Нина Хеймец - Клуб любителей диафильмов Страница 47

Бенцион не помнил, как он добрался домой. Все разъехались — люди в оранжевых жилетах, люди с носилками, люди с рациями. Во дворе было тихо. Бенцион сел у окна и сидел там пока не рассвело. Утром он пошел в голубятню. Не дойдя до нее несколько шагов, он остановился. Ему казалось, что теперь, когда в ней нет Иосифа, она сохраняет свою форму лишь благодаря заведенному порядку вещей, по привычке проржавевшего на сгибах материала; что пройдет немного времени, и она сложится, просядет, распадется на части, сойдет на нет, подобно тому как постепенно оседает, испаряется слепленный кем‑то на дневной прогулке снеговик в вязаном шарфе. Ключ был спрятан под лестницей. Он захлопнул за собой дверь, стоял, не зажигая лампу — без света контуры знакомых предметов отличались, были не такими как при Иосифе. Так ему было понятнее, что Иосифа нет. Когда глаза Бенциона привыкли к темноте, он взялся за перила и стал подниматься на второй этаж. Бенцион шел медленно, как будто тело тянуло его назад, к полу. Он толкнул фанерную дверь. Она беззвучно отворилась.

Второй этаж был пуст. Рамы с сетками были распахнуты настежь, сквозь щели в дощатом потолке проникали солнечные лучи. Пол был покрыт засохшим голубиным пометом, усыпан перьями. Бенцион сел на стоявшую здесь же, около двери, табуретку. Он смотрел в окно, на свой дом — дом казался ему чужим, незнакомым. У него застучало в висках. Он обхватил руками голову. Время находилось тут, рядом с ним, вокруг него. Оно пульсировало, закручивалось, сжималось и, разжимаясь, заполняло собой голубятню, двор; вычерчивало контуры зданий, предметов, людей; вбирало в себя события, отражало их в самом себе на тысячи отражений, в которых появлялись и исчезали города, ландшафты, планеты и звезды, в которых корабли плыли к берегам из нейтральных вод, а посланные с почтовыми птицами записки где‑нибудь и когда‑нибудь достигали адресата.

Бенцион вышел из голубятни и направился к дому. Стук в висках почти прекратился. Он шел быстрыми шагами, к своим инструментам, к разобранным на детали часам, к чертежам, которые больше не были ему нужны.

Клуб любителей диафильмов

Первым приходит Виталий Иванович. Потом Паша из дома с красными балконами. Кейт прибывает дневным рейсом. Джош задерживается во дворе, чтобы покормить кошек. Он — единственный, кого я успеваю увидеть из окна — стоптанные ботинки без шнурков; правый рукав плаща полуоторван.

— Все собрались? — Паша всегда задает этот вопрос.

Виталий Иванович настраивает проектор. На светлых обоях подрагивает светящийся квадрат. В квадрате появляются черные точки; они растут, меняют цвет на серый, соединяются в дрожащие островки. Это напоминает фильмы про жизнь клетки, которые показывали по телевизору — черно — белую хронику. Но потом островки распадаются, снова становятся крошечными и исчезают. Можно начинать.

Вообще‑то все началось с Кейт. Она написала: «Вам не кажется, что, когда мы разговариваем — вы, я, Виталий

Иванович, другие люди, где бы они ни были, в разговоре кого‑то не хватает. Если бы слова были чем‑то вроде волн эхолота, они очертили бы полое пространство, чью‑то фигуру. Кого‑то из нас всегда нет, понимаете?».

Я спросила: «И кто же это?»

Но Кейт уже не была на линии. Зеленый огонек рядом с ее именем погас. «Наверное, корабль попал в шторм», — решила я тогда. Я представила себе Кэйт, в этом ее неизменном деловом костюме из серого твида. Этот ее воротничок из накрахмаленного кружева столетней выдержки. Она заглядывала в иллюминатор, смотрела вдоль черной поверхности, на горизонт.

Паша написал: «Это проступает не только в разговорах. Тебе не кажется, что в любой ситуации есть что‑то еще? Словно там могла бы поместиться еще чья‑то жизнь. Там находится кто‑то из нас, но мы упускаем это из виду».

Я спросила: «А ее, в принципе, можно разглядеть, как ты считаешь?»

Джош написал: «Между предметами, между событиями, между нами, между словами, между кадрами, между временами суток».

Тогда я вспомнила, как в детстве часто оставалась одна дома поздно вечером. На день рождения мама подарила мне проектор и несколько маленьких разноцветных цилиндров — коробочек с диафильмами. Однажды родителей не было особенно долго. Я смотрела диафильмы из своей коллекции, прокручивала их один за другим — про виды паровозов, Бэмби и взятие Басти — Клуб любителей диафильмов 283

лии. А потом пленка выскочила из зажима, сорвалась, и на стене остался только светящийся квадрат. Я хотела включить в комнате свет и заново заправить пленку, но вместо этого подошла к окну. Мы жили в многоэтажном доме. В этот час окна почти нигде не горели, кроме одного, в доме напротив. Подо мной были едва различимые силуэты крыш, пустые улицы. Но я смотрела прямо перед собой — на такой же освещенный квадрат, как окно нашей квартиры, и как квадрат на стене моей комнаты. В окне был человек. Он сидел, склонившись над столом, в руке у него был какой‑то небольшой предмет. Человек был далеко от меня, но я поняла, что в этот момент он задержал дыхание — как бывает, когда надо сделать очень точное движение. Я прислонилась к стеклу, стараясь получше разглядеть происходящее там, в том окне. Я увидела на столе модель самолета. Я даже смогла разглядеть его пропеллер. Человек держал в руке крыло, потом, осторожно, все еще стараясь не дышать, присоединил его к матовому корпусу. Потом он откинулся на спинке стула, посмотрел в мою сторону. Я отошла вглубь комнаты. Мне захотелось посмотреть диафильм про самолеты, но такого в моей коллекции не было. Я сложила кисти рук так, чтобы они напоминали самолетные крылья, и провела ими сквозь луч проектора. По экрану заскользила тень — почти как самолет. Очень похоже.

Я вспомнила про тот вечер, про того человека и пустоту, которую преодолел взгляд, переносясь от окна к окну, от одного самолета к другому. Как будто взгляд обладал весом, а пустота — силой притяжения. Я открыла нижний ящик письменного стола. Коробки были там же, где и много лет назад. Картонные крышки, без надписей. В одной коробке был проектор, в другой — диафильмы.

Мы стали собираться раз в месяц и смотреть диафильмы. Во — первых, потому что в них есть движение, но при этом можно успеть все внимательно разглядеть, не упустить ни одну деталь. Во — вторых, потому что уж там‑то четко видно, где завершается один кадр и начинается другой. Мы изучили всю мою коллекцию, а потом Джошу прислали из дома посылку. Мы смотрели про сфинксов, лебедки, королевское археологическое общество, тайные ходы, песок.

Когда мы чувствовали, что в нас достаточно сосредоточенности, мы задерживали на экране щель между кадрами. Пытались вычислить, что она в себя вмещает. Вот сигнал радара, вот пересадка сердца. Вот сандалии завоевателей, вот звездное небо.

Следующую коробку принес Виталий Иванович. Сказал, у него умер сосед, и его вещи вынесли на улицу. Там были брошюры про Северный полюс, какие‑то справочники, чертежи, будильники. А Виталий Иванович заметил обувную коробку и как‑то сразу понял, что в ней. Такая удача. Мы смотрели про турбины, про воду, поднимающуюся над травой, над кронами деревьев, подступающую к глазам, а цотом устремляющуюся в узкий тоннель. Всего пятнадцать кадров.

Однажды, когда все собрались, проектор стал настраивать Паша. С непривычки изображение получилось немного размытым, но все же мы успели заметить в одном из окон поезда Виталия Ивановича. Ночная река. Семафор. Снег.

Несколько встреч спустя проектор настраивал Джош. Паша улыбался, стоя на ступеньке пожарной машины. Клубы дыма. Флаги и оркестры. Следующий кадр неразборчив из‑за трещин.

Клуб любителей диафильмов 285

…Потом мы с Кейт смотрели в окно, ждали, пока Джош появится из‑под арки. Но он так и не появился. Пустой двор. У мусорных баков — стайка кошек. Они привыкли, что Джош раз в месяц к ним приходит. А, может, он и чаще приходил, просто мы его не видели. В тот вечер мы смотрели диафильм про камни и смену ландшафтов. Мы узнали, что, выбрав на земном шаре любую точку и оставаясь в ней достаточное количество времени, мы могли бы испытать на себе все без исключения геологические среды — степи, горы, моря, ледники, сильный ветер. Когда я включила свет, Кейт сидела в дальнем конце комнаты. Она встала, стала надевать пальто. Потом она взглянула на меня, рассеянно улыбнулась. Потом хлопнула дверь.

Я знаю, каким будет этот кадр. Я буду лететь на самолете, маленьком самолете с пропеллером. Я наберу высоту и замечу, что ко мне приближается матовый шарик. Потом я увижу, что шарик увеличивается, и что, на самом деле, это — самолет, очень похожий на мой. Я смогу рассмотреть летчика в кабине напротив, но лицо его будет скрыто защитными очками. Мы откроем стеклянные крыши кабин, и каждый из нас, ловко подтянувшись, спрыгнет на крыло. Чувствуя под ногами вибрирующий металл, стараясь не смотреть вниз, я буду медленно продвигаться к кончику крыла. И тот, другой, летчик будет делать то же самое. Когда мы встретимся, я попытаюсь разглядеть его лицо, но в стеклах очков будет отражаться солнце, и мне не удастся это сделать. Мы коснемся друг друга рукавами и перейдем из одного самолета в другой.