Майк Телвелл - Корни травы Страница 50

Айван вспомнил, каким большим, людным, волнующим предстал ему некогда город. Сейчас он привык ко всему и просто пытается понять течение времени. Что значит — все стало еще хуже? Ладно, кое-что хуже, кое-что лучше. А что лучше? Вероятно, он сам. Он знает сейчас гораздо больше, чем раньше, на улице может постоять за себя, регулярно ест, спит на простынях — это уже кое-что. Но что реально у него есть и за чем идти дальше, вперед? Спасибо Миста Брауну и хору, где он учился, теперь он разбирается немного в музыке, и сам Миста Браун говорит, что он может петь. Айван просто ждет своего шанса. Но все-таки, что реально у него есть? Нет, вернемся лучше к первому вопросу: что стало хуже? Может ли быть хуже по сравнению с тем, когда он только-только приехал и увидел город? Он вспомнил свои первые недели на улице, голодные дяи, когда он дошел до последней степени слабости, тупости, запуганности и спал на асфальте на рынке; он почувствовал знакомый гул в животе. «Бвай, я лучше буду спокоен. Они думают, что они крутые. Спокойствие, Айван, спокойствие». И вдруг он понял, что люди стали еще беднее, еще при-давленнее. Их нервы оголились, они стали быстрее впадать в ярость и прибегать к насилию, совсем не так, как раньше. Они всегда, конечно, горланили и вздорили, выставляясь друг перед другом, но раньше все держалось в каких-то рамках и было смягчено юмором. А сейчас и юмор стал каким-то горьким, злобным… и сами все такие раздражительные…

И полиция — они стали еще хуже. Точно. Когда я приехал в город, ездили на велосипедах или ходили пешком. Все, что они могли, — это уложить тебя на землю или ударить дубинкой. А сейчас? Сейчас они на машинах и с оружием, некоторые с автоматами. И многие молодые, как я слышал, ходят с револьверами. Ты сам говорил: они сказали, что могут в два счета решить все твои проблемы одним выстрелом.

Что-то случилось. Это точно… Но ведь это только начало, только начало… а где же конец? Что будет, что ждет нас всех? Он не мог сказать конкретно, но это будет «ужас», что-то жуткое… Как Растаман говорил: «Жуткая Жуть надвигается».

—Эй, Богарт… ты спишь?

—Нет, парень, я думаю.

—А ты помнишь, как они сказали, что скоро возьмут город?

Богарт не спросил «кто». Он засмеялся.

—Кто ж такое забудет? Дурдом их чертов, бомбаклаат.

—Но слушай… как ты думаешь, что будет, если они и впрямь попробуют, что тогда?

—А как ты думаешь, что будет? Ничего не будет, будет, братцы, одна кровавая баня.

—Вот это я и имею в виду, перемены грядут, большие перемены.

Это случилось довольно давно, когда Айван только пристал к банде. Все в Тренчтауне говорили тогда о беспрецедентном событии, Растафарианском Съезде, проходившем в открытой местности чуть западнее города. Подвигнутые невероятными слухами о странности и таинственности события, Богарт, Риган, Уидмарк, Петер Лорре, Кагни — вся компания — пришли туда.

Горели дымные факелы, вставленные в барабаны и расположенные наподобие разметки большого футбольного поля. В промежутках между ними стояли величественно-серьезные стражи с дредлоками, в расшитых золотом накидках, с мечами и жезлами в руках. В центре, напротив помоста, горел костер, а вокруг развевались красно-зелено-черные знамена со священными магическими узорами. Служители культа в мантиях курили чалис, священную водяную трубку, наполненную ганджой, и танцевали под барабанный оркестр, распевая псалом «Ты не попадешь в Зайон с умом от плоти» и:

Протри глаза свои,Встречай Рас Тафари,Протри свои глаза — и приди.Давно Рас Тафари зовет тебя,Давным-давно.Давно Рас Тафари зовет тебя,Давным-давно.И злодеи вокруг тебяГотовы пожрать тебя,Но давно Рас Тафари зовет тебя,Давным-давно.

Огромная толпа, изумленно гудящая, окружала лагерь. Такого Кингстон еще не видывал. Парни предвкушали и торопили события.

—Бвай, — шептал Уидмарк, — не хватает еще, чтобы Чарлтон Хэстон пришел со своими заповедями.

Слухи носились по толпе. Молодого быка принесут в жертву — нет, такое бывало и раньше. Это будет человек, его сожгут как ритуальную жертву. Нет, они не настолько безумны… Какой-то бородатый мужчина в состоянии сильнейшего возбуждения сообщил полиции, что он ходил в лагерь смотреть, что там происходит, был там радушно принят и приглашен на вечернюю церемонию. Он отдыхал в бараке, когда случайно услышал разговор о том, что вечером ОН будет принесен в жертву. Это было напечатано в газете «Звезда» в тот же день.

—Врешь.

—Этот мужчина сказал, что только милость Божья спасла его.

—Кто он? Как его зовут?

—Баллок, Миста Баллок.

—Чо, ты врешь как черт.

—Сам смотри, сам все можешь прочитать.

Другие говорили, что в жертву предложил себя сын вождя. Третьи — что жертвами должны стать три девственницы.

—Я вижу, они счастливчики. Где они столько девственниц нашли?

Ближе к полуночи на помосте появились три фигуры. Пение псалмов стихло. Все трое были одеты в величественные мантии, и даже издали безошибочно чувствовалась их непререкаемая власть.

—Вон тот, что, король Расты?

—Кто это такие?

—Вон тот, высокий, в пурпуре — Принц Эммануэль Давид. Вон тот, маленький, с седыми волосами — первосвященник Ракун, а тот, на одной ноге, с мечом и щитом — маленький Давид, полководец.

—Чо, гляди, какие они важные, да?

—Бвай, смотри на того одноногого Расту, как он стоит.

—Видишь, да? Чо!

Эммануэль Давид воздел руки над толпой, как Моисей над Красным морем, и гул немедленно стих. Несмотря на отдельные смешки, толпа была покорена, и странно было видеть ее столь послушной авторитету. Королевский голос Эммануэля Давида набатом разнесся в тишине. Он объявил, что из-за злых козней Вавилона и коварных планов гонителей праведников в вечерней церемонии произойдет изменение. Жертвоприношение, намеченное на вечер, будет перенесено.

— Поди лучше разыщи Баллока, — крикнул кто-то, и толпа разразилась смехом.

Эммануэль Давид возвышался над толпой, недоступный смеху. Святому Ракуну, возлюбленному Бога, было послано новое видение. Новое видение от Бога Всемогущего, Иего Джа

Рас Тафари. Джа-Бог велел, чтобы этой же ночью город был захвачен и очищен от скверны, реха и зла.

—За одну ночь город не очистишь от скверны, — проворчал какой-то скептик. -Даже если все вы святые.

Этой же ночью, утверждал Эммануэль Давид, город будет отдан в руки праведников, как если бы Иерихон был отдан в руки Джошуа; как если бы железные врата Газа пали прежде, чем их сокрушила Самсонова мощь, да и Пять царей аморитов были прежде израэлитов: Адонезек, царь Иерусалима; Ногам, царь Хеврона; Пирам, царь Ярмута.

Красноречие Принца было зажигательным. Слыша эти грозные слова, идущие в возвышенном ритме, его последователи танцевали и голосили от радости, взмахивая мечами и жезлами. «Избавление, избавление!» — провозглашали они, и их бородатые лица с черными патлами светились от экстаза и долгожданного освобождения, ныне оказавшегося наконец в их руках. «Растафарай!!! — пели они. — Да снизойдет на меня благодать Зайона».

Так велики были страсть и пыл, встретившие заявление Принца, что захват и очищение города казались уже свершившимся фактом. Радость ликующей братии вызвала в толпе неподдельное возбуждение.

— Что ты думаешь, Риган? Как ты считаешь, они это могут? — многозначительно прошептал Уидмэрк.

—Не знаю, откуда мне знать, — ответил Айван. Он вспомнил истории Маас Натти о черных; войнах и героях и хотел всему верить.

Но что-то было не так, что-то в этой странной армии не соответствовало тому, о чем говорил Маас Натти. И все же…

Не закрывая ртов, толпа восторженно наблюдала за тем, как Принц Эммануэль Давид и примкнувшие к нему первосвященник по правую руку и одноногий полководец по левую возглавили шествие. Над их головами реяло огромное знамя, за ними следовали служители культа в парчовых одеяниях, «по старинному магическому закону Мелхиседека» благоговейно неся что-то обернутое в ткань, о чем говорили, что это «Ноев Ковчег». Затем шли барабанщики, а за ними все войско, «жуткие» воины Найябинги, танцевавшие исступленно, но почему-то без оружия, если не считать деревянных посохов и почти игрушечных мечей и копий. Судя по всему, они были вооружены только верой. Шествуя по спящему городу, поддерживаемые толпой любопытных и скептиков, они били в барабаны, звенели тамбуринами и пели псалмы, прославляющие имя Божье:

Слово Господа нашего БогаДжейхаджа Рас Тафари -Милость и правда тем,Кто держит Его Ковчег и Его Заповеди.Ибо Хайле сей человек, Селассиай,Джейхаджа Рас Тафари,Негус Негусов,Король Королей,Бог Богов,Побеждающий Лев колена Иудина,Избранник Неба и Светоч Мира Сего.Селаах.

—Лев колена Иуды, — провозглашали они, — разобьет все цепи, принесет нам победу. Он воздаст нам за все.

Они не оставили в этом сомнений, когда вознесли песнь радости к своему Богу и в экстазе пустились в пляс перед Ковчегом.