Сергей Карамов - Новопотемкинские события Страница 48

Вызывать милицию, секретаршу Анну Горемыков не хотел, не желая поднимать ненужного шума и решив, что сам справится с неизвестным гостем.

Прикрыв форточку, Горемыков деланно улыбнулся, хотя это удалось ему с огромным трудом, и сказал:

– Вы ко мне надолго?

– Посмотрим.

– Честно говоря, я прекрасно жил и без вас, – признался Горемыков, – зачем…

– Я – ваша душа! – перебил Горемыкова гость, – ваша душа, которая многие годы находилась вне вашего тела. Только после смерти человеческая душа выходит наружу и обитает вне тела. Вы совершили поступки, которые не угодны вашей душе, поэтому живете вы долгие годы без нее!.. То есть вы как бы мертвый человек.

– Бред какой-то.

– Нет, вовсе не бред, – настаивал на своем гость, – внешне вы живой человек, но по сути своей самый настоящий мертвец!.. Да, мертвец!

– Бред…

– Душа должна быть у каждого человека, но у вас она существует вне тела.

– Ну и пусть где-то там будет, мне что?.. Один мой знакомый тоже говорил, что такая же вроде душа заходила к нему.

– Было такое, – согласился гость, – к Писаренко заходила его душа, потом он исправился, встал на путь истинный, но вы его не поняли, рассудив его поведение, как ненормальное и посадив в психиатрическую клинику! А после разговора со своей душой он ведь кардинально изменился, стал делать добро!

– Я на работе, а не в лекционном зале на бесплатной лекции, – усмехнулся Горемыков. – Я не на бесплатной лекции! Мне надо работать, попрошу вас покинуть мой кабинет!

– Неужели? А вы позовите свою секретаршу, пусть она посмотрит на двух мэров Новопотемкино.

Горемыков подошел к двери, став к ней спиной, возразив:

– Нет, не надо никого звать! Не надо звать! А что я буду делать с моей душой? Я прекрасно жил и без нее!

– Плохо, очень плохо, Демид Демидович!

– Да?

– Да, если не понимаете своего бедственного положения, – сочувственно произнес гость. – Я не буду постоянно здесь сидеть, будучи вашей копией, понимаете вы или нет? Вы совершили много ошибок, грехов, у вас есть сейчас шанс исправиться!..

– Ха-ха!.. Рассмешил! – попытался засмеяться Горемыков, но засмеяться ему не удалось, а вместо смеха появились почему-то мурашки по телу, холод. – И что я не так делал в своей жизни?

– Многое… Противоправный образ жизни, взяточничество, казнокрадство, – перечислял гость, загибая пальцы, – авторитарное правление, зажим демократической прессы, имитация демократии в городе, ненужные придирки и зажим многих бизнесменов, которые не желали вас слушать и которые не ходили к вам на поклон! Полицейщина! Бизнес, послушый мэру! Послушная Дума, которая только голосует, как вы хотите!

– Хватит болтовни! – остановил гостя Горемыков, продолжая стоять у двери. – Мне надо работать. Мне надо работать!

– Вот и славненько, – ласково улыбнулся гость, – вот и помогу вам, поработаю вместо вас.

– Не понял.

– Побуду вместо вас, – терпеливо объяснял гость, – поработаю за вас хоть час.

– Гм, а я куда денусь? – забеспокоился Горемыков.

– Я просто вселюсь в ваше тело, буду работать за вас.

– Я… А я…

– Вы только отдохнете, а я вместо вас поработаю, – продолжал гость, – но это только после вашего согласия.

– Да? Да?

– Насильно ничего я делать не буду, – успокоил собеседника гость.

Горемыков не знал, что делать в такой фантасмагоричной ситуации, ему никогда не случалось говорить с собственной душой, даже и мысли такой никогда в голову придти не могло, поэтому он старался на ходу что-то отвечать, быстро соображать, желая поскорее вывести странного гостя из своего кабинета.

– Чтоб… чтоб потом меня, как этого Писаренко, в психушку посадили, да? В психушку? – медленно выговорил Горемыков, глядя прямо в глаза гостя.

– Нет, никто вас не посадит. Ну, согласны?

– Нет, нет и нет! – твердо ответил Горемыков.

– А хорошо подумали? – вставая, спросил гость.

– Очень хорошо. Очень!

– Тогда я удаляюсь, – молвил гость и исчез мгновенно на глазах изумленного Горемыкова.

Подобные потрясения в жизни мэра не случались.

После минутного шока он похлопал себя по щекам, думая, что он спит, потом плюхнулся на стул, вытащил бутылку водки и выпил залпом все ее содержимое из горлышка…

Улегшись дома в постель, Горемыков долго не мог заснуть, вспоминая увиденное и ворочаясь. Он ничего не рассказал о происшедшем жене, справедливо полагая, что она вызовет к нему врача-психиатра для долгого и совсем не радостного разговора.

Сонная жена Юлия подняла голову, не понимая состояния мужа и спросила:

– Чего случилось?

– Нет, ничего…

– Опять тебе безденежные посетители приснились?

– Да, – ответил сразу Горемыков, чтобы жена отстала.

– А министр тебе не снится? – почему-то спросила Юлия.

– Нет, нет…

– Слушай, а зачем тебе этот дурацкий памятник кошке?

Горемыков пожал плечами:

– Мне он совершенно не нужен, понимаешь? Он мне не нужен…

– Да?

– Вот именно… Разве я просил его ставить? Я только исполнительная власть…

– Ладно, только со мной не надо так официально, – усмехнулась Юлия, – ты не на собрании… Ну, спи!

Глава 17

Чудный памятник кошке

Если мне не изменяет память, считается, что было семь чудес света: Александрийский маяк, Колосс Радосский, храм Артемиды, мавзолей в Геликарнасе, статуя Зевса, висящие сады Семирамиды, Великая пирамида.

Но построенный с космической скоростью памятник кошке Люське в славном городе Новопотемкино можно по праву называть восьмым чудом света. То было громадное метров шесть в высоту бронзовое изваяние черной кошки, возвышавшееся на черном постаменте. Кошка стояла на четырех лапах и смотрела с любопытством вперед. На табличке аккуратно большими буквами скульптор выгрировал короткую надпись: «С любовью от благодарных жителей Новопотемкино – любимой кошечке Люське». Никто из собравшихся не спрашивал ни скульптора, ни сотрудников мэрии, почему вдруг возникла такая неистовая любовь к кошке и почему нало было срочно возводить грандиозный памятник в городе. Первое и обманчивое впечатление, что собравшиеся у памятника люди приглашены на похороны, а не на открытие памятника. Впечатление это создавалось черной табличкой на памятнике и таким же черным цветом самого памятника.

Среди толпы вокруг памятника можно было заметить всех депутатов от фракций «Единое Новопотемкино» и «Спаведливое Новопотемкино», многих сотрудников мэрии.

Возле памятника стояли также в большм количестве милиционеры с дубинками и рациями и люди в штатском, озабоченно оглядываясь по сторонам, будто думая, что какой-то неведомый террорист из тридевятого неизвестного государства захочет взорвать памятник и принести себя в жертву, взрывая и себя также вместе с окружающими. Но ни террористов, ни даже толп недовольных, которых так боялась мэрия города, видно ни рядом, ни вдали не было.

Горемыков с женой стоял поодаль в метрах десяти от памятника, тихо говоря друг с другом.

– Ну, что ты хочешь от меня? Я не спал всю ночь! – бубнил Горемыков, на что жена Юлия, держа в руках саму виновницу торжества – кошку Люську, упрямо твердила:

– А чего ты шапку эту некрасивую надел?

– Ну и что?

– Сними ее! – требовала Юлия.

– Это моя шапка, а не твоя! Хочу и одеваю.

– Но ты мой муж?

– И что дальше?

– А то, – настаивала Юлия, – мой муж должен одеваться стильно, ясно?

– Что ж мне теперь вместо шляпы одевать твою парфюмерию на голову, чтоб тебе понравиться?

– Ой, ладно, не смеши… И сколько нам стоять у памятника? – продолжала недовольно говорить Юдия, оглядываясь по сторонам.

– Откуда я знаю? Общественность пришла, она решает.

Юдия сказала с большой иронией в голосе:

– А ты якобы не мэр, ничего не решаешь?

– Да, я мэр, но…

– Волк, не старайся казаться ягненком!

К Горемыкову подошел улыбающийся Подпевалов, здороваясь и приглашая поближе подойти к памятнику. Подпевалов очень редко улыбался, если можно назвать улыбкой какое-то жалкое подобие улыбки на постоянно невыразительном и непроницаемом лице-маске.

– Поздравляю вас и вашу супругу с открытием памятника! – произнес Подпевалов.

– Да, памятник построили, а теперь некоторые острословы будут изощряться в выражениях, говоря и считая, сколько же денежек выложила мэрия на эту скульптуру? – с неестественной ему застенчивостью спросил Горемыков Подпевалова.

– Но ведь постройку утвердили наши депутаты, – возразил Подпевалов.

– Вот я о том же, – продолжал, вздыхая, Горемыков, – но потом же будут не их, а меня склонять, хаить!.. Зачем наш мэр столько денег выкинул на вот это безобразие!

– Безобразие? Вам не нравится скульптура? – поинтересовался Подпевалов.

– Нет, нравится, просто я думаю о возможных негативных моментах! О них я думаю! Об этих недовольных, которые мною недовольны и которые хотят меня скинуть.