Галина Грановская - Черный плащ немецкого господина Страница 5

Вовчик, на счастье, оказался дома. И при деньгах.

— Через неделю отдам, — сказал Пашка.

— Да ладно. Можешь не спешить, — великодушно махнул рукой Вовчик. — Не велика сумма.

— Да нет, я точно отдам, — нахмурился Пашка. — Слушай, тут я эту продавщицу из овощного встретил, не узнать. То в грязном халате по улице шастала, а сейчас прямо тебе дама.

— Марьянку, что ли? Так она давно уже не в магазине работает, а в этом… в бюро, как его… по обмену и продаже недвижимости.

— Похоже, теперь по крупному клиентов обсчитывает.

— А то! У них там знаешь какой процент от каждой купли-продажи? Обработают какого-нибудь лоха, который сам не догадается объявление в газету дать, а прет в агентство, — вот тебе за каждую сделку и пара-тройка тысяч зеленых в кармане, а то и больше, если рыба крупная.

— Кто же им такие деньги дает? — не поверил Пашка. — И за что?

— За то, что покупателя на квартиру нашли. Или за то, что квартиру помогли нужную купить. А еще сами старые квартиры выкупают, делают ремонт, а потом продают в два-три раза дороже, — перечислил всезнающий Вовчик. — Ты думаешь, с чего вдруг контор этих развелось, на каждом углу? Выгодное дело!

Умеют же люди устраиваться, думал Пашка, возвращаясь от Вовчика.

И вдруг… он даже приостановился от страшной догадки. Вот именно! Уж не положила ли Марьяна глаз на его двухкомнатную? После смерти матери Пашка жил в ней один. Один — в хорошей просторной квартире. Метраж «двушек» в старых сталинских домах больше, чем в современных трехкомнатных квартирах. Кухни большие, потолки высокие, две кладовых, коридор — хоть на велосипеде катайся… Как пить дать, Марьяну заинтересовала его квартира! Хваткая баба! Он тут же вспомнил недавно виденную телевизионную передачу, в которой рассказывали, как добрые тети и дяди из подобного агентства разыскивали одиноких стариков и пьяниц с большими долгами по квартплате и предлагали продать жилье. Взамен сулили прямо горы золотые — и квартиру, меньшей, ясное дело, площади, но без долгов, и энную сумму в придачу.… А потом их клиенты внезапно оказывались на улице. Ни квартиры, ни документов. Иных даже мертвыми находили. Умершими, якобы, от избыточно выпитого спиртного. Или от инфаркта. Или еще от чего-то. Тьфу-тьфу-тьфу! — суеверно сплюнул Пашка через левое плечо и свернул в кармане дулю. Шиш тебе! Во-первых, он пока еще, слава Богу, не старикашка какой-нибудь, да и не пьяница, которого легко объегорить. Во-вторых, долги свои за квартиру заплатит. С первой же получки. Ну, не все сразу, конечно, там просто страшная сумма накопилась. Ох, в самом деле, надо начинать платить!

Но благим его намерениям сбыться было не суждено — на следующий день Павел Петрович Шумаков работу потерял. Завод окончательно пал, и оставшихся сотрудников увольняли в срочном порядке. На крепкие здания за высокой кирпичной оградой положил глаз крупный торгово-промышленный концерн. Толпившиеся в коридоре рабочие говорили о строительстве каких-то линий по переработке овощей и фруктов. Вот тебе и жизненные перемены. И впрямь, вещим сон оказался.

— Как же это так? — возмущался Пашкин напарник Олег. — Надо как минимум за две недели предупреждать, чтобы мы могли работу найти! Прямо беспредел какой-то!

— Оставайся, — согласился кадровик. — Как раз еще на две недели нужны люди, ящики упаковывать и машины грузить. Только тогда на компенсационные выплаты не рассчитывай. Ну, что, согласен?

— Еще чего, — обиженно пробормотал Олег и, вслед за Пашкой, направился в бухгалтерию за расчетом.

Павел к такому повороту событий был, в общем-то, готов, об этом давно поговаривали, но все-таки надеялся, что это случится не вдруг и не накануне зимы. И слушая пререкания конторских с рабочими, недовольными суммой выплат, ворчание Олега и последние указания начальника охраны, вдруг понял, насколько по душе была ему только что утраченная работа. Обошел вверенную территорию, телевизор посмотрел или почитал необременительный для мозгов детектив, которыми в больших количествах снабжал его тот же Олег, и утром, с чистой совестью, сдал смену. Спокойная жизнь была! И вот этой спокойной жизни пришел конец. Что теперь делать?

Пятнадцать лет назад завод специзделий был одним из самых престижных мест работы не только в городе, а и в целом регионе. Работал на ВПК, военно-промышленный комплекс, то есть. Он, молодой специалист, придя туда после университета, был зачислен инженером конструкторского бюро, и имел хорошие перспективы продвижения по службе.

— Я в контору ходил, как белый человек, в костюме и галстуке. И зарабатывал по тем временам нормально, кроме оклада двадцать пять процентов ежеквартальной премии, — жаловался он Ваське.

Они сидели вдвоем на кухне за бутылкой белой. Варвара на этот раз к ним не примкнула, смотрела в комнате мексиканский сериал. Она их ни один не пропускала. А может, не хотела лишний раз демонстрировать густо припудренный синяк под глазом. Неудобно было.

— Да не переживай ты так, — Васька разлил водку по стаканам. — На нашем базаре всегда есть вакансии. И рядом, на транспорт не будешь тратиться. Ну, за нас, непотопляемых!

Пашка выпил, но легче от Васькиного лекарства не стало. С увольнением исчез последний оплот стабильности в его жизни — работа.

— Пятнадцать лет на этом предприятии и вот… — махнул рукой, чувствуя, что еще немного, и у него из глаз потекут слезы. Что за жизнь такая? — Ну, ты подумай, это в каком государстве так наплевательски относятся к хорошим инженерам? Я же редкий спец, ты знаешь, я не вру. И что? Кто это ценит в этой стране? Сначала КБ закрыли, потом цеха, потом инженерной должности лишили, и это после того, как я на оборонку столько лет проработал! В сторожа перевели! А теперь и вообще сказали, катись на все четыре стороны. Мне, инженеру!

— Сейчас толковых ребят везде разгоняют, — согласился Васька. — Я вот, тоже когда-то техникум железнодорожный почти закончил, ну и что? Сейчас никто никому не нужен. Ни инженеры, ни моряки, ни всякие там физики-химики, и даже врачи. А также колхозы-совхозы и целые заводы. Но мы не пропадем, — заключил на оптимистической ноте. — Назло им всем будем жить. Выпьем за это!

Выпили. Потом еще. И снова говорили о жизни.

— Нет, ну ты подумай, — взывал он к Ваське, — это же абсурд, закупать за границей то, что проще делать здесь. Мелочь всякую, дрянь, которую любая мастерская может запросто делать здесь, закупают за границей!

— В Турции! Или в Китае, — поддакнул Васька, снова наполняя стаканы.

— Пустить по миру — в прямом смысле — армию классных работников! Сколько народа уехало за бугор! Только из нашей школы человек, наверное, десять, это только из тех, кого я знаю…

— Катька Морозко в Италии, нянькой в семье работает, — кивнул Васька. — А, между прочим, филфак закончила. Братья Василенки в Испанию подались на строительные работы. Эх, был бы я строителем, тоже бы поехал. Говорят, вино у них дешевое и по качеству не чета нашему. И пьют его там вместо воды, климат-то жаркий. А из крепких напитков — кальвадос. Не водка, конечно, но тоже ничего.

— … А кто не может или не хочет уехать, идет на какие попало работы, чтобы хотя бы как-то держаться на плаву. И естественно, теряет квалификацию.

— Само собой, — кивнул Васька. — Чтобы держать квалификацию, работать надо. Без этого все забудешь. Квалификация разве что сторожу не нужна.

— Я и охранником хорошо работал, — возмутился Павел. — А меня — раз и уволили! Заметь, вторично! Как собаку, на улицу! И никакого тебе профсоюза, который встал бы на защиту прав рабочего человека.

— А ты, что, раньше с него что-то имел? — удивился Васька. — Такие как ты никогда ничего не имели и иметь не будут. Зубы не те, и когтей нет.

То ли от Васькиных слов, то ли от еще одной рюмки, но Пашкин гнев начал угасать. В самом деле, что изменится от его пыхтенья?

Посидев пару часов у Лямкиных, он, уже в сумерках, отправился в ларек, купил две бутылки пива и, вернувшись, завалился на диван. Некоторое время смотрел на мелькание цветных пятен на экране, не вникая в суть передачи, а потом как-то незаметно уснул под тихое бубнение какого-то фильма. Проснулся посреди ночи от треска и шипения, — кончились даже ночные фильмы. Выключил телевизор, но снова заснуть не удалось. Так и пролежал до утра, глядя в синеющий проем окна и думая невеселые мысли.

Какой же он идиот был, молодой, наивный идиот, верил, что его личная жизнь в дальнейшем будет только улучшаться. Что к сорока годам будет ездить на работу на собственном авто (не на дребезжащем от старости «запорожце», как отец, а на новой машине, может быть, даже на «Волге»), а по выходным, с утра пораньше — на рыбалку. Летние отпуска всей семьей будут проводить где-нибудь на море. А зимние праздники — в заводском доме отдыха, который имел свои корпуса в сосновом лесу. Всякими медицинскими прибамбасами был оснащен не хуже известных курортов. Он это знал, поскольку сам там аппаратуру в физиотерапевтическом отделении устанавливал.