Михаил Пак - Эолли или легкое путешествие по реке Страница 44

— Все вместе живете, что ли?

— Нет. Сестра — в Оренбурге. Родители — в деревне.

— Понятно. А у меня сестренка, братишка, отец, мать — в двух комнатах обитаем. Тесновато, конечно, но сойдет. У других и того нет.

Я наполнил рюмки.

— Сама я працую в поликлинике, — сказала Катя.

— Працую — это работать? — спросил я.

— Точно. Да ты, я вижу, скоро по-нашему будешь балакать! — Катя хохотнула, взяла рюмку. — Медсестрой я работаю. В рентген-кабинете. Просвечиваю людям грудную клетку. Затемнения выявляю. Давай, тяпнем, чтобы никакая зараза к нам не пристала!

— Давай.

Мы выпили.

— Слушай, может, тебе не надо больше ходить на площадь? — сказал я.

— Почему? — насторожилась Катя.

— Ты молодая, красивая, а там холод собачий… Да, и что ты изменишь?

— Ну… — девушка решительно качнула головой. — Молчать тоже не годится! А то дело не сдвинется. Хотя, нам подножку больше ставят, чем помогают. Прошлой осенью, один ко мне подошел, представился важной шишкой, помощником депутата, удостоверение показывал. Обещал оказать содействие. Пригласил меня для беседы в ресторан. Нес чепуху, совсем не по делу, и только щупал маслянистыми глазами мои груди. Я его сразу отшила. Неприятный мужик, звали его чудно — Аксинфий.

— Лет за сорок, лысый? — спросил я.

— Нет, волосы были, рыжие, гладко причесанные. Ты знал другого Аксинфия?

— Да, другого.

— А хочешь, я тебе город покажу? Ты когда уезжаешь?

— Наверное, завтра утром.

— Тогда не получится, — Катя посмотрела на часы. — Хотя, можем успеть в Кирилловскую церковь. В двенадцатом веке ее построили, несколько раз реставрировали. Художник Врубель там писал иконы. Поторопимся, а?

Я отрицательно покачал головой.

— Или можем сходить на Андреевский спуск. Или на Владимирскую горку, там парк красивый.

— Нет. Давай, никуда не пойдем, — предложил я.

— Ладно, — согласилась Катя. — А вообще, тебе надо приехать сюда летом, когда цветут каштаны. Очень красиво.

— Приеду летом.

— Точно?

— Точно.

— Летом совсем другое дело. И настроение соответствующее. Тепло. А ты как, отошел немного?

— Не знаю.

Катя взяла бутылку, сама разлила в рюмки.

— За любовь человека к человеку! — предложила она, словно читала призыв на плакате.

— Хороший тост. Поехали…

Мы выпили.

— А как будет по-украински любовь? — спросил я, сгребая вилкой остаток салата.

— Кохання, — ответила Катя.

— Красиво звучит.

— Ага.

— Приятный язык.

— Точно.

На дне бутылки оставалось еще. Я разлил остаток в рюмки. Что-то не брало меня в этот раз спиртное. Внутри меня все еще зияла пустота.

— Может, коньяк не настоящий? — предположил я.

— Нормальный, — возразила Катя. — Я чуточку уже согрелась. А ты, вижу — нет. Так бывает, когда теряешь внутреннее равновесие. Но, ничего, оклемаешься.

— Пойду, еще возьму, — сказал я.

— Погоди, — остановила меня Катя. — Я выйду в коридор, тогда возьмешь. В номере твоем посидим. А то буфетчица уже косится.

— Ладно.

Катя сняла с вешалки пальто, вышла. Я достал из пачки еще сигарету, закурил. На улице снег продолжал падать, ровно и медленно, как во сне. Было тихо. Молчал и магнитофон. Наступила передышка в природе. Я сделал несколько затяжек, затушил сигарету. Купил новую бутылку коньяка, несколько апельсинов и пакет вишневого сока.

В номере мы устроились у окна, как в кафе, только стол теперь у нас был круглый и маленький, а вместо рюмок — обычные стаканы. Налитый в них коньяк отдавал на свету благородным янтарем. Мы выпили. Закусили ломтиками апельсина.

— Только не думай, — сказала Катя, — я не легкомысленная. Что пошла в твой номер…

— Я не думаю, — ответил я.

— Правда?

— Правда.

— А ты вообще что подумал про меня? С самого начала.

— Подумал — ты хорошая девушка. Ищешь правду. Чуть наивная — считаешь всех людей братьями. Доверчивая. Этим могут воспользоваться и сильно тебе навредить. Остерегаться не помешало бы, научиться различать, кто есть кто.

— Ты прямо как рентген насквозь меня просветил! — сдержанно рассмеялась Катя. — Может, ты и прав… А хочешь, я нарисую словесный твой портрет?

— Давай.

— Только я сперва закурю. — Катя вытряхнула из пачки сигарету, зажала ее кончик уголками губ. Я поднес огонь зажигалки. Девушка неумело затянулась и выдохнула дым, взглянула на меня хитро. — Ты — бродяга. Не в том смысле, что бич или бомж. Ты ищешь неизвестную страну… как же она называется? Эльдорадо. А поскольку такой страны в природе не существует, ты ушел в себя и страдаешь. Сейчас ты как сжавшаяся креветка. В тебе будто пружину закрутили до предела. Но в целом, ты для меня — тайна. Вот все, что могу сказать.

— Почти угадала, — улыбнулся я. — Особенно мне понравилось сравнение с креветкой.

— Ага, в точку попала? Скажи, что ты ищешь? Я смогу помочь?

— Ты уже помогла.

— Чем же?

— Немного раскрутила назад пружину.

— А-а… У меня друг был, мы расстались. Он тоже иногда в себя уходил, я его выводила оттуда следующим образом: купала его под теплым душем, затем массаж делала. Хочешь, так с тобой поступлю?

— Не тот случай, — сказал я. — А что ты с парнем рассталась? По-моему, с тобой поссориться невозможно.

— Ну, не знаю, — пожала плечами Катя. — Что-то не так у нас пошло. Мы всего год встречались. А знаешь, как я с ним познакомилась? В нашей поликлинике. Очередь на флюорография длиннющая была. Он стоял в самом конце. Худой, потерянный. Мне его жалко стало. Провела без очереди. Потом он цветы мне принес.

— Может, еще все наладится? — сказал я.

— Не знаю, — Катя разлила немного в стаканы. Кивнула мне, сделала глоток, поставила стакан, затянулась сигаретой. Я тоже сделал глоток. Пить больше не хотелось. Коньяк еще больше раздвигал границы пустоты внутри меня. Пустота была синяя, как ночное небо, но в ней не светилась ни одна звезда. И мне чудилось, что я вот-вот полечу в эту бездну вверх тормашками. И сделаюсь астероидом.

И я поплыл. Я нашел челнок на берегу реки. Управлять веслом почти не приходилось, течение само несло лодку.

Я отправлялся в легкое путешествие по реке.

Утром, проснувшись, я увидел на столе листочек бумаги, где было выведено аккуратным почерком "Желаю счастливого пути! Катя".

Я расплатился за гостиницу и поехал на вокзал. Поезд на Москву отправлялся только вечером. Купив билет, позавтракал в кафе. Выпил стакан кофе и съел бутерброд с сыром. Кофе оказался теплым. Я посидел с полчаса на скамейке в зале ожидания. Потом вышел на привокзальную площадь и зашагал в сторону центра города. Вчера выпало прилично снега, и дворники вовсю старались, чистили тротуар. По пути я встретил уютную стекляшку-кафе, где посидел около часа, здесь мне налили хороший кофе, горячий и ароматный. Глядя на прохожих за окном, я подумал о Кате. Сейчас она, должно быть, на работе, а после обеда прямиком отправится на площадь, чтобы продолжить манифестацию.

Уходить из теплого кафе не хотелось, я был единственным посетителем. За стойкой, не обращая на меня внимания, весело болтала с кем-то по телефону молоденькая продавщица. Я вышел на улицу и продолжил путь. Мне вспомнился вчерашний сон в гостинице. Эолли и Элеонора, в одинаковых малиновых платьях…

Нет, невозможно все это держать в себе. Права Катя, сравнившая меня с креветкой. Креветка и есть. Наверное, вскоре выпитый коньяк все-таки сделал свое дело, и меня сморило. Я даже не заметил, как ушла девушка. Она, вероятно, уложила меня на кровать, сняла с моих ног башмаки, укрыла одеялом, затем потушила свет и вышла, захлопнула дверь.

Мне захотелось найти Катю, извиниться. Вчера в поздний час я должен был проводить ее домой. Вместо этого спать лег, отключился совсем, вырубился, одним словом.

По дороге мне попалась еще кофейня, я зашел, выпил чашку капучино. И дальше побрел. Спрашивая прохожих, вышел на площадь Незалежности, то есть — Площадь Независимости. Палатка стояла на месте. Желтая палатка на белом снегу. И ни души вокруг. Я подошел к палатке, заглянул в щель задраенного входа, — внутри были сложены плакаты и транспаранты. Я потоптался, огляделся по сторонам. Если бы люди были, я бы с ними за компанию постоял тут до вечера.

Один мужчина прямиком спешил ко мне, одетый в полушубок, он нес под мышкой увесистый пакет. Поравнявшись со мной, он поднял руку в приветствии, развязал лямку на палатке, кинул внутрь пакет.

— А где люди? — спросил я мужика.

— Сегодня выходной, — ответил тот.

— Вон оно что. А вы не знаете, где Катя работает, ваша активистка?

— Катя Лозовая? В больнице, кажись… а в какой… — Мужик развел руки в стороны. — Завтра приходи, она будет.