Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение Страница 45

Хольт насторожился. Воспоминание о мертвецах в подвале снова всколыхнуло в нем старый, смешной, возвышенный, вечно юный вопрос о смысле жизни.

— Как ты можешь так говорить! — воскликнул он. — Я не понимаю тебя. В жизни должен быть какой-то смысл. Иначе можно прийти в отчаяние!

Ута ничего не ответила. Она поднялась. Пора было браться за работу. Оделся и Хольт. Ута снова подбросила дров. А потом, стоя у камина в своем сером хитоне и о чем-то глубоко задумавшись, заплела косы.

— Ответ ты мог бы найти в книгах отца, — сказала она. — Вся наша жизнь — бессмыслица. Только невежда видит в нас, людях, конечную цель природы. Мы лишь одно из многих проявлений вечно меняющегося бытия, лишь эпизод в развитии живой жизни, которая осознает через нас свое бытие; мы без всякого смысла, а лишь по воле случая и по земной неизбежности стали людьми. Отвлекись от земли, и ты увидишь, что все земное развитие и становление — лишь эпизод в жизни вселенной. Ибо от земли к солнцу, от солнечных систем к Млечному пути и дальше, к еще неведомым высшим мирам, через все более непостижимое для нас возникновение и угасание, рост и убывание, через переход из одного состояния в другое — совершается вечное движение, движение без начала и конца, довлеющее себе. Какая же тут может быть речь о смысле жизни по нашим, человеческим масштабам? Кто ищет в жизни смысла, пусть сам придаст смысл своему существованию. Но это может быть лишь смысл в человеческом понимании, в пределах человеческого целеустремления.

Она кивнула Хольту. Потом взяла фонарь, зажгла и направилась к двери. У дорога она остановилась и взглянула на Хольта.

— А теперь скажи, что жизнь должна иметь какой-то смысл, и это прозвучит уже как требование к самому себе придать своей жизни некий смысл. Найди же эту цель, живи для нее и постарайся быть человеком.

— Что такое человек? — спросил он.

— Человек тот, — сказала она задумчиво, — кто сознательно живет во имя какой-то цели и тем самым придает бессмыслице жизни некий смысл, исходя из человеческих масштабов; и не только ради себя, нет, но и оглядываясь на других и заранее утешаясь мыслью о более прекрасных и совершенных поколениях, что сменят нас в грядущие века.

9

В Гамбурге снег уже растаял, но за городом, в Видентале, затянутая туманом равнина еще белела под снегом. Хольт долго стоял у садовой калитки, оглядывая широкую даль. Смеркалось. Наконец он встряхнулся и позвонил.

Открыла Бригитта. Она не сразу узнала Хольта в неуклюжем тулупе, который Ута дала ему в дорогу. А узнав, испуганно отступила назад, и он прошел мимо нее. В прихожей она взяла у него тулуп.

— Дамы ужинают, прикажете доложить?..

— Спасибо, — сказал он, — никаких докладов. Я приму ванну, принесите мне, пожалуйста, наверх чего-нибудь поесть. Я целую неделю провел в дороге. Комната еще в моем распоряжении?

— Конечно, — сказала она. И нерешительно: — Но я обязана доложить, что вы вернулись.

Он поднялся в свою комнату. Здесь ничто не изменилось, даже не видно, что он несколько недель отсутствовал: постель раскрыта, поперек стеганого одеяла лежит безукоризненно выглаженная пижама, купальный халат висит на спинке стула, томик Рильке на ночном столике заложен закладкой на том стихотворении, которое Хольт читал последним: «Прощание, о как я чувствовал тебя…»

Он не сразу положил книжку на ночной столик. Как чувствовал… Да, чувствовал! Теперь у него покончено с чувствами! Наконец-то покончено!

Он подошел к окну. Мы всегда слишком многому верили и слишком мало знали… Готтескнехт прав. Слишком многому верили и слишком мало знали, слишком много чувствовали и слишком мало думали, чувствительность заменяла нам знание, мифы — науку. Теперь все пойдет по-другому! Хольт взъерошил пальцами непокорные волосы. Да, конец чувствам, сантиментам, он холодно и непредубежденно заглянет за кулисы мира. Он скальпелем вскроет жизнь, и она поверит ему свои тайны.

Он пошел в ванную, разделся и долго лежал в теплой воде. Как и много недель назад, по приезде сюда, он пытался спокойно поразмыслить. И запнулся на первом же вопросе: что же дальше? Да и после, когда он в своей комнате подошел к окну и уставился в темные стекла, откуда на него недоуменно глянуло его отражение, он все еще спрашивал себя: что же дальше? И не находил ответа.

В дверь постучали, Бригитта накрыла на стол и сказала:

— Дамы ждут молодого господина через полчаса в гостиной.

Хольт резко повернулся и повторил:

— … ждут молодого господина в гостиной… — И с прорвавшейся яростью: — К черту дам! — А потом раздельно, со злобой: — Пошлите ваших дам подальше, с их гостиной и «молодым господином»!

Бригитта посмотрела на него с ужасом. Но ярость Хольта угасла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Простите, — сказал он, — я не вас имел в виду. — И с новой вспышкой: — Еще и часа нет, как я здесь, а меня уже от всего тошнит.

— Приятного аппетита! — сказала горничная и скрылась за дверью.

Хольт сел за стол. Он с жадностью проглотил яичницу из двух яиц и тосты, поджаренные с сыром — с американским консервированным сыром, — и запил их чаем. Он снова у матери, здесь другой тон, надо перестраиваться. Он видел их перед собой — мать, тетю Марианну, а также Хеннинга, Вульфа с торчащими ушами и угодливого портного. Так и быть, подумал он со вздохом. У меня нет выбора. Придется осесть здесь. Дверь черного хода захлопнулась, путь к бегству закрыт. Один мир остался ему чужд, другой внушает отвращение, а черный ход ведет в тупик иллюзии.

Хольт встал, составил тарелки на поднос и отнес вниз, на кухню. Бригитта мыла посуду. Он сел на табурет.

— Ну как, большой был переполох, когда я не вернулся? — спросил он.

Бригитта, склоняясь над раковиной, только сказала:

— Прошу вас… Дамы ждут!

Где-то хлопнула дверь. Кто-то прошел через холл. Хольт узнал шаги матери. Послышалось жужжанье, кто-то набирал по телефону номер. Дверь в кухню была полуоткрыта, Хольт слышал каждое слово.

— Доротея Хольт. Господина коммерции советника, но только поскорее! — Продолжительная пауза. — Франц? Вернер здесь. Нет. Я еще с ним не говорила, он принимает ванну. Да. Нет. Увидим. Как, как? Повтори! Хорошо. И сегодня же позвони Хеннингам, не забудешь? Конечно, успокоилась, еще бы!

Хольт скривил гримасу. Разговор был окончен. Как вдруг в просвете двери возникла сама фрау Хольт. Ни один мускул не дрогнул в ее лице, она только мельком взглянула на Хольта, недолго глядела на Бригитту, которая еще ниже нагнулась над раковиной, снова перевела взгляд на Хольта, и тут лицо ее озарилось всеми признаками радости, красивые губы заулыбались, глаза засияли, руки протянулись в радостном жесте.

— Вернер…

Он встал. Она схватила его за руки, а потом заключила в объятия и поцеловала в лоб.

— Как хорошо, что ты вернулся! — К удивлению Хольта, она даже слегка надула губы. — Как ты мог причинить мне столько горя! — Она хотела растрогать сына, но сын был начеку.

— Сорная трава — упорная! — сказал он с деланной веселостью и последовал за ней через холл в гостиную.

Гамбургские будни снова взяли Хольта в полон: утренняя ванна, завтрак, часы полного безделья, прогулка. После обеда он убегал из дому и часами бродил по обледенелой пустыне Эллерхольцского болота, бродил до изнеможения, убивая время в бесплодных размышлениях. Влачил бесцельную, бессмысленную жизнь. Он старался свыкнуться с мыслью о предстоящей ему жизни. После пасхи он должен был снова поступить в школу, а по ее окончании изучать право; вообще же есть надежда, как объяснил ему коммерции советник, что бременский дядя позаботится о его будущем.

Никто не попрекал Хольта его долгим отсутствием — ни вопросов, ни упреков, ни нравоучений. Коммерции советник в первый же вечер приветствовал его игривым похлопыванием по плечу:

— Ах беглец ты этакий, неугомонный бродяга! Можешь не рассказывать, где пропадал! Все мы прошли через это, у каждого из нас был свой период романтических безумств. — И он снова щедро снабдил племянника деньгами и сигаретами.

Фрау Хольт тут же вызвала портного и сделала сыну следующее программное заявление:

— Ты очень во мне ошибаешься, если думаешь, что все, чем живет мой единственный сын, не найдет во мне самого широкого понимания!

При виде такого всепонимания и тетя Марианна не пожелала отстать от других:

— Твой бременский дядя Карл говорит: даже оперившаяся птица не раз возвращается в свое гнездо.

Карл Реннбах сообщил, что приедет в следующее воскресенье к ужину, и это опять подняло на ноги весь дом. Какое-то деловое совещание призывало его в Гамбург, и он, как всегда, собирался остановиться у своих сводных сестер.

В пятницу позвонил Роланд Хеннинг и попросил к телефону Хольта.