Артур Япин - Сон льва Страница 50

Наконец Бог встает на колени, наскребает кучку земли, спрессовывает, мнет ее и лепит из нее человека. Делает тому носик из глины — эй, престо![185] — и вдувает в него жизнь.

Бог поселяет человека в Саду Эдема и некоторое время наблюдает, как тот радостно резвится и шалит в одиночестве, абсолютно свободный и лишенный какой бы то ни было цели. На это Бог решает ответить радикальной мерой. Он творит второго человека, и отныне первый больше не волен свободно скакать вниманием с одного на другое.

Теперь он должен считаться с другим существом и научиться выбирать между ею и собой. Но даже тогда эти двое все еще продолжают метаться из стороны в сторону, только теперь уже взявшись за руки. Пока они не осознают своих границ, у них нет потребности в развитии. Мужчина и женщина чувствуют себя совершенно свободными и счастливыми и не мечтают о прогрессе.

Бог, приложивший все силы, чтобы направить творение в нужное русло и поднять до человеческого уровня, был настолько сбит с толку, что вынужден взять денек отгула, дабы спокойно поразмышлять над последствиями своей деятельности. Не может быть, что в результате Его начинаний ему придется лишь наблюдать, как эта парочка целыми днями бегает друг за другом между четырьмя потоками, которыми Он на всякий случай огородил рай? Размышляя над тем, как бы ему форсировать развитие, Бог окидывает взглядом все Свое Творение. Да, Он однозначно продвинулся. Ведь сначала у Него был один лишь хаос. Теперь же есть выбор между небом и землей, сушей и водой, светом и тьмой, мужчиной и женщиной. Сначала возможности были неограниченны, теперь, по крайней мере, что-то уже изменить нельзя. «Странно, — думает Бог, — чем больше ограничений, тем лучше результат.

Похоже, возможности только увеличиваются, когда для них остается все меньше и меньше места».

Взглянув на этот феномен со стороны, Бог открывает закономерность: все новое рождается благодаря ограничениям! Когда Он ограничил небо, возникла земля, когда оттеснил воду — появилась суша, когда собрал свет в пучок, возникла тьма. Ограничив одно, даешь шанс проявиться другому. Словно из-за уменьшения свободы передвижения, все явления вынуждены совершенствоваться и соревноваться друг с другом. Бог понимает: творить — это постоянно ограничивать.

Когда что-то делишь, оно преумножается. Остается меньше возможностей, но именно потому идет развитие! Согласно этому простейшему принципу действует новая Божественная игра.

Сначала Бог самолично делил и ограничивал, но когда люди научатся различению, то смогут приступить к этому сами, как боги. У Него, в конце концов, есть и другие дела. Нужно только запустить механизм прогресса так, чтобы человек продолжал двигаться самостоятельно. Это кажется Богу настолько простым и гениальным, что Он не понимает, как раньше до этого не додумался. Не откладывая дело в долгий ящик, Бог отделяет добро от зла. Ограничивая их, Он создает их. Отныне одно не сможет существовать без другого.

Единственное, что Ему надо еще сделать, — дать знать тем двоим в раю, что отныне их веселая свобода разделена, и теперь им нужно выбирать из двух возможностей, а по сделанному выбору их будут судить. Бог показывает людям первое попавшееся дерево в раю, содержащее познание добра и зла, и — чувствуется рука мастера, — запрещает им вкушать его плоды.

И что же? Его план работает! Запрет мгновенно пробуждает у людей желание его нарушить. Их мысли теряют былую свободу и ограничиваются добром и злом. Не успел Бог удрать, как две новоиспеченные силы начинают сражаться за территорию в головах людей. Когда люди не выдерживают и посягают на запретный плод — в точности как Бог и предполагал, — Он делает вид, что глубоко оскорблен и выдворяет обоих за границы рая.

Люди в шоке оглядываются вокруг и смотрят на предоставленные им пределы. Когда рай им запрещен, у обоих рождается горячее желание его обрести вновь, и они начинают творить свой собственный.

— Молодцы! — кричит Бог им вслед. — Идите и размножайтесь!

При этом Он изо всех сил старается сдержать смешок, ибо на самом деле имеет в виду: — «Идите и делитесь!» — что в сущности одно и то же.

Так начинается история человечества. Для Бога это было не труднее, чем заставить петь соловья, выколов ему глаза.

И Ему это столь же сладко, ибо не успели люди переспать друг с другом, как их дети уже разделились, а Богу не пришлось пошевелить и пальцем. Отныне Он будет лишь косвенно вмешиваться в их дела, может быть, когда заскучает; и если вмешается, то только ради их блага, чтобы помочь им, ограничивая их свободу.

Однажды Он оттеснит все живое на ковчег, и человек, качаясь на волнах всемирного потопа, не только позаботится о домашних животных, но и разовьет волю, необходимую для выживания. Или Его вклад в Вавилонское столпотворение. Он разделил единый общий язык, понятный всем, и назначил каждому народу свой собственный, чтобы они научились пользоваться языком жестов. У Авраама Он отбирает пропитание, у Моисея — страну. Он подобен руслу реки, в котором поток тащит народы вперед и вперед.

Наконец, считает Бог, настало время сделать людей окончательно подобными Ему. Он дает им десять заповедей, и теперь они сами могут судить — что хорошо, а что плохо. За первое они будут вознаграждаться, за второе — наказываться. Бог записывает Заповеди как можно понятнее, чтобы не возникло разночтений и всегда можно было бы на них ссылаться.

Когда все человеческое получается столь узко ограничено, в людях рождается сознание греховности. Внезапно они придумывают название тому, что до сих пор лишь смутно ощущали. Поскольку чувства теперь не свободны, человеку приходится учиться размышлять, и его природа навсегда зажимается в тисках разума. Плотины в голове не позволяют сердцу устраивать наводнения.

Так болезнями, голодом или тиранией Бог гонит свои творения вперед по старинному принципу американских боевиков: где каждое препятствие вынуждает убегающего героя придумывать что-то новое; то, что он в противном случае никогда бы не сделал. Человек обнаруживает в себе все больше и больше новых возможностей, и после очередного «кровавого» приключения начинает что-то понимать и видит впереди новое бытие — «хэппи энд», доселе — далекое и туманное. Человек творит историю не благодаря свободе, а всякий раз предпринимает что-то новое, чтобы бежать из тесноты текущей ситуации. Наконец в самом тесном пространстве нас ловит Бог, надеясь, что неподвижные, как Иосиф в темнице, мы, в конце концов, поймем, о чем мечтаем.

Именно разум в итоге прорвал блокаду, устроенную человеку Богом. Возможно, Творцу не следовало доверять свои заповеди камню. Увековечив Свои мысли, Бог Сам навел человечество на мысль.

Поняв, что грех содержится в неразумной части их существа, выпадающей за рамки установленных Богом правил и именно поэтому являющейся источником греха, люди пытаются основательно изучить все, что выходит за пределы их разума. Все, что выше их ограниченного духа, они хотят привести к тому масштабу, который они в состоянии объять.

Из всего недоступного человеческому духу, Божественное, конечно, самое непостижимое. Непостижимое — означает неразумное, а неразумность ведет к греху. Поэтому люди пытаются описать Бога.

Они стараются постичь Его чудеса, что скрываются в распускающихся почках деревьев и во вздохах ветра. Они похожи на зрителей, которые не могут насладиться фильмом, не зная химического состава пленки. Сначала они намертво прикрепляют к небу и связывают друг с другом линиями непостижимые для них звезды, так что каждая звезда перестает быть свободной в бесконечности, а должна отныне относиться к какому-либо зодиакальному знаку или системе. По этим линиям люди рисуют картины, напоминающие им известных животных или предметы. Так они включают непостижимую Вселенную в свой человеческий мир.

Но и знаки зодиака для людей что-то слишком свободно передвигаются по небу: то они здесь, то где-то в другом месте. Люди определяют их пути, и как следопыт, изучивший тропы своей добычи, ловят небесные тела, так же, как сетями и лассо ловили диких животных, чтобы приручить и использовать. Люди окончательно устанавливают их орбиты на небосводе, высчитывают их значение и верят, что могут узнать по звездам будущее.

Приведя чудеса небес к понятным им пропорциям, люди так же поступают и с остальными поражающими их феноменами. Они не могут позволить свободно летать даже птицам: слишком напоминает их вольный полет об их собственной былой неограниченности; они сажают их в клетки или препарируют и надеются, проанализировав горстку внутренностей, уменьшить область непонятного.

В этот исторический период художники изменяют величественные черты Христа, придав ему страдающее выражение умирающего, во всех церквях Эмилии-Романьи и ее окрестностей. Радостная Мария превращается в Скорбящую Божию Матерь. Святые носят маски мясников или пекарей.