Алина Знаменская - Женщина-зима Страница 49

Марина стояла с шариком, как выставленная напоказ восковая фигура. Слезы катились сами по себе. И Тимоха тоже готов был заплакать, так было больно смотреть на нее. Не знал, что делать, что сказать, чем утешить. Чувствовал, что не должен сейчас подходить, и все же шел. Марина, увидев Тимоху, прочитав в его глазах намек на сочувствие, немедленно выпрямилась, тряхнула волосами, отвернулась, собираясь уйти. Если бы не слезы, она, конечно, тотчас выдала бы что-нибудь прикольное, стала бы подкалывать Тимоху. Но он видел слезы, он видел все, и она это поняла.

— Отстань, Тимоха! И так тошно! — не дала даже слова сказать. Повернулась и побежала.

Тимоха постоял, потоптался и поплелся к своему киоску. Сейчас ему казалось, что все вокруг вдруг изменилось. Самым подлым образом, до неузнаваемости.

Глава 17

Ирма умыла дочку, рассказала ей сказку на ночь. Даже песню спела. Малышка вела себя беспокойно. Она капризничала, просилась на ручки, сбрасывала одеяло. Укладываться не хотела.

— А я песенку спою, — уговаривала Ирма, но девочка упрямо хмурила бровки, плакала и возилась. Пришлось завернуть ее в одеяло и взять на руки. Ирма ходила по комнате и тихонько напевала. Девочка на какое-то время притихла, слушая мать. Носить долго на руках двухлетнюю дочь было непросто. Девочка оттягивала руки, Ирма устала. Как только она попыталась опустить дочку в кровать, та заканючила снова. Девочке словно передавалось внутреннее беспокойство матери. И хоть внешне Ирма держалась и никто не мог бы со стороны даже заподозрить, какие страсти в ней бушуют, это крошечное существо всегда все чувствовало. Катю не обмануть.

Вот уже несколько дней, что бы Ирма ни делала, куда бы ни отправилась, она ловила на себе пристальный, недобрый взгляд деверя. Муж постоянно уезжал по своим делам, а этот, как назло, все время торчал дома. Уже неделю как она не могла подать никакой весточки Володе, хотя знала, что тот каждый день в условленное время ждет ее на кладбище комбайнов. Варианты исключались. Встреча в магазине, у молочного киоска или на почте немедленно была бы зафиксирована Игорем. Она подозревала: тот задался целью ее выследить. Выследить и отравить и без того несладкую жизнь.

Ее затворничество с каждым днем становилось все невыносимее. Сегодня она попыталась улизнуть из дому незаметно для всех. Выбрала время, когда Игорь возился в гараже, и, бросил свекрови: «Я на почту» — через заднюю калитку выскользнула на улицу.

Она бежала так, словно за ней гнались. Миновала крайний дом у оврага, дорогу, свернула к старым мастерским и остановилась. Там, на размытой дождями дороге, застряла председательская «Волга». Возле машины возились мужики. Не было никакой возможности у них на глазах пройти к заправочной будке. Убитая неудачей, Ирма поплелась назад. Самые черны ? мысли, которые она обычно безжалостно давила в себе, вдруг, как растревоженные змеи, вылезли наружу, оплели ее, одна мрачнее другой.

Слезы, появившиеся из ничего, из пустоты, душили ее, не давали дышать. Ирма шла, не разбирая дороги. Никакого плана не было у нее в голове. Она шла и боролась со слеза ми. И вдруг обнаружила, что идет улицей своего детства, к отцовскому дому. Она нисколько не удивилась, что ноги при-вели ее сюда, куда носила она обычно все свои печали. Сел: на лавочку напротив дома, подняла глаза… И застыла в немом потрясении. Прямо перед ней находились металлические ворота гаража. На их гладкой синей поверхности белели мелом выведенные печатные буквы: «Олененок! Я изнываю в разлуке!»

Вся кровь бросилась ей в голову. Она оглянулась. Ей казалось, что из окон всех ближайших домов следят за ней невидимые глаза. Сомнений у нее даже не возникло. Олененком ее называл Володя. Он говорил: «Мой испуганный олененок». Сотни оттенков живого чувства всколыхнулись в ней. Первым ее порывом было — подойти к гаражу. Но уже в следующую секунду она с гулко бьющимся сердцем уходила от этого места, унося с собой это горячее, нежное, наполненное одной ей ведомым смыслом. «Олененок! Я изнываю в разлуке!»

Сразу же, мгновенно, утраченное было равновесие вернулось к ней. Он изнывает, как и она. Он думает о ней, ищет встречи. Это был желанный глоток воды. Теперь она снова могла жить. Но возле калитки она столкнулась с Игорем. Лицо его было красным, а волосы — мокрыми. Будто он только что сдал кросс. Игорь хмуро наблюдал, как она входит во двор.

— Ты не была на почте! — в упор выпалил он.

— Не была, — согласилась Ирма. — Тебе-то что?

— Ты сказала матери, что идешь на почту! А сама пошла в другую сторону!

— Куда же? — Ирма прошествовала мимо, не удостоив деверя даже насмешливым взглядом. Ей показалось — она слышала, как скрипнули его зубы. Он двинулся следом.

— Думаешь, ты умней всех? Я тебя выслежу! — прошипел он ей в затылок.

— Удачи! — бросила она через плечо и захлопнула дверь прямо перед его носом.

Она «умыла» его! В ее душе родилось мстительное торжество. Впрочем, едва она поднялась по лестнице, заметила, что новыми глазами смотрит на все в этом доме. Ее мир перевернулся с ног на голову. Она почти не могла дышать. Потолки, что ли, опустились ниже? Дом давил на нее. Сердце то колотилось как бешеное, то вдруг замирало, и ей приходилось ртом ловить воздух. Она подумала, что не выдержит здесь больше ни дня. Дом выталкивал ее из себя. Она не находила себе места. Только детская, заваленная Катюшкиными игрушками, могла хотя бы ненадолго утихомирить вдруг вспыхнувший в душе пожар. Но ребенок как зеркало отражал ее состояние. Девочка не поддавалась на уговоры и убаюкиванье. Она плакала и рвалась из кроватки, как только Ирма пыталась ее уложить.

Это длилось до темноты. Наконец девочка устала и сникла. Ирма катала кроватку, тихонько напевая. Глазки у девочки слипались. Когда она почти уснула, послышался шум подъехавшей машины. Павел. Ирма как-то отстраненно слушала звуки: скрип ворот, голоса во дворе, тяжелые шаги на лестнице. Она словно раздвоилась. Одна Ирма качала ребенка, а другая смотрела на все со стороны, словно на уже не раз виденный фильм.

— Ирма! Муж приехал! Встречать собираешься? — гремело с лестницы.

«Пьяный», — поняла Ирма. Выглянула:

— Тише, Катя почти уснула. Что-то она сегодня плохо засыпает…

— Что такое? — сделав голос немного слащавым, каким он обычно разговаривал с дочерью, спросил Павел. — Почему не спим? А иди к папе… Идем к папе, котик…

И он протопал мимо Ирмы к детской кроватке.

— Паш, я бы сама тут… — попробовала возразить Ирма. — Ты иди, умойся… Я скоро приду.

Он не слушал ее. Молча достал ребенка из кроватки и поднял над головой. Девочка, готовая заплакать, напряженно вглядывалась в стоящих внизу взрослых.

— Паш, она капризничает сегодня, — попыталась вмешаться Ирма. — Может, животик болит, может, еще что… Давай я ее покачаю…

— А где Катя? Где у нас Катя? — не слушая жену, продолжал Павел. — Папа лучше покачает!

Он подбросил девочку высоко над головой, как делал это и раньше, в минуты игры. Но сегодня полусонная, не расположенная к играм малышка сразу испугалась, закричала.

— А Катя высоко, — не замечал реакции дочери Павел. — А где Катя высоко? Полетели…

Девочка в ужасе искала глазами мать, которая металась внизу, не в силах прекратить опасную игру.

Ирма с бессилием и все возрастающим беспокойством наблюдала, как исказилось у малышки лицо, как она хватает ртом воздух, но не успевает. И изо рта вырывается только жалкий беспомощный писк.

Ирма хотела было вцепиться в мужа, остановить его, но тогда он мог промахнуться, а девочка — упасть на пол. Павел, казалось, один ничего не замечал. Он наслаждался затеянной игрой — подбрасывал ребенка, ловил и снова подбрасывал еще выше.

— Да помогите же кто-нибудь! — наконец заорала Ирма, выбежав на лестницу.

Дом словно вымер. Ирма кричала, перевесившись через перила, пока снизу не показались обе золовки и свекровь. Она не слышала, что они говорили ей. Она сползла на пол возле перил и, словно оглохшая, уставилась в стену.

Очнулась Ирма от сильного запаха нашатыря, ударившего в нос. Она лежала в своей постели, рядом сидела сестра Павла, Лидия.

— Очнулась, что ли? — осведомилась та, убирая нашатырь в коробочку. — Ну вы и придурки! Из-за ерунды столько шума!

— Где Катя? Как она? — Ирма села на кровати и огляделась, будто ребенок должен находиться здесь, в их с Павлом спальне.

— Да спит твоя Катя, десятый сон досматривает. Мать ее в гостиной уложила. Ну и заполошная ты, Ирма… — Лидия зевнула. — Делов-то… Ну, поиграл мужик с ребенком. Подумаешь… Мать вон до тряски довели, — кивнула на дверь.

— А Павел где?

— Приехали за ними. Позвали. Они с Игорьком быстро собрались, даже ужинать не стали. Укатили. Не бери в голову. Первый раз, что ли? К утру прикатят. Спать давай. Времени — двенадцать.

И Лидия как ни в чем не бывало поковыляла к двери.