Олег Рой - Ромео стоит умереть Страница 5

— Ну, тебе виднее, — произнесла Юля многозначительно, — я их с этой стороны не знаю.

И отправилась к себе в комнату, с тоской предвидя скорое появление отца, который примется упрекать, что вот она снова довела до слез бедную Ирочку. Но на этот раз почему-то обошлось. Должно быть, Ирочка увидела светлые горизонты, которые откроются после отбытия падчерицы, и наслаждалась чувством победы.

«Прямо как в русской народной сказке «Морозко», — подумала Юля, отправляясь спать, — невзлюбила мачеха падчерицу и выгнала ее из дома на трескун-мороз… Впрочем, мы еще посмотрим, кто кого!.. Но все же я по-умному все устроила с этим Волковым. Сразу видно, парень серьезный, он меня в обиду не даст!»

На этой мысли Юля заснула.

И снова ей приснился странный сон. Будто она Джульетта и что родители настаивают на ее браке с графом Парисом. Парис красив и богат, но Джульетта и слышать о нем не хочет, потому что любит Ромео. Однако отец и мать непреклонны, и Джульетта в отчаянии. Единственное, что облегчает ее участь, — мысль, что Ромео тоже ее любит. Она просит совета у своего исповедника, священника Лоренцо, уверяя его, что не сможет жить без Ромео и лучше умрет, чем выйдет замуж за другого! Добрый священник, проникнувшись состраданием к ней, обещает помочь бедным влюбленным. Он протягивает Джульетте красивый хрустальный флакон, оплетенный золотой нитью, с золотой же изящной пробкой в виде голубки. Внутри флакона завораживающе плещется алая жидкость.

— Что это? — интересуется Джульетта-Юля.

— Снадобье, обладающее чудодейственным эффектом. Выпей, дитя, пять капель — ровно пять, и ни в коем случае не больше!

— И что же будет тогда? — Сердце отчего-то замирает в смутном предчувствии беды.

В часовенке холодно и сыро, а Богоматерь смотрит осуждающе, словно упрекает девушку в тайном грехе. Но разве это грех — любить и быть любимой? Разве грех мечтать быть рядом с тем единственным, кто заставляет твое сердце биться чаще?.. Разве любовь может быть грехом?

— Ты уснешь, — отвечает Лоренцо с тяжелым вздохом, — так крепко, что все подумают, будто ты умерла. Тебя, дитя, похоронят в фамильном склепе, и никто не будет знать, что на самом деле ты не мертва, а только спишь… Никто, кроме Ромео, — добавил священник едва слышно.

Можно ли шутить с самой смертью? Можно, если ставка так высока.

— Спасибо, святой отец. — Флакончик с алой жидкостью, вдруг показавшейся девушке кровью, исчезает в широком рукаве дорогого венецианского лазоревого платья, так подходящего к цвету ее глаз. — Я сделаю все, как нужно.

Но почему же на лике Богоматери застыла всемирная скорбь? Почему пронесся по часовне ледяной порыв ветра? Девушке показалось, будто рядом проскользнула тень, но нет, конечно, померещилось в неровном свете горящих на лампаде свечей.

— Не побоишься? — хмурится Лоренцо. — Ну смотри, дитя. И помни: ровно пять капель.

Она вышла из храма окрыленная. Обмануть смерть можно! Можно, если все это делается ради Ромео, для него одного стучит сейчас ее сердце!.. Скоро, уже совсем скоро все свершится. Ее положат в семейный склеп, а когда все разойдутся, любимый придет в склеп, дождется ее пробуждения, и они вместе покинут Верону, чтобы тайно обвенчаться и быть вместе до конца своих дней.

А флакон в руке так холоден, что его не греет даже тепло ладони. Что семья, что родители? Сейчас важен лишь он — тот, ради кого бьется ее сердце, тот, кто в единый миг сделал само ее существование осмысленным и оправданным. Ради чего она жила прежде? Зачем вдыхала этот воздух? Нет, нет, до него всё было зря… до него ничего и не было.

— Что-то ты слишком румяна, как бы не заболела накануне свадьбы? — озабоченно щупает ее лоб кормилица.

А Джульетта-Юлия едва сдерживает торжествующую улыбку: скоро, уже совсем скоро…

Если бы дело касалось Юли — самой Юли, настоящей, реальной, которая видела этот сон, — то она хорошенько задумалась бы, прежде чем принимать такое опасное средство. Но во сне Юля была не самой собой, а Джульеттой, и у нее даже тени сомнений не возникло.

После того как несчастная влюбленная оказалась в своей комнате, сон Юлии изменился. Девушка все еще ощущала себя Джульеттой, но при этом видела происходящее со стороны, словно ее сознание раздвоилось. Юля наблюдала, как героиня ее сновидения готовится к решительному шагу, переодевается, причесывается, берет в руки инкрустированный серебряный кубок с водой и принимается отмерять капли алой жидкости из флакона. Но в это время за ее спиной появляется черная тень. Некто неведомый и невидимый девушке толкает ее под локоть, и в воду попадает несколько лишних капель снадобья.

Не заметив этого, Джульетта выпивает содержимое кубка — и падает замертво. Увидев и почувствовав все это, Юля отчаянно закричала… и проснулась.

3. Огонь

Криш позвонил ей сам и пригласил прогуляться.

Они шли по залитому солнцем скверу, пахнущему отцветающими розами и бензином — неподалеку располагалась дорога, по которой проносились машины.

— Я буду преподавать у вас историю с особым уклоном, — рассказывал Криш, — ты уже видела кое-что и понимаешь, что мифология — вовсе не оторванный от жизни предмет. Иногда в наш мир проникают существа с изнанки бытия, что-то вроде Дикой охоты, и наша задача — спасти людей от этой нечисти. Знаешь же, что зло не может войти, пока ты безупречен, пока ты сам его не впустишь?.. Впрочем, — он засмеялся, — кажется, я уже начал читать лекцию!

— Что ты, — живо возразила Алиса, — мне очень интересно!..

— Ну нет! Не готов выглядеть в твоих глазах занудой преподавателем! Пойдем лучше, покажу кое-что, только быстрее, а то пропустим! — Он потянул девушку за руку.

Они побежали по улице. Алиса, полностью подчинившись Кришу, чувствовала себя счастливой.

Они вбежали в подъезд какого-то многоэтажного дома, поднялись на лифте на самый верх. Девушка не очень удивилась, когда Криш открыл железную дверь на чердак, они взобрались по лесенке и оказались на крыше.

— Успели! — выдохнул ее спутник. — Ну что, оно того стоило?

Перед ними лежал город, казавшийся нарисованными на асфальте клеточками. Солнце медленно опускалось за горизонт, плавило небо, мешая ярко-розовые и голубые краски с азартом молодого художника-импрессиониста. Закат был такой густой, что его можно было пить, как клубничный коктейль. Алиса даже почувствовала, что он сладкий, с едва заметной горчинкой.

От этого всего немного кружилась голова. Но Криш был рядом и крепко держал за руку.

— Оно того стоило, — прошептала Алиса.

И в этот момент Криш вдруг повернул ее к себе и, серьезно глядя в глаза, поцеловал. Они целовались на крыше, озаренные клубничным светом заходящего солнца. Наверное, это было очень красиво. Как в фильмах, где герои или целуются на фоне заката, или уезжают в него в финале, романтичные и непобежденные.

«Вот ведь позер! — почему-то прозвучал в ее голове голос Олега Волкова. — Любит, чтобы всё было поэффектнее!»

«Сам дурак!» — рассердилась Алиса.

— Ты что-то сказала? — Криш все так же внимательно смотрел на нее.

Девушка смутилась, и это чувство усугубило воспоминание, что Криш может считывать мысли. Оставалось только надеяться, что эту он не считал.

— Нет, — поспешно заговорила она, досадуя на то, что щеки пылали сейчас ничуть не хуже заката. — Я… я про академию хотела спросить.

Если Криш и был раздосадован тем, что после романтического поцелуя девушка тут же вернулась в русло реальной жизни, то никак это не показал.

— Спрашивай. — Он стоял очень близко, и его присутствие, тепло тела, запах туалетной воды… еще больше волновали и будоражили девушку.

— Одна девушка с нашего курса говорила, что в вашей академии очень странные методы обучения… — выдала Алиса первое, что пришло ей в голову.

— Как раз хотел тебя предупредить. — Криш не выглядел удивленным и владел собой так же хорошо, как и всегда, Алисе даже казалось, что легче считать эмоции истукана с острова Пасхи, чем догадаться, что на сердце у Криша, — нужно во всех ситуациях сохранять самообладание, использовать свои способности и ничего не бояться.

Девушка кивнула. От такой странной рекомендации могли возникнуть вполне реальные опасения, но Алиса Панова сейчас решительно не могла думать об академии, какой бы необычной она ни была.

Общежитие находилось через дорогу от основного здания. Оно было трехэтажное, не то чтобы новое, но вполне приличное. И, самое главное, каждый студент жил в небольшой отдельной комнате, где имелась кровать, платяной и книжный шкафы и письменный стол. Простенько, но довольно уютно. Обои, занавески и покрывало на кровати были синие у мальчиков и светло-кофейные у девочек.

— Мы создаем все условия для занятий наших студентов, — рекламно улыбаясь, говорила комендантша — приятная женщина лет, может, тридцати, водившая студентов и их родителей по общежитию. — Видите, и никаких телевизоров. В нашей академии большая нагрузка, смотреть фильмы и развлекательные программы некогда, зато мы можем гордиться нашими выпускниками.