглянув на визитку и оценив, что беседует с искусствоведом, мало того, кандидатом искусствоведения.

– Если коротко – хочу быть вашей заказчицей. Если более пространно, то сегодня я убедилась в правильности своего выбора. Вы непредсказуемы. Во-первых, конечно, название вашего салона меня просто сбило с ног. Подробнее об этом мы еще поговорим позже. Но помимо этого, кто бы мог подумать, что дизайнер с Рублевки будет угощать гостей – «удивительно вкусно, искристо, остро». Ананасами в шампанском и мороженым из сирени!

– Оно из черной смородины.

– Ну, не скромничайте. Вы, несмотря на сожаления гениального Северянина, что «гнила культура, как рокфор!», решили проявить щедрость в его же духе: «Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!» А там еще дальше, помните? Ну, вы-то, конечно, помните:

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа…

Это же просто уму непостижимо. Но видимо, на самом деле пришло время «популярить изыски». Я-то думала, что в наше время Северянина уже никто не вспоминает!

– Вы так говорите, как будто жили с ним в одно время.

– Хотела бы жить, но опоздала чуточку. Тогда, мне кажется, было красиво, хотя были свои, очень серьезные издержки. Потом за эту красоту многим пришлось дорого заплатить. Во всяком случае, тем, кто жил в Советском Союзе.

– За все приходится платить. Современная брутальность тоже недешево многим обходится.

– Вы имеете в виду контрольный выстрел в голову?

– Я имею в виду тот момент, что если вы хотите стать моей заказчицей, то, наверное, понимаете бюджетность такого мероприятия. Особенно если это строительство дома. Обычно такими вопросами искусствоведы не занимаются. Разве что для заказчика, но я предпочитаю работать без посредников.

– Не беспокойтесь. Никаких посредников. Впрочем, вы правы. Конечно, я буду строить не на свои деньги. На зарплату, которую я получаю в научном отделе Архитектурного музея, дом не построишь. И тем не менее строить будем!

– Дом?

– Дом! Для счастья!

– Желающих строить для несчастья я не встречал. К тому же, я думаю, счастливы или несчастливы люди, которые будут жить в новом доме, – зависит от них самих, а не от архитектора.

– Ну, не скажите. Многое зависит от того, кто строит! Как говорят англичане – «Сначала мы делаем наши дома, затем дома делают нас».