Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г) Страница 40

– Ладно, я пошел к своим. Сейчас разберемся, что к чему. А ты сиди здесь.

– Я с тобой!

Он обернулся и покачал головой:

– Не советую.

Что-то в его взгляде заставило меня усесться обратно.

– Ладно, ладно. Ты только узнай у них, чего там Вера натворила. Вдруг ей опасность грозит.

– Не учи ученого, – бросил Толик и скрылся в коридоре.

И все-таки, какой он молодец, подумал я, вспомнив свой телефонный звонок «Вере». Так быстро все понять и среагировать.

Я чувствовал себя окрыленным. Да, конечно, еще рано радоваться, но пока что у нас наметилась передышка. А потом, глядишь, может, о чем-то договоримся с этими бандитами или с теми, кто за ними стоит.

Почувствовав на себе взгляд продавца, я обернулся. Теперь тот смотрел на меня иначе, хоть и немного затравленно, но с уважением.

– Еще кофе, – крикнул я ему, театрально щелкнув пальцами, – и на этот раз хорошего.

Толик появился минут через десять. На его лице было очень редкое для него выражение – задумчивость. Он не спеша подошел к столику, за которым я сидел, и, опершись на него руками, уставился на меня. Костяшки его пальцев были перепачканы кровью.

– Ну что, узнал что-нибудь?

– Наверное, тебе лучше самому все это услышать, – покачал он головой. – Пошли.

Я в нетерпении поднялся на ноги и последовал за ним.

– Что они сказали, а?

Но он промолчал. Оказавшись перед туалетом, Толик пнул белую дверь, пожелтевшую от времени, и мы вошли внутрь.

Туалет я описывать не буду. Если хоть раз побываешь в таком заведении, то легко представить, как оно выглядит – грязно и неухожено. Все мое внимание заняли двое бандитов, стоявшие на коленях среди мутных луж и темных грязных пятен на коричневом кафеле. Друзья Толика ненавязчиво окружили их. Лысый в плаще стоял у писсуара, второй – с белобрысым ежиком и свиной мордой – у мойки, третий просто у окна, их позы были расслаблены, а руки скрещены на груди. Однако было ясно, что вырваться они тем двоим не дадут. Недавние агрессоры утирали кровь, льющуюся из разбитых носов, со злобой посматривая на меня.

Толик подошел к ним и приказал:

– Повторите все для него. Только быстро.

– А чего повторять? – быстро заговорил тот, что сломал Марику палец. – Это она нас попросила все устроить. Сказала, припугните его хорошенько, но не перебарщивайте. Если будет спрашивать, то вы от Андрея Юрьевича. А потом…

Мне показалось, что земля вот-вот уйдет у меня из под ног. Два противоположных чувства боролись за то, чтобы овладеть мной. Первым было облегчение от мысли, что весь этот кошмар оказался очередной проверкой Веры, и нам ничего не грозит. Но в то же время я испытывал настоящую ярость оттого, что меня так жестоко разыграли. Ведь я волновался за нее по-настоящему, а она посмеялась надо мной. И еще напомнила мне, что я трус.

Ярость росла во мне с каждой секундой. И справедливая мысль о том, что я в каком-то смысле заслужил это – ведь именно я заварил всю кашу – в данный миг звучала неубедительно.

Парни рассказывали подробности, но меня это уже мало интересовало. Хотя один вопрос я все же задал:

– А как же палец Марка? Это тоже было подстроено?

– Он у него уже давно был сломан, и с тех пор не сросся. А хруст он сам сделал.

– Как?

– Пальцами другой руки. Ты же на нее не смотрел тогда.

Понятно. Вера, как опытный режиссер, внесла в эту сцену элемент, который бы убедил меня в реальности происходящего. И я на него купился. А кто бы не купился?

Когда они закончили свой рассказ о том, как Вера попросила их разыграть меня, я спросил:

– Почему? Зачем вы это сделали? Она вам заплатила или что-то еще?

– Мы ей обязаны кое-чем.

– Чем?

– Не все ли равно?

Толик сделал шаг к парочке и занес кулак:

– Говори! – рявкнул он.

Мой недавний сосед по столу затравленно посмотрел на него снизу вверх. На его опухшем от ударов лице уже проступали первые синяки. Левый глаз заплыл и больше смахивал на какой-то экзотический лиловый фрукт. Мне стало его жалко.

– Она нам просто помогла, понимаешь. Выручила, когда все отвернулись, – с надрывом произнес он. – Если ты в такой же ситуёвине окажешься, то поймешь, о чем я.

Мой бывший одноклассник сделал к ним еще один шаг.

– Толик, не надо!

Он обернулся и нехотя опустил кулак.

– Ну, и чё теперь будем делать?

«Пацаны» Толика смотрели то на него, то на меня. Вероятно, они не могли понять, какая связь существует между ним и мной, лохом по их понятиям. Связь, которая позволяла мне указывать ему и которая заставляла его спрашивать у меня, что делать дальше.

– Для начала вы можете отдать мне мой мобильник.

Они поспешили это сделать.

– Теперь можете встать на ноги.

Ярость, кипевшая во мне, придавала моему голосу авторитетность, а моим мыслям – ясность.

Бросая недоверчивые взгляды на окруживших их парней, эти двое поднялись.

– Я так понимаю, что Вера ждет от вас результатов. То, что здесь произошло, останется между нами. Об этом ей ни слова, понятно?

– А что мы ей скажем? Мы же должны ей что-то сказать.

Я включил мобильник и набрал номер Дениса, но приятный женский голос сообщил мне, что абонент недоступен, и попросил перезвонить позже. Тогда, порывшись в карманах, я нашел мятый проездной за сентябрь, на обратной стороне которого написал телефонный номер, и протянул его им.

– Прежде чем встретиться с Верой, вы дозвонитесь вот по этому номеру. Спросите Дениса. Объясните ему все, он скажет, что нужно говорить Вере. А потом вы забудете все что здесь произошло. И тогда у вас не будет проблем, понятно?

Они слушали меня, Толик слушал меня, его дружки слушали меня. Туалет был моей сценой, и я был гвоздем программы.

– А теперь можете идти.

Кто-то из парней спросил:

– Толян?

Тот лишь молчаливо кивнул, и парочка, недавно вселявшая в меня настоящий ужас, спешным шагом покинула туалет. Занавес.

– Ты, в натуре, как Майкл Корлеоне[12] базарил, – добродушно заметил лысый, сбрасывая суровое выражение с лица.

Все рассмеялись. Я воспринял это в качестве комплимента, хотя только смутно догадывался, о ком он говорит.

– Все, парни, финита бля комедия, – бодро произнес Толик. – Уходим.

Они начали покидать туалет один за другим.

– Ну, а ты чё будешь делать?

Я посмотрел на Толика, и он одобрительно кивнул, увидев неприкрытую злость в моих глазах.

– Поговорю с Верой.

Она пришла ко мне в тот же вечер. Веселая, с покрасневшими от первого мороза щеками и горящими глазами, она вошла в мою квартиру с видом победительницы. Вера еще не знала, что я настроен весьма решительно.

– На улице обалденная погода, – просветила она меня, – пошли гулять.

– Чуть позже, – мой голос был сух. – А пока проходи, разговор есть.

– Ну тебя, затворника.

Она махнула рукой и прошла в зал, где разлеглась на моей кровати. Я же встал у косяка и, скрестив руки на груди, уставился на нее. Молча. Не мигая. Не отводя взгляда.

Долго она не выдержала.

– Нравлюсь? – кокетливо спросила Вера и приняла весьма аппетитную позу.

Однако за внешней веселостью я различил настороженность, подводящую меня к выяснению отношений. Я промолчал.

– Ну, хорошо, хорошо, – с ее лица спала маска притворства, – в этот раз, допустим, я перегнула палку.

Она слезла с кровати и уселась на полу, обняв колени руками.

– Ты не перегнула палку. Ты ее вообще, на фиг, сломала.

– А что такого? Ну, подумаешь, пошутила неудачно, – ее голос чуть дрожал. Я находил это странным.

– Нет, Вера, это не неудачная шутка. Это просто… просто низкий поступок с твоей стороны. Нельзя так поступать с людьми. Особенно с теми, кому ты не безразлична.

Я выбрал верный тон – спокойный, рассудительный, так говорят родители со своими нашкодившими детьми, умные родители. Криком я бы ничего не добился.

Она повесила голову.

– Я говорю не об испуге, Вера, – продолжал я, – а о другом. Да, я хороший трус, мы оба это знаем. Но зачем лишний раз напоминать мне об этом? Если бы ты просто проверяла мою храбрость…

При слове «проверяла» она на мгновение посмотрела на меня, но потом снова уткнулась лбом в колени.

–… я бы это еще понял. Но нет, ты сыграла на другом. Я боялся, что с тобой что-то произошло, и весь твой спектакль еще больше убедил меня в этом.

Опустившись перед ней, я взял ее руки в свои.

– Я боялся за тебя, а ты жестоко посмеялась над моими чувствами, Вера. Вот что непростительно. Зачем ты меня мучаешь? В чем я виноват перед тобой?

Когда она подняла голову, я увидел в ее глазах слезы.

– Прости.

Она выдернула свои руки из моих, словно я был чумной.

– Прости, – повторила она, – иногда на меня находит что-то такое и я…

Не закончив мысль, она поднялась на ноги и нетвердой походкой вышла из комнаты. Через некоторое время вернулась с клочком бумаги в руке.

– Что это? – спросил я, принимая его.

На листке был записан телефонный номер и имя «Алик».