Татьяна Соломатина - Кафедра А&Г Страница 42

В ответ из селектора раздался скрипучий прокуренный хохот.

Лена получила распределение по специальности «А&Г». Первое время Шеф испытывал периодические приступы желания дистанцироваться от юной пассии. И тогда она начинала молча следовать за ним. Когда он окончательно признался сам себе, что его личная свобода – в несвободе от неё, всем стало значительно проще. Под «всеми» имеются в виду лишь они двое. На всех прочих «всех» этой паре было наплевать с высокой колокольни.

Лена ушла от Юрочки лишь тогда, когда Шеф подарил ей квартиру. Это произошло не скоро – спустя три года интернатуры. Знал ли Юрочка о подробностях отношений его «невесты» с Алексеем Николаевичем? Наверное. Не мог не знать. Даже самый последний домашний мальчик – всё-таки мужчина. Пока ещё яйценосящий, а не яйценесущий. Он, конечно, уговаривал сам себя, что его Лена летает с Шефом в Рим потому, что она самая талантливая, хотя… Хотя в конце концов он тоже получил своё «А&Г», и иди знай, если бы не Лена, не торчать ли ему в терапевтах? После окончания интернатуры Юрочка отправился в какую-то окраинную ЖК, а Лена Кручинина поступила в аспирантуру и в придачу получила полставки в центре репродуктивного здоровья. И не где-нибудь в приёмном, откуда все начинают, а в отделении эндоскопической хирургии, куда все годами рвутся. Кандидатскую диссертацию она защитила досрочно, ещё досрочнее стала собирать материал для докторской. Никуда особо, на манер Натальи Степановны Ниязовой, с пламенным красноречивым пустозвонством и эфемерными прожектами не вылезая, Елена Геннадьевна Кручинина через пару лет стала заведующей отделением эндоскопической хирургии центра репродуктивного здоровья. И она всегда была при Шефе. На конгрессах, пленумах, конференциях, банкетах, заседаниях исполнительных комитетов и даже в саунах. Его тенью. Его вторым «я». И она ли была в этом тандеме вторым? И надо же было «морской свинке» достать её настолько, что однажды Лена бросила ей фразу из какой-то дурацкой американской комедии:

– Твоё эго выписывает чеки, которые твоё тело не в состоянии оплатить.

Ниязова устроила Шефу истерику и была уво… Пардон, уволилась по собственному желанию и уехала работать в далёкие субсахариальные африканские края. Говорят, там перенесла жутчайшее не то несварение желудка, не то слишком экзотический гельминтоз и вернулась на кафедру тише воды ниже травы по окончании срока контракта. По протекции Шефа ещё раз попробовала потрудиться на благо общественно-полезной медицины в Восточной Европе, но не смогла. Тамошнее молодое и честолюбивое руководство не переносило чужих, ничем не подкреплённых амбиций. Ниязова вернулась на кафедру навсегда. Чтобы больше уже никогда не прыгнуть выше чьей-нибудь головы. Её сахарный диабет и её гестозы были исчерпаны. Руками, в отличие от молодого профессора Кручининой, немолодая уже профессор Ниязова ничего не умела. Кажется, она потихоньку превращалась в некое подобие Любовь Захаровны. Подобие более скандальное и обидчивое. Ниязову заперли в удельных стенах той самой клинической базы с вечной Антониной Павловной, и самым большим её счастьем, замешенным на страшной горечи нереализованности, были раритетные визиты Шефа. А самую страшную ярость вызывали нечастые наезды Елены Кручининой. Кажется, иногда та приезжала на подаренном Алексеем Николаевичем белом «Мерседесе» в том числе потому, что получала своё девичье удовольствие при виде корчащейся в углу клетки «морской свинки».

Шеф юридически остался при жене Наташке, хотя львиная доля его времени – фактически – приходилась на Ленку. Был ли этот тандем любовью? Сотрудничеством? Нереализованным отцовством или тёплыми дочерними чувствами? Всем перечисленным? Procul dubio.[26] Но важнее, что для них это был единый мodus operandi.[27] Алексей Николаевич Безымянный и Елена Геннадьевна Кручинина воистину были соратниками.

И она носила жемчуг, подаренный им.

Доктор медицинских наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ, действительный член Академии наук Былинский Александр Алексеевич («Бобыль»)

Мефистофель

– Ступай, чудак, про гений свой трубя!

Что б стало с важностью твоей бахвальской,

Когда б ты знал: нет мысли мало-мальской,

Которой бы не знали до тебя!

Разлившиеся реки входят в русло.

Тебе перебеситься суждено.

В конце концов, как ни бродило б сусло,

В итоге получается вино.

(Молодёжи в партере, которая не аплодирует.)

– На ваших лицах холода печать,

Я равнодушье вам прощаю, дети:

Чёрт старше вас, и, чтоб его понять,

Должны пожить вы столько же на свете.

Александр Алексеевич Былинский – профессионал высочайшего уровня, акушер-гинеколог, осуществивший более десяти тысяч оперативных вмешательств, автор и разработчик многих оригинальных операций, методик лечения акушерской и гинекологической патологии, инициатор создания в нашей стране перинатальных центров.

Родился, вырос, окончил с отличием. Работал акушером-гинекологом в областной больнице. С такого-то года по такой-то год – военный врач.

В дальнейшем деятельность Александра Алексеевича Былинского проходила в медицинском институте, где он сформировался как учёный-исследователь, педагог, клиницист высочайшего уровня, организатор высшего медицинского образования и науки.

Занимался проблемами перинатальной медицины, гестозов беременности, репродукции человека, гинекологической эндокринологии, оперативного акушерства и гинекологии, детской и подростковой гинекологии, климактерия, реконструктивной и пластической хирургии. Создал научные школы и спрогнозировал направления.

Автор множества изобретений. Опубликовал более пятисот научных работ, в том числе двадцать пять монографий, десять учебников и тридцать учебных пособий.

Под научным руководством Александра Алексеевича Былинского защищено тридцать докторских и около пятидесяти кандидатских диссертаций.

Именно он представлял отечественную школу А&Г в работе более сорока конгрессов, когда ещё никто не мог её представлять в силу целого ряда причин, в двадцати пяти странах Европы, Америке, Австралии и Азии.

Член ряда диссертационных советов, редакционных коллегий профильных журналов, вице-президент Российской ассоциации А&Г, председатель общества «Климактерий» и ещё много чего председатель.

А.А. Былинский – академик Российской академии наук, член Всемирной ассоциации акушеров-гинекологов, Европейской ассоциации онкогинекологов, Всемирной организации эмбриологов и репродуктологов, а также Ассоциации патофизиологии беременности. Является почётным председателем ряда международных конгрессов.

За выдающиеся заслуги удостоен не менее выдающихся наград и отличий, в количестве прямо пропорциональном количеству первых.

Александр Алексеевич Былинский обладает важным и редким для учёного качеством – он действительно хороший врач. Просто великолепный. Таких сейчас уже не делают. И ещё он очень любит глупый анекдот про «А поговорить?».

* * *

Жизнь человека Александра Алексеевича Былинского заслуживает отдельного романа, как и любая другая жизнь. Жизнь учёного Александра Алексеевича Былинского заслуживает нескольких строк и мыслей. Кто он такой – этот действительно учёный?

Свершивший ряд немаловажных уточнений в медицинской науке – в её акушерско-гинекологической части. Не открытий. А именно немаловажных уточнений. Разработавший целую серию усовершенствованных протоколов лечения. Не открывший медикаментозные схемы, нет. Именно разработавший серию усовершенствований. Для него почти не было тайн в диагностике состояний внутриутробного плода и новорождённого. Последнее особенно удивительно, да? Ведь он был самым что ни на есть акушером-гинекологом, а вовсе не неонатологом. В меру честолюбивый, в меру – корыстолюбивый. Если что давали – не отказывался. Но никогда ничего у мира не вырывал, не требовал и не выпрашивал. Слишком «в белом», чтобы цель, пусть даже и благородная, оправдывала средства. Слишком человек, чтобы быть причисленным к лику святых. Прекрасный хирург, поэтому «на жизнь» всегда хватало. Пока работал. Не слишком лёгкий характер, поэтому жены и детей, во всяком случае задокументированных, не заимел. Была какая-то некрасивая история с молоденькой девочкой, уже «на закате», но толком никто ничего сказать не мог. Молоденькие девочки тоже разные бывают, так что слово было против слова, а на генетическую экспертизу ребёнка, якобы от Былинского, девочка не согласилась, что само по себе уже свидетельство.

Из множества и множества кафедральных профессоров – но не в ряду, потому что прежде заведовал своей, а после лишь консультировал – он к настоящему моменту был самым виртуозным оператором, но уже уставал. Несмотря на опасение уз брака и отсутствие личного потомства, очень любил некоторых своих учеников. Особенно говорить с ними. Потому и ходили они к нему с бутылкой хорошего коньяка, со своими сомнениями, со своими диссертационными работами и со всем остальным, плохим, хорошим и разным. Но на «переночевать» рассчитывать не приходилось.