Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г) Страница 44

– Эээ… – промямлил я, пытаясь отделаться от мыслей о женском эгоизме.

Мне нечего было сказать. Тем более, перед ним я всегда терялся, взгляд непроизвольно уходил в сторону, и на лице расплывалась неуправляемая идиотская улыбка. Только сейчас мне было не до улыбок, и я молчал.

– Сережа! Не мучай мальчика, – пришла мне на помощь тетя Люба, внезапно вынырнувшая из комнаты. Она схватила меня за руки и потащила к гостям. – Пойдем, пойдем, не слушай его.

Дядя Сережа пытался еще немного заснять сцену моего появления, но тетя Люба сердито поджала губы и недобро посмотрела в его сторону.

– Ты посмотри, какой парень вымахал! Штрафную, штрафную ему, – раздавались со всех сторон громкие возгласы гостей, когда я, наконец, попал в зал. – Какой курс? Как учишься? Со специальностью определился? Жениться не собираешься?

Обводя взглядом присутствующих гостей, я вяло отвечал на расспросы, лишь бы меня оставили в покое. Здесь собрались в основном медики, мамины коллеги и подруги по институту. Тетя Люба с дядей Сережей, тетя Маша с мужем, Надежда Алексеевна с восьмилетним Димкой, тетя Лена, тетя Зоя, медсестра Тома со своим другом Михаилом, Борис Семенович, еще двое незнакомых мне женщин, и, конечно, бабушка. Несмотря на такое скопление народа, ощущение одиночества не покидало меня ни на секунду. Я уже вышел из того возраста, когда мог свободно чувствовать себя среди взрослых, и еще не дорос до того, чтобы общаться с ними на равных. Они, разумеется, всячески делали вид, что принимают меня за своего, но разница все же ощущалась.

Наконец, мне налили водку, отец объявил всем, что я стал уже совсем взрослым, живу отдельно и даже зарабатываю кое-какие деньги себе на жизнь. Надо было его поправить, напомнить о моем увольнении, но гости так увлеченно обсуждали папины слова, что я не решился и молча выпил отведенные мне сотню грамм под всеобщее ободрение.

Место возле меня пустовало, и я поинтересовался у тети Любы, кого еще не хватает.

– А, это доча Марии. Кстати, вот и она, легка на помине, – улыбаясь, сказала та, указывая на дверной проем за моей спиной, – знакомьтесь.

Обернувшись, я увидел пухленькую девчонку, одетую в неопределенную мешковатую одежду красно-оранжевых тонов. Волосы у нее были коротко острижены, покрашены в ярко-рыжий цвет и поставлены ежиком. На аккуратном округлом лице с симпатичным слегка вздернутым носом гуляла жизнерадостная улыбка, глаза были широко открыты, она с интересом разглядывала гостей. На первый взгляд ей было лет шестнадцать, но, позже я узнал, что мы с ней одногодки.

– Привет, меня зовут Вита, – весело сказала она, усаживаясь со мной рядом. – Или Виталина, если полностью.

Вита? Какое странное имя. Каждый медик знает, что это жизнь в переводе с латыни.

– А меня – Паша, – сказал я и, вздохнув, добавил: – Просто Паша.

Мое имя переводилось куда прозаичней – маленький.

– Ага, – хихикнула Виталина. – Мы вообще-то на одном потоке с тобой учимся.

– Шутишь? – я нахмурил брови. Нет, конечно, логично, что дети медиков учатся в меде, сейчас в ВУЗ поступают исключительно по блату, но… – Что-то я тебя совсем не припоминаю.

– Да я недавно покрасилась. Как-нибудь покажу старую фотку, ухохочешься.

Ответить я ничего уже не успел, так как у меня в кармане запиликал сотовый телефон. Черт, похоже, я сунул его туда не задумываясь. Самое гадкое в нашей жизни заключается в том, что мы сильно привыкаем к каким-то мелочам. А потом попадаемся на них.

– Алло! – сказал я, обратив внимание на то, что все гости притихли и уставились на меня. В трубке раздавались предательские короткие гудки. Я убрал телефон, чувствуя, что все больше краснею под добрым десятком удивленных взглядов.

– А мальчик-то с сотовым, – нарушила тишину Вита. – Твой?

– Что ты! Друг одолжил на недельку, – быстро открестился я, мысленно поблагодарив Виту за подкинутую идею.

Всех, кажется, убедил такой ответ, и я перестал быть центром внимания. Хорошо хоть, в это время мамы не было в комнате – отцу-то все равно, а вот она бы точно попыталась докопаться до истины.

В праздничной атмосфере я на время как-то забыл о своей хандре, и у нас с Витой завязался разговор. Она расспрашивала меня о тех вещах, которые обычно интересуют людей, которые учатся вместе. Что сдал, что не сдал, какие преподы нравятся, а каких на дух не переносишь.

Удовлетворяя ее любопытство, я наблюдал за ней и понял, что Виту в общем-то не портит ее полнота. Маленькая и пышненькая она походила на Юлю Чичерину, с таким же сипловато-хулиганским голосом и немного мальчишескими повадками. При этом она обладала всем, что необходимо женщине. Только женщине не в моем вкусе. Я не очень жаловал ее напористость, а главное – нагловатость, которая была явно частью ее вздорного характера.

Покончив с расспросами, Вита принялась сама рассказывать о себе, причем, явно не задумываясь над тем, будет ли мне это интересно. Она то и дело перебивала меня, словно боялась, что не успеет выложить все мысли, занимающие сейчас ее рыжую голову. И без того шаткий интерес к ней окончательно пропал, и я стал водить глазами по сторонам.

Вскоре подошла мама. Проголодавшиеся гости стали заранее нахваливать хозяйку, сделали громче музыку, опять включили камеру и принялись разбирать салаты. Застучали вилки, отовсюду послышалось: «А вам этого положить?», «Положите того пару ложечек», «Все, все, хватит!». И над самым ухом: «Паша, обслужи соседку».

– А? Да, конечно, – я отрешенно потянулся за салатом, но Вита справилась сама, и сейчас проворно заполняла мою тарелку разнообразными праздничными яствами.

– Да ладно, – заулыбалась она, видя мои попытки заняться самообслуживанием. – Сиди спокойно, все пучком.

Вскоре посыпались первые тосты, звон бокалов, за ними последовали вторые и третьи, все они были благополучно записаны на видеопленку, копии которой долгие годы хранили семьи присутствующих. Интересно, просматривали ли они их на досуге или держали просто как бессмысленную реликвию?

Я до сих пор помню восторженные речи и веселый смех счастливых людей в этот семейный праздник. Да, отличное мероприятие, но вскоре я понял, что мне уже пора. Вероятно, это водка сделала свое черное дело – вернулась прежняя меланхолия. Встав из-за стола, я подошел к маме и шепнул ей на ухо о том, что ухожу.

– Но, Павлик, ведь все только начинается, – с этими словами она ухватилась за рукав моего свитера, словно хотела удержать меня, если не уговорами, так силой.

Я был непоколебим, мне срочно нужно было идти, иначе я опоздаю на празднование с одногруппниками. Пришлось выдумать такое оправдание, чтобы удалиться без шума.

– Сынок, ты хотя бы пельменей дождись.

Нет, я решил не оставаться здесь больше ни секунды.

– Но чай с тортом ты просто обязан попробовать!

Нет, нет и нет!

– В таком случае хоть подожди, пока я тебе еды домой соберу. Праздник все-таки.

От этого я отказаться не мог.

Наш разговор не мог ускользнуть от внимания Виты:

– Марина Андреевна, мне тоже пора, Паша заодно меня проводит. Так ведь?

Дура, тебя мне еще не хватало.

– Да-да, конечно, – буркнул я в ответ.

Беспомощно улыбнувшись, мама обреченно вздохнула, словно принимая мой уход как нечто неизбежное, и отпустила рукав. Как я понял, Вита была образцово-показательной девочкой в глазах взрослых. Может, немного необычной и самостоятельной, но она нравилась всем, в том числе моей требовательной маме. Поэтому, увидев, что надо мной взял опеку такой «примерный ребенок», она смягчилась и отступила.

– Ну вот, молодые нас покидают, – громко продекламировал отец, до этого все больше общавшийся со своей рюмкой. Неутомимая камера в руках дяди Сережи устремилась в нашу сторону и взяла крупным планом мое недовольное лицо.

– За молодых! – выкрикнул раскрасневшийся Михаил, вскочив на ноги. Сам он был существенно моложе большинства сидевших за столом, поэтому его тост был встречен дружным смехом. Мы с Витой опрокинули по последней рюмке.

Кто-то из гостей крикнул «Горько!» и тут же захохотал довольный своей шуткой, но на него зашикали. На этой ноте мы с Витой и удалились.

На улице было очень холодно. Вот уже вторую зиму Новый год проходил в экстремальных условиях. Однако сорокаградусный мороз и лютый пронизывающий ветер удерживали сибиряков дома лишь до поры до времени. Когда начинал действовать алкоголь, обильно потреблявшийся почти в каждом доме, люди скопом вываливались наружу, не обращая внимания на суровый климат, и веселились.

Но мне было грустно и холодно. Я хотел лишь одного – быстрее добраться до своей квартиры. Но теперь придется провожать эту навязчивую дуру, Виту. Полцарства за такси!

– Тебе куда? – спросил я, пряча нос в мохеровый шарф и заправляя перчатки в рукава не слишком теплой куртки.

– Да тут, рядом, – проговорила Вита. Изо рта у нее шел пар. – У тебя сигареты есть? А то у меня уши опухли, пока я там сидела без курева.