Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь Страница 40

— Понял, Игнатьич, понял, — Василий перекрестился, а потом изобразил пионерский салют. — Истинный крест и честное пионерское. Извиняй, других клятв не ведаю, но эти всегда за правду почитал.

— Э-эх, стар я… — ещё раз вздохнул старик. Он понимал, что пьянице Василию нельзя доверить даже тайну местонахождения банки солёных огурцов, не то что… Ну, да что делать! Сына-то своего он, вроде, по-настоящему любит. Вот пусть и постарается… — Значит, слушай меня. Сёмка твой ввязался в разборы между питерской братвой и местными шпанскими[78] малолетками. Там ещё государственные интересы замешаны, но это для тебя неважно. Значит, в воскресенье, в четыре часа назначен у них общий сбор. Вот, карту-то понимаешь? Тогда гляди сюда, покажу — где. Вот здесь, скумекал? Я Сёмке строго-настрого заказал задание мое выполнить, а туда не соваться, схорониться на это время. Опасно это, силы там могут схлестнуться неизвестные. Но он пацан ндравный, может и побечь туда. Исходя из обстановки, твоя задача такая: явиться туда заранее, и, если Сёмку там узришь, хватай его в охапку и хоть силой держи-тащи оттуда подале. Ну, а если Сёмки там не будет, заляжь где-нибудь, пронаблюдай и потом мне всю обстановку доложишь. Только чтоб трезвый был! Мне твоих пьяных докладов не надо, да и с Сёмкой тебе по пьяни не совладать. Он пацан сильный. Всё понял, Василий?

— Всё, Игнатьич, как на духу! Это там, значит, питерские наших ребятишек бить будут?

— Это я не знаю. Это как получится. Ты своё-то дело крепко уразумел?

— Так точно, Игнатьич! Выполнить и доложить! Будет сделано!

Василий ушёл, по привычке раскачиваясь из стороны в сторону, а Трофим Игнатьич присел к столу, нацепил на нос валяющиеся на карте очки и медленно покачал головой.

— Ох, дожил ты, участковый, дожил! — сказал он сам себе. — На боевую операцию — пьянчужку посылать… Самому бы пойти… Но сил нет. Ох, старость, старость!

С вечера субботы учитель истории Максим Павлович работал за компьютером почти до утра, потом задремал в кресле с книжкой, и телефонный звонок заставил его подпрыгнуть.

— А? Что? Куда? — спросил Максим Павлович. Спросил неизвестно у кого, потому что в квартире он проживал один, если не считать мыши Маши, живущей в норке под раковиной, и некоторого количества тараканов. Максим Павлович был человеком, к живым тварям лояльным, тараканов новомодными средствами не травил, а мышь Машу иногда даже подкармливал обрезками сыра. Но на его вопросы ни Маша, ни тараканы ответить не могли. Поэтому Максим Павлович снял трубку и услышал задыхающийся, тихий голос.

— Максим Палыч! Здравствуйте. Извините, пожалуйста, что я вам в воскресенье домой звоню… Это вас Лев Райтерштерн беспокоит…

— А, Лёвушка… Здравствуй, здравствуй, рад тебя слышать. Хочешь меня на концерт пригласить? Приду, приду непременно, ты же знаешь, я преданный поклонник твоего таланта…

— Нет, Максим Палыч, я не про это… То есть на концерт тоже, конечно… Спасибо… Но я хотел сказать про другое… Максим Палыч, если что-то не сделать, то их убьют. Или они убьют, потому что у них ружьё, а Капризка Ветлугина — снайпер! И Тадеуш — тореадор, он вообще отмороженный, вы же знаете, тореадоры, они быков убивают, а что те им сделали? А в милицию нельзя, потому что тогда те убьют Марину Мезенцеву и Вилли-инопланетянина…

— Погоди, погоди, Лёвушка! Ты здоров? Где ты находишься? У тебя нет температуры? Если надо, я могу приехать…

— Нет, нет, Максим Палыч! Я здоров совершенно, я только очень нервничаю, потому что это неправильно, когда люди едут друг друга убивать. Я понимаю, вам трудно поверить во всю эту историю, я и сам долго не верил, но нужно немедленно ехать на сто восемьдесят девятый километр, чтобы их всех остановить…

— Лёвушка, мы всё сделаем, только попробуй объяснить мне всё с самого начала. Кто, куда, зачем поехал? У кого ружьё? Почему Лиза — снайпер?

— Все, все поехали! А меня не взяли! Баобаб, то есть Владик Яжембский, сказал: извини, Лёва, но там тебя не надо. Ты блажной, неизвестно что отмочить можешь. А у нас все варианты просчитаны… Понимаете, Варенец, Альберт и Витёк Савельев — они три дня на компьютере считали алгоритмы и потом всем раздали распечатки, кому что делать… Мы же, говорят, всё же математическая гимназия! Они дураки, Максим Палыч, я — музыкант, я знаю, что гармонию алгеброй — нельзя… Я говорил, а меня не взяли… Это потому, что я — еврей, да? Да, я драться не умею. Но у меня прадедушка воевал, у него — орден… Я бы тоже мог…

— Господи, Лёвушка, причём тут еврей?! У вас же полгимназии — евреи. И что? А Израиль вообще — самое агрессивное государство. Что же с вами, с евреями, поделаешь, если вы к математике и к музыке талантливые? — Максим Павлович понимал, что у мальчика на другом конце провода — истерика, и нарочно говорил всякую чепуху, чтобы его успокоить. — Давай ты с самого начала расскажешь, что произошло, а я приму соответствующие меры. Давай? Только ни на что не отвлекайся и рассказывай спокойно. Начинай…

— Всё началось ещё давно, осенью, когда Витёк Савельев нашёл на лестнице девочку-инопланетянку Аи. Но, может быть, она из параллельных миров — это мы точно не знаем. Они спрятали её у Мезенцевой на даче. Потом Альберт вычислил по интернету корабль, на котором она прилетела. А потом нашёлся её брат Уильям, но он ещё не наверняка нашёлся, потому что те, шпана, вполне могут врать. А когда Капризка подстрелила кого-то из их банды, Тадеуш с Верой увезли с дачи Аи и спрятали на квартире, которую снимает отец Альберта. А они украли Маринку, чтобы обменять её на инопланетянку. Мы думаем, что инопланетяне им нужны, чтобы грабить банки, потому что они могут пальцем открывать любые замки…

Слушая Лёвушку, Максим Павлович медленно оседал в кресле. Проще всего было бы решить, что у мальчика высокая температура и бред. Но чем дальше Лёвушка говорил, тем отчётливее Максим Павлович осознавал, что, скорее всего, мальчик говорит правду, и никакой температуры у него нет, и все эти снайперы, тореадоры и инопланетяне существуют на самом деле, и… И, по мере того, как Лёвушка, выговариваясь, явно успокаивался, отчётливый ужас происходящего медленно, но верно заполнял душу учителя истории…

— Здравствуйте, будьте добры Лизу. Нету дома? Спасибо.

— Добрый день. Могу я попросить к телефону Тараса? Уехал? Простите, а куда? Не знаете? Извините. Нет, нет, не надо расстраиваться. Он обязательно скоро вернётся…

— Это квартира Зиновьевых? Будьте добры Альберта. Его нет? А можно пригласить его отца? Он в Швеции? Извините, мне срочно нужен Альберт. Он не может быть на другой квартире, которую снимает ваш муж? У вас нет никакой другой квартиры? Простите…

— День добрый! Можно Владика? Нет дома? А его отец? Будьте любезны, позовите его, пожалуйста. Николай Константинович? Здравствуйте. С вами говорит Максим Павлович, классный руководитель вашего сына. Слушайте меня внимательно. У меня есть основания полагать, что дети из седьмого «А» сегодня отправились за город, чтобы попытаться непонятно у кого отбить Марину Мезенцеву. Они не обратились в милицию или к взрослым, потому что это было им запрещено. В противном случае эти подонки обещали убить Марину и ещё какого-то мальчика, про которого наши дети почему-то думают, что он инопланетянин. Кто он на самом деле, я даже боюсь предположить. Среди наших детей тоже присутствует некая таинственная девочка, которую подонки, укравшие Марину, предлагают обменять. Наши дети надеются выиграть схватку с помощью алгоритмов, которые просчитали математические гении класса, и охотничьего ружья Никиты Горохова, из которого почему-то собирается стрелять Лиза Ветлугина. Всё это ужасный и опасный бред. Ваш сын Владик, как я понял, руководит этой безумной операцией. Что касается второго вашего сына, то тут я не до конца…

— Холера ясна!!! — не выдержав, взревел на том конце провода старший Яжембский, и историк невольно отпрянул от трубки. — Тодька — мерзавец! Так вот зачем он у меня тачку с утра пораньше взял! С девушкой покататься!.. Слушай, Максим, я пока не всё понял, но сколько у нас времени?

— Нисколько. Встреча назначена на четыре часа, но это далеко за городом.

— Ты знаешь — где?

— Знаю. Мне сказал Лёва Райтерштерн. Ваш сын не взял его на встречу из-за излишней эмоциональности, и у мальчика сдали нервы. Он не приемлет саму идею насилия. И он позвонил мне.

— Хорошо. Ты Мезенцеву не звонил?

— Нет. Если честно, я не решился. Всё-таки речь идёт о его дочери, и есть угроза: если кто-то вмешается, Марина может погибнуть…

— Ладно, я сам. Ты, Максим Палыч, сиди у телефона и жди. Думаю, что за полчаса мы сорганизуемся, и я тебе отзвонюсь. Согласен?

— День добрый! Могу ли я услышать пана Мезенцева? В офисе? Очень срочно! Нет, нет, с девочкой пока всё неясно. Простите, пани… Записываю телефон офиса…