Григорий Ряжский - Дети Ванюхина Страница 48

Милочка что-то про постельные отношения между родственниками слыхала, но гипотетический этот негатив являлся столь ничтожным по сравнению с грядущими замужними благами, что гораздо проще было вычеркнуть такие думы из головы вон и более к ним не возвращаться. Ну, а про сердечную часть речи на повестке вообще не стояло, не было пока необходимых к тому подключений. Не очень, если честно, заботили ее теперь и Айвановы родители, сами Лурье. Во-первых, была у нее в братике Максовом уверенность абсолютная, так что ни одно сомнение уже не одолевало, а во-вторых, отец все одно отваливает, да и не отец он ему, если разобраться. Ну а мать, Ирина Леонидовна, остается, но разломать уже ничего не сможет, да и не захочет после всего. Кстати, и не мать она тоже ему, если строго уж совсем подходить к истории Айванчиковой.

В тот день, когда сын объявил им свои последние планы, после чего ушел ночевать к брату, Ирина поняла, что радовались они с Мариком преждевременно тому, что без последствий все останется и образуется само собой. Не образовалось. А осталось, как теперь видно, с результатом хотя и не трагическим, но довольно неясным. И не в скорых, а в отдаленных последствиях.

Возражать против спонтанного решения жены остаться с сыном Марик не стал, вернее, не решился сделать это прямо сейчас. Подумал, все равно ничего в этот раз не добьется, только Ирку страдать лишний раз заставит. Решил, что делать это он будет постепенно, системно, применив план ведения инженерных работ, когда необходимо сменить у моста опоры (быки, устои), не затронув основных конструкций перекрытия (пролетные строения). С этой целью попробовал пошутить даже:

— Хотя бы одного внука с гарантией получим, как минимум. А свой, чужой — нам с тобой не привыкать, да, Ирк? А законные свои пойдут — тоже в зачет, тоже в общую копилку. Мы их всех потом к нам перетащим, ковбоями сделаем, Ванька ранчо купит нам акров под восемьсот, больше и не надо, да?

— Да… — слабо отозвалась жена, вытирая глаза, но соглашаясь с приторной Мариковой бравадой лишь затем, чтобы не раскручивать новые горькие спирали бессмысленных несогласий.

— Теперь смотри, — продолжал хорохориться муж, — учеба учебой, я все понимаю, конечно, сам учиться любил, как ненормальный, ты знаешь, но с другой стороны, если все пойдет дальше, как уже покатилось, — я имею в виду «Мамонта» этого его ванюхинского, — то это же шанс сам по себе невероятный, небывалый просто в жизни шанс. — Теперь Марик говорил вполне заинтересованно, даже несколько возбужденно. — Это значит, наш сын в этой стране не просто приезжий пацан из Техаса, а управляющий крупнейшей финансовой структурой, особенно теперь, после кризиса этого недавнего. — Он с надеждой посмотрел на жену и снова смешно так спросил: — Да, Ирк? — и не дав ей времени на ответ, тут же страшно закатил глаза и в новой попытке растормошить ее заорал: — Или ты в нашего сына не веришь, Ирина, а-а-а-а?! Во все его таланты? Или деньгами «слоновыми» брезгуешь? — Ирина хмыкнула в последний раз, подтерла влажный нос и слабо улыбнулась. Тогда Марик угомонился, решив, что отыграл ситуацию достаточно, и обнял жену. — Нет, я серьезно, Ирк. Максик этот, кажется мне, очень мальчуган симпатичный, на нашего во многом похож. Кроме наших талантов, само собой. Так что дело к тому идет, что не только управляющим история закончится, а… — он внимательно и без тени улыбки на этот раз посмотрел Ирке в глаза, пытаясь обозначить для обоих новую тему, которой смог бы перекрыть повод для огорчений, — а и совладением, наверное. Всей этой махины, всей ванюхинской ее части. Нина вне ситуации, так что наследовать империю, по идее, должен Максим. А это значит, что и брат его, если тот не против. Вот! — Он оторвался от жены и энергично заходил по комнате туда-сюда. — Ну, поприсутствует Ванька в реальном банковско-финансовом деле, вкрутит в него свою ирреальную арифметику и получит лишний раз доказательство собственной исключительности, опережающей чужие возможности. Чего плохого-то? А для самоутверждения — то, что надо, лучше не бывает, и хаос свой разогреет немного, а то голой наукой заниматься знаешь как отвратительно? Я, к примеру, если бы реально построенных мостов не имел, с ума сошел бы, точно отъехал бы мозгами от ненависти к себе самому и от отвращения к своей науке!

Марик выдохнул и закончил. А закончив, подумал, что плохо, оказывается, самого себя за всю жизнь изучил. Думал, что гораздо тупее в определенном смысле устроен, а вышло, что не очень. В общем, остался Марк Самуилович, несмотря на тяжелый случай, собой доволен. Но и Ирка сдвинулась вроде бы с какой-то новой мертвой точки после Марикова монолога, да и сама почувствовала — сумела раскачать себя все же и размягчить часть внутреннего вещества, начавшего было невозвратно костенеть.

Маме Милочка выложила все разом, сразу, как влетела в дом. И что гости будут послезавтра, на месяц смерти, и что Максик тоже приедет, и что жених ее — Максиков брат из Америки, и что они на одно лицо, так как близнецы, и что про это не знал никто раньше, а теперь узнали все, потому что умер его дедушка по фамилии Лурье, его — в смысле, Айвана, а не нашего Макса, а Айван — это Иван, потому что это одно и то же, если с английского на наш, и он тоже Лурье, как и все они Лурье, и отец, и мать, а живут все в городе Даллас, американского штата Техас, и у нас с ним любовь. А еще, что пирожков картофельных испечь матери поможет, какие Нинка всегда готовила к разным случаям.

— Погоди, — оторопела Полина Ивановна, выслушав дочкину скороговорку, — Лурье, говоришь, умер, старик? Это который Самуил Ароныч, из исполкома?

— Какого исполкома? — не поняла в свою очередь Милочка.

— Ленинского исполкома, какого же, — пояснила мать, — там, где комиссия проходила.

— Чего?

— Вышло, значит, наружу, — покачала головой Полина Ивановна и опустилась на стул. — У меня всегда сердце про это болело, а я гнала все, скрытничала, с Нинулей не хотела этого поднимать, а сама-то знала, что когда-нибудь придет время и, глядишь, объявится другой мальчоночка ее, второй близнец который. Вот и получилось так.

— Так ты знала все, мам? Знала, что у Нинки двойня родилась тогда целиком живая? И дядя Шура тоже знал? — На этот раз Милочке притворничать не пришлось, удивление ее было абсолютно искренним.

Полина Ивановна продолжала глядеть прямо перед собой, перебирая в памяти прошлое:

— Нехорошо я тогда сделала, Мил, зря Нинуле отказаться от него насоветовала, от больного. У Шурки на поводу пошла, его самого больше пожалела, чем ребятенка. А он, получается, и не был тогда никудышным, всех перехитрил, выжил и на тебе жениться еще приехал.

— Я его люблю, мам, просто невозможно как. Сама не знаю, как получилось. Он знакомиться пришел к Максу после похорон дедовых, и я его там увидала, у Макса на Плющихе. — Она подсела к матери и обняла ее. — Меня как будто током дернуло — прям наш Макс как будто, но другой, не родственный, зато очень вежливый. А сам тоже сразу влюбился, и еще он наукой занимается и учится в университете на высшего математика по теории хаоса.

— На кого? — недоверчиво переспросила мать. — На хаоса?

— Ну, это теория такая, — с готовностью подхватила тему Милочка, — вроде теории Эйнштейна, тоже очень важная и еще не доказанная.

— А если не доказанная, чего ж заниматься-то этим? Может, тогда другим лучше заняться чем? — предложила мама.

— Он теперь в «Мамонт» переходит, они так с Максом договорились, вдвоем будут за делами приглядывать, но он больше, потому что — талант к этому. Когда кризис случился, он все деньги спас, всю фирму целиком, мне дядя Дима рассказывал и Макс тоже.

— Так он нормальным совсем остался, значит, Иван этот Лурье, вообще без изъяна по здоровью?

— Ну да! — обрадовалась вопросу Милочка. — Очки только носит красивые и немного нога вбок, но так, что вообще не заметно, если не приглядываться. И рука чуть-чуть…

— Не мудрено-о-о… — протянула мать. — В Шурку, выходит, в отца родного получился. Тот тоже ума был необычного, сама знаешь, кем стал из никого — Александром Егорычем Ванюхиным. А из ученья — только техникум один по военным приборам кончил.

— Знаю, мам, — вздохнула Милочка, прикрыла глаза и подумала, что зла, пожалуй, на Шурика она уже не держит, потому что перекроется обида ее многократно, с лихвой перекроется, когда станет она женой Айвана, а тот — наследником настоящего отца. А еще, подумала, фамилия у нее будет ихняя, американская, Лурье, но на наследстве это вряд ли отразится: здесь ведь уже нет разницы, какая фамилия, главное — как меж собой братья договорились. В том, что именно так и получится, Милочка уже не сомневалась. Хотелось только, чтобы про живот раньше времени никто не въехал, из родителей его, конечно. Ну, и мама тоже, хорошо бы, лишнего до поры не просекла.

— Постой! — вздрогнула внезапно Полина Ивановна. — Но он же родня тебе такая же, как Максютка наш, точно такой же. Как же жениться с ним можно, это ж против природы будет?