Карл Вурцбергер - В пограничной полосе Страница 5

— Как тебя зовут, малыш?

— Клаус Болау. Ты похож на моего папу. У него такой же пиджак. Ты тоже солдат, дядя? Ты и папу привез?

Подозрения Бергена усилились.

— Ты уже поправился, Клаус?

— А я и не болел!

— А мама дома?

— Да. Заходи, дядя.

Берген пошел за мальчиком. Злость и возмущение овладели им. К этому примешивалось еще сожаление. На Бергена полными ужаса глазами смотрела худая, изможденная женщина.

— Вы командир Вилли? Что–нибудь случилось? Он давно не был дома. Не пишет… — Женщина разрыдалась.

Берген успокоил ее. Обещал все выяснить и сообщить. Когда он вышел на улицу, в сердце его бурлила злость. Есть же еще такие люди! Берген одернул китель и сел в коляску.

— Назад, товарищ водитель!

Дверь в комнату Мюнх была заперта изнутри. Наполовину задернутые гардины пропускали лишь слабые лучи света.

Берта Мюнх и Волау сидели за столом и пили кофе. Разговаривали шепотом: никто не должен был знать о том, что здесь находится пограничник. Несколько дней назад Бауэр справлялся, не принимала ли она вечером гостей: он слышал голоса. Она высмеяла его, сказав, что он, вероятно, ослышался: у нее был включен приемник. Но, как показалось Мюнх, рассеять его подозрения ей не удалось.

Мюнх налила кофе и поставила чашку перед Болау. Мысли еле вернулись к последнему разговору с Зимером. Настало время намекнуть Болау, что он в ее руках, и осторожно выведать, что он думает делать дальше. Она ласково посмотрела на него.

— Вилли, ты меня любишь? Можно задать тебе один вопрос? Но ты должен быть честным.

Болау поставил чашку на стол и с удивлением посмотрел на Мюнх.

— С каких это пор ты стала так пространно изъясняться? Говори, что тебе надо.

— В Западной Германии, Вилли, тоже живут немцы. Ты знаешь это? И то, что делают пограничники, — самый настоящий позор. Вы не пропускаете немцев к немцам. Вы должны стрелять в людей, которые хотят побывать у своих родственников. Странно, что такой честный человек, как ты, соглашается на это.

Приобщение к честным людям польстило Болау.

— Ты в этом ничего не смыслишь. Я еще ни в кого не стрелял и не собираюсь стрелять…

Мюнх еще сильнее прижалась к Болау.

— Значит, ты бы ничего не сделал, если бы… — Взгляд ее упал на окно, и она оцепенела. Болау тоже посмотрел туда. Внизу по улице шли Берген, Кунерт и два пограничника.

Он вскочил, опрокинув на стол чашку с кофе.

— Сволочи, они меня ищут! Говори скорее, где мне спрятаться?

— В кухню! — прохрипела Мюнх. — Я задержу их здесь, а ты вылезешь в окно и спрячешься в конюшне. Они там не будут искать. А Бауэра нет дома…

Мюнх быстро убрала чашку Болау в шкаф, а на пятно от кофе поставила поднос. Мгновение; заперла за Болау дверь и занавесила окно. Пока стучали в дверь, она успела взглянуть на себя в зеркало и собраться с духом.

— Кто там?

— Немецкая народная полиция. Откройте, пожалуйста! — Мюнх хотела было начать ругаться: вот, мол, даже в своей квартире не дают спокойно отдохнуть, но вовремя спохватилась, подошла к двери, отворила ее и заставила себя кокетливо улыбнуться.

— О! Столько мужчин! Я к этому не привыкла! Что вам угодно?

— Фрау Мюнх, у вас находится служащий пограничной полиции Болау? — спросил Эбенер.

Мюнх сделала оскорбленное лицо.

— У меня? Пограничник? Кроме меня, здесь никого нет!

— Впустите нас, пожалуйста!

Мюнх вызывающе погладила левой рукой свое округлое бедро и погрозила Эбенеру пальцем.

— Вас? Мужчину? В комнату молодой дамы?

— Оставьте это, фрау Мюнх.

— Пожалуйста, входите.

Берген быстро осмотрел комнату. В углу на стуле лежал коричневый портфель. Он тотчас узнал его.

— Чей это портфель, фрау Мюнх? Ваш?

— Нет, то есть… — Лицо ее перекосилось от ужаса.

Берген взял в руки портфель, открыл его и извлек две толстые книги, переплет которых выдавал их западное происхождение, и бутылку с остатками ликера.

— Как к вам попал портфель ефрейтора Болау? — резко спросил он. Из соседней комнаты донесся слабый шум. Берген тотчас же подошел к двери, но она была заперта.

Унтер–офицер Рихтер стоял во дворе перед входной дверью. Он волновался, слушая разговор, доносившийся из дома. И надо же было случиться так, что Болау служил именно в его отделении! Ведь он все время пытался вернуть товарища на правильный путь! И когда он, Рихтер, казалось, был у цели, приключилась эта история. А вдруг Болау не у Мюнх? От одной этой мысли Рихтер содрогнулся. Дезертирство! Позор отделению, позор всей заставе!

Ход его мыслей прервали негромкие шаги. Рихтер подошел к углу дома. Держа фуражку в руке, к конюшне бежал Болау. Он, видимо, выпрыгнул из окна. Несмотря на охватившую его злость, Рихтер почувствовал некоторое облегчение.

— Стой! Не шевелитесь, ефрейтор Болау! — Рихтер сорвал с плеча автомат.

Болау от неожиданности споткнулся и растянулся на земле. Фуражка отлетела в сторону. Затем он поднялся. Повернулся. Глаза его горели ненавистью.

Тупо уставившись вперед, Болау зашагал к заставе. По лицу его время от времени пробегала презрительная усмешка. «А что, собственно говоря, произошло? Никто не имеет права вмешиваться в мои личные дела», — думал Болау.

Когда он сел в комнате Бергена, с лица его все еще не сошло выражение упрямства. «Все отрицать. Надо узнать, что им известно», — обдумывал он свое поведение.

Берген начал допрос.

— Ефрейтор Болау, почему вы не поехали домой? Почему вы оказались у этой женщины?

Болау решил прикинуться простачком.

— Мы с женой поссорились, и сегодня утром я вернулся. А к фрау Мюнх я пришел за бельем: она мне стирает. Я как раз собирался идти на заставу, а в этот момент вы нагрянули.

Наглая ложь возмутила Бергена, но он все–таки сдержался.

— Как чувствует себя ваш сын?

— Сейчас уже хорошо.

— Зачем вам понадобилось прыгать из окна, если, как вы утверждаете, вы пришли за бельем?

— Мне не хотелось, чтобы вы видели меня у нее.

— Вот сейчас вы говорите правду, ефрейтор Болау!

— А зачем мне врать?

— А как в вашем портфеле оказались эти бульварные романы?

— Мне их дала фрау Мюнх. Я не хотел их брать…

Берген не выдержал:

— То, что вы себе позволяете, возмутительно. Ваш сын здоров. Вы не были дома. Вы обманываете свою жену! Все это время вы провели у этой проститутки. Вы разбили окно в часовне и повредили крест. Такой человек, как вы, не имеет права носить форму! Вы запятнали честь и достоинство народного полицейского. Вся застава боролась за вас, а вы самым бессовестным образом злоупотребили доверием товарищей. Теперь можете говорить!

Под тяжестью выдвинутых обвинений Болау сник.

— Это… это никто не докажет, — пролепетал он.

Берген вскочил.

— Сегодня утром я ездил к вашей жене. Как ей было стыдно за вас! Побывал и на заводе, где вы раньше работали. Там мне многое рассказали. Может быть, вы хотите очной ставки с товарищем Запертом?

Страх Болау сменился бешенством.

— Заперт подлец! Вот кого, значит, мне надо благодарить! Я ему…

— Вы ему ничего не сделаете! Хватит! — Продолжать разговор не имело смысла. — Вы хотите что–нибудь сказать?

— Я вообще больше не скажу ни слова! — зло ответил Болау.

Берген обратился к обер–фельдфебелю Эрнсту:

— Товарищ обер–фельдфебель, ефрейтора Болау взять под стражу!

— Слушаюсь, товарищ младший лейтенант!

* * *

Прошло три дня. Молча стояли в строю пограничники. На мосту остановилась машина командира отряда. Майор Рихнер вышел из нее и поздоровался с подразделением.

— Здравия желаем, товарищ майор!

В сопровождении двух часовых появился Болау.

— Товарищи солдаты, унтер–офицеры и офицеры! — начал командир отряда. — На мою долю выпала неприятная обязанность сообщить вам, что ефрейтор Болау грубо попрал законы нашего государства, моральный кодекс пограничника да и вообще честного человека. Поступки товарища Болау лишают его права носить форму солдата социалистического государства. Все воспитательные меры успехом не увенчались. Какие мотивы лежали в основе его поведения, теперь будут выяснять органы юстиции.

Мы не жалеем сил, когда надо вернуть в коллектив человека, допустившего случайную ошибку. Но мы вышвырнем из своих рядов морально опустившегося человека!

Начальник заставы посмотрел на лица солдат. Они выражали решимость и презрение.

Рихнер скомандовал:

— Застава — смирно! За подрыв чести и достоинства немецкого народного полицейского ефрейтора Болау разжаловать в рядовые, уволить из рядов немецкой народной полиции и дело о нем передать в органы юстиции для расследования. Вольно! Младший лейтенант Берген, распустите подразделение и прикажите увести арестованного. Через десять минут собрать личный состав в клубе. Состоится служебное совещание.

Более получаса выступал начальник отряда перед пограничниками.

— На этом примере вы можете убедиться в том, как важна революционная бдительность, товарищи. Насколько сознательно действовал Болау, совершая свои поступки, будет выяснено в ходе следствия. Он работал на руку врага. Мы должны сделать из этого случая соответствующие выводы и приложить все силы к тому, чтобы исключить возможность проникновения врага в наши ряды. Кто хочет высказаться?