Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2004) Страница 45

— Почему ты сразу не сказал, что она утонула? Где ты был в это время? Ты умеешь плавать? Как вы очутились на середине озера, если ты не умеешь плавать? Почему ты не звал на помощь? Почему ты не утонул???

Следователь забрасывала его дурацкими вопросами, но он был не один, рядом с ним сидели онемевшая, оглохшая, враз ставшая чужой мать и вежливый человек, который заранее предупредил, о чем его будут спрашивать, и научил, как надо отвечать.

Нет, не нужно было маленькую русалку доставать из воды. Нужно было оставить ее там, где ее стихия. В поселке на кладбище он нашел ухоженную могилу. Католический крест, фарфоровый портрет с живыми глазами, цветы, надпись на литовском и короткие годы жизни.

— Give me your hand2.

— Вы не говорите по-русски? — улыбнулся он.

— Плохо-плохо, — улыбнулась она в ответ.

На литовке был красивый узкий купальник. Наверное, она согласилась бы, если бы он пригласил ее вечером в кафе, а потом пошла гулять по дюнам и купаться в ночном море.

— Ходжа Насреддин однажды спас человека, — стал говорить он, держась рукой за серф. — Тот тонул в озере, а люди, которые пытались его спасти, кричали: “Давай, давай руку”. Но он продолжал тонуть. Насреддин спросил: “Этот человек бедный или богатый?” Ему ответили: “Богатый”. — “Тогда надо кричать: на!”

Женщина на серфе засмеялась.

— Buy. Пока, — крикнула она.

— Разве вы не хотите, чтобы я вас спас? — удивился он.

Она снова засмеялась, а он потянул на себя край ее доски. Серф покачнулся. Женщина нахмурилась и вопросительно на него посмотрела. Он ухватил ее за ногу и потянул на себя. Она была очень сильная и, когда поняла, что он не шутит, начала сопротивляться. Серф накренился, и она полетела вместе с парусом в воду. Оба барахтались, и он вдруг почувствовал, что устал и у него может не хватить сил ее одолеть. Она не понимала, что он хотел спасти ее из воздуха и вернуть в воду, как вернул он своего тренера и красивую Регину.

Вцепившись с двух сторон в серф, мужчина и женщина бились под водой ногами, как ватерполисты. Лица матери, Регины и других женщин промелькнули на русалочьем литовском лице. Она смотрела на него, тяжело дыша, и выжидала момент для броска. Одежда на ней порвалась, он видел ее груди, все это напоминало ему летний день на берегу озера с мутной водой, и желание смешивалось со страхом.

Вдали послышался звук мотора. Женщина стала что-то выкрикивать на своем певучем русалочьем языке. Нужно было бросить ее и уплыть прочь. Но она могла донести на него, и неизвестно, поверили бы ему глупые сухопутные люди и нашел бы он в этой стране хорошего адвоката. Он изловчился, схватил русалку за волосы и притянул к себе. Она хлебнула воды, обмякла и стала медленно опускаться. Вот и все. Море не озеро, если оно что-то забирает, то не возвращает, подумал он и поплыл дальше по направлению к закатывающемуся солнцу, мерно взмахивая руками, как учил когда-то тренер из бассейна на рабочей окраине Москвы.

1 Нужна помощь? (англ.)

2 Дайте мне руку (англ.).

Долгожданный дождь

Сарабьянов Дмитрий Владимирович родился в Москве в 1923 году. Фронтовик. Искусствовед, автор многочисленных монографий и исследований по истории русского и мирового искусства. С 1992 года действительный член Российской академии наук. Это первая публикация стихов выдающегося ученого.

                           *      *

                              *

Дождь с небес — и не враг и не друг.

Он течет себе между строк —

По запястьям опущенных рук,

По извилинам старых ног.

Налетает, когда не ждешь,

Вызывая в округе дрожь.

Не приходит, когда зовешь.

Он гуляет где хочет — дождь.

Он сгибает столб верстовой,

Выметает пыль с мостовой,

Наполняет реки, пруды,

Высыхающие без воды.

Он смывает следы сапог,

Чтоб никто догадаться не смог —

Где, когда и зачем пришел,

Что нашел и куда ушел.

Но совсем не отмыться нам.

Пусть останется памяти след.

Пусть достанется что-то снам,

Поспешающим жизни вослед.

Пусть останется что-то все ж —

Не отмытая правда, ложь.

Ведь не будет совесть чиста,

Коли все сотрется с листа.

Не смывай перекрестка чертеж —

Чтобы знали, как нас найти.

Оставляй, долгожданный дождь,

Эти признаки памяти.

                           *      *

                              *

Уста, уставшие от долгой речи,

С листа читавшие молитвы. Свечи

Как символ вековечного горенья

Непрекращающегося творенья...

Стою поодаль, не тревожа прочих.

(Я быть хочу последним среди них.)

И с глаз Твоих я не спускаю очи,

И взором к голове Твоей приник.

Люблю Твой лик у царских врат придела,

Где плат послушно тянется к углам,

Где золото на нимбе поредело,

А кожа щек и лба еще смугла.

Я прихожу сюда как на экзамен.

Быть может, это старости синдром?

Моя нужда — держать перед глазами

Твой взгляд, испепеляющий добром.

                           *      *

                              *

Белый саван —

Вдоль, поперек.

Видно, сам он

Себе предрек

Чистым льном

Устилать тела,

Заодно

Крыши крыть добела.

Значит, нет ему

Прочих дел —

К сроку летнему,

Где предел,

Где кончается

Зимний сон,

Завершающийся

Постом.

Должен дать

Отдохнуть земле,

Льдинку снять

На оконном стекле.

И устать,

Чтобы снова стать.

И отбыть,

Чтобы снова быть.

                           *      *

                              *

                                                                                 Памяти Н. С. Фуделя.

Ты ушел, как уходит из жизни всякий

(Кроме застрявших в пути случайно).

Ушел, не сдвинув дорожные знаки,

Судьбой расставленные первоначально.

Ты трудную долю свою не проклял

И нес ее как ношу святую,

А с ней — отточенный меч Дамоклов,

По воле высшей провисевший впустую.

Поле, пройденное как минное,

Тебя научило знать уверенно —

Что есть подлинное, что есть мнимое,

Хоть и тысячу раз проверенное.

Тебе дано было словом разведать

То, что мы лишь предчувствуем смутно.

Ты о главном говорил напрямую с отцом и дедом,

А остальное узнавал попутно.

Тебе не понадобится оправдываться

В том, что не часто случалось радоваться.

Прими убежище в спокойном месте —

Как в тихой пристани, с Лидой вместе.

Апрель 2002.

                           *      *

                              *

Я ловлю твой взгляд в пустом пространстве,

Где душа слоняется одна,

Измеряя даль, что ей видна, —

От небесного протуберанца

И до глубины глазного дна.

Я хочу узнать, что душу тешит,

Где рождается гортанный смех,

От чего способна ты опешить

И на что готова ты посметь.

Что печалит, что тревожит око,

Как оно откликнется на боль,

Управляемую ненароком

Не чужою волей, а судьбой.